— А знаешь, Мартин, тебе вовсе не обязательно уходить со мной в плавание. — Голос его звучал мягко.
— Знаю.
— Тебе, наверное, даже и не хочется. И Сузанна тоже, я думаю, против. Я все пойму, если ты прямо сейчас откажешься. В конце концов, у меня останется три месяца, чтобы найти замену, а это очень большой срок.
— Отец, мы уйдем вместе. Ничто меня не остановит.
— Вот и славно, — кивнул он. Протянул руку и ласково потрепал меня по плечу. — Я очень рад слышать, что у тебя такие настроения.
Погодное окно выпало на следующий день. Я решил не ездить, тем более что денек был ясный, теплый, «вертолетный», и мои шоферские услуги не требовались. Питерсен зафрахтовал буксир и баржу, «Темное эхо» лебедками подняли на борт и закрепили без всяких несчастных случаев. После короткого путешествия по невинно-голубой воде ее вновь сняли с баржи, опять-таки без печальных последствий. Тем вечером отец по телефону изрек, что мутно-серая погода на прошлой неделе была своего рода вагнеровским сном Фрэнк Хадли не присутствовал при извлечении яхты из сухого дока.
— Не спрашивай меня, где он околачивался, — сказал отец. — Наверное, повез набивать соломой чучело своего дурацкого дельфина.
— Как там Питерсен?
— Олицетворение компетентности. Говорю тебе, Мартин, это морской волк, просоленный до пяток. К тому же талант по части организации. Люди его слушаются, можно сказать, заранее.
Я покивал, что есть, разумеется, глупость, когда ты беседуешь по телефону. Но мне не нравился Джек Питерсен и вряд ли мог понравиться в будущем.
Впрочем, он сдержал все те обещания, которые изложил в своем авиапочтовом послании к Хадли. Никакого травматизма на производстве не наблюдалось. Апрель принес нам длительный период теплой весенней погоды, и небольшая, сколоченная Питерсеном бригада неукоснительно шла по графику. Возник, правда, спор, следует ли ставить новый дизель, а если да, то какого типа. Я воздержался от участия в дебатах. Отец хотел, чтобы яхту погоняла лишь сила ветра. Питерсен же считал, что дизель на борту — это дань чисто практическому аспекту. Он никоим образом не скажется на эстетических качествах яхты, но зато позволит малоопытным морякам вроде нас с отцом без происшествий маневрировать в гаванях при постановке и снятии с якоря. Питерсен также сказал, что двигатель будет одним из тех немногочисленных новшеств, которые улучшат ходовые характеристики судна без ущерба для его конструкции. К прочим нововведениям относились наисовременнейшая радиостанция, спутниковая навигационная система, а также радар с гидролокатором, чтобы мы не налетели на берег и не проломили днище на подводных камнях или коралловых рифах. Все это хозяйство предполагалось питать от аккумуляторов.
Отец как-то особенно мучительно раздумывал над преимуществами и недостатками дизеля. Пожалуй, будет преувеличением сказать, что эти муки носили характер агонии, хотя… Ведь Сполдинг-то, герой-вояка и гоночный чемпион, ни в каких двигателях не нуждался. По слухам, Питерсен лишь расхохотался на этот довод и заявил, что если бы миниатюрные, чистенькие турбодизели нынешней эпохи были доступны в те далекие времена, то его прапрадедушка обязательно оснастил бы «Темное эхо» такой замечательной вещью. Отец признался потом, что конечным аргументом выступило заверение, что подобный двигатель не помешает официально классифицировать яхту как подлинно винтажную шхуну. Однако я лично думаю, что действительно решающим доводом был тот вес, который он приписывал мнению Питерсена, что явилось логическим следствием очевидной опытности американца и того впечатляющего прогресса, который он демонстрировал ходом ремонтно-восстановительных работ на борту.
Отец очень хотел, чтобы я присутствовал при двух важных событиях: крепление новой грот-мачты и установка на носовой палубе кабестана с цепью и якорем. И то и другое намечалось выполнить в течение мая. К тому моменту мои теоретические познания в мореходном искусстве были достаточно внушительны, и я был в состоянии выйти из Уитстейбла и обогнуть остров Шеппи под парусом. Однако у меня стали появляться подозрения, что надо бы набить руку и на борту винтажной шхуны, аналогичной «Темному эху». Лишь после этого я смогу подняться на отцовскую яхту, испытывая хоть какую-то уверенность.
Я провел интернет-поиск и нашел турфирму, которая позволяла клиентам изображать из себя моряков девятнадцатого столетия на борту различных восстановленных судов и их копий. Все они были намного более спартанскими, нежели переоборудованное «Темное эхо». Полагалось спать в гамаке, мыться на палубе в бочке с дождевой водой, а после захода солнца единственным источником освещения в кубрике были керосиновые лампы. Даже провизия во многом напоминала тот рацион, который был принят полторы сотни лет назад. Для питания в основном шли галеты, солонина и сухофрукты. Свежей могла быть только рыба, которую ты сам и ловил на лесу. Все очень в духе Джозефа Конрада. Как раз тот самый учебный курс «с погружением», который мне и требовался.
Очередной вояж на шхуне был у них запланирован на конец апреля. Если присмотреться к деталям, то, наверное, здесь годится скорее атмосфера Эрскина Чилдерса, чем Джозефа Конрада. Судно вышло из Роттердама, прошло Северным морем к Восточной Фризии с ее цепочкой островов возле побережья Нижней Саксонии. Промозглый, ветреный и даже, можно сказать, заброшенный уголок. Вернее, такое впечатление об этом месте я вынес из книжки Чилдерс «Загадка песков». Нам предстояло бросить якорь у острова Бальтрум и провести там пару ночей, чтобы орнитологи-любители, входившие в состав нашей разношерстной команды, могли предаться своему мазохистскому увлечению. Затем планировался обратный переход в Роттердам, а оттуда короткий каботажный рейс до Антверпена, где судно встало бы на мелкий ремонт и пополнение запасов. Шхуна именовалась «Андромеда» и первоначально была зарегистрирована под британским флагом. Ее киль заложили на шотландском Клайде в 1878 году, когда сэр Уинстон Черчилль был еще четырехлетним карапузом. И про телефон в ту пору никто не слышал. Словом, мне предстояло вверить свою жизнь Северному морю и той лодке, которую построили аж за десять лет до Джека-потрошителя с его коротенькой, но насыщенной карьерой головореза.
Идея казалась очень хорошей. Судовождение на предательском мелководье рядом с архипелагом, куда мы направлялись, слыло занятием не для слабонервных. Сильные течения и резкие колебания уровня моря в периоды приливов и отливов. Частый и непроницаемый туман. Да плюс к тому стихийная мощь Северного моря. Я многому научусь.
— А ты мне привезешь какой-нибудь гостинец? — спросила Сузанна.
— Наверное, цингу, — ответил я, — коль скоро у нас будет такая диета.
Она рассмеялась. Сузанна не возражала против моего путешествия, тем более что оно, по идее, должно было совпасть с ее последней, вдохновленной Майклом Коллинзом командировкой в Ирландию. Неделей раньше Сузанну одолело любопытство, и она попросилась съездить на лепскую верфь, чтобы лично познакомиться с «Темным эхом». Мы отправились на машине, нарочно решив устроить сюрприз Джеку Питерсену. Я не хотел давать ему время на подготовку какой-нибудь церемонии встречи Сузанны, где бы он смог пустить нам пыль в глаза.
Питерсен, похоже, и в самом деле был рад нас видеть, а в отношении Сузанны проявил массу куртуазного обаяния выходца из Новой Англии, чуть ли не флиртуя, — и ей, кажется, это нравилось. В тот день покровы с «Темного эха» были сняты, и солнечные зайчики плясали на начищенной латуни иллюминаторов и прочих дельных вещей, которые слепили глаза яркими отблесками. Яхта пахла свежераспиленным деревом, краской и лаком. А в просторной капитанской каюте стоял богатый аромат полироли и роскошной дубленой кожи, которую мой отец заказал для обивки мебели.
Сейчас яхта радикально отличалась от того судна, на чьем борту я некогда пережил мгновения ужаса. Все было чистым, целым и новехоньким. Экскурсия по шхуне солнечным днем, в сопровождении Сузанны и Питерсена, превратила мои прежние страхи в нечто нереальное и граничащее с галлюцинацией. Я вдруг понял, что имел в виду отец, когда назвал странный период пребывания яхты на верфи Хадли «вагнеровским». Впрочем теперь зловещее марево рассеялось. Ступеньки трапа заменили. Они были твердыми и упругими под моими ногами, причем во время спуска я не испытывал ни опасений, ни нехороших предчувствий. Единственный встревоженный взгляд, который я позволил себе бросить в каюте, был направлен на ту стену, где раньше висело зеркало. Но сейчас от него не осталось и следа. Я заметил, что Сузанна пару раз вопросительно посмотрела в мою сторону, однако ей не требовалось беспокоиться на мой счет. Физическая реальность, коей я был сейчас свидетелем, яркая пышность интерьера заставили мой предыдущий опыт пребывания на борту испариться из памяти, как это обычно и бывает с кошмарами.
После этого необъявленного визита на лепскую верфь мы с Сузанной почти не обсуждали предстоящий вояж отца. Она задала пару вопросов насчет Питерсена. На второй из них я ответил встречным вопросом, уж не глянулся ли он ей. Пришлось увертываться от книги, которую она в меня швырнула. Сузанна не стала повторять вопрос. Возникало впечатление, что экскурсия и на нее подействовала успокоительно. Мы не обсуждали эту тему. И все же впечатления на борту восстановленного «Темного эха» напрочь отличались от моего видения Гарри Сполдинга, состоявшегося под брезентом. То же самое относится и к мрачным тайнам братьев Уолтроу вкупе с игроком по имени Габби Тенч. На фоне визита в Леп эти события смотрелись куда более симптоматическим олицетворением той болезненной и истерической эпохи, нежели собственно яхта.
Сузанна перекинула пальто через руку и нагнулась за сумочкой, чтобы повесить ее на плечо. Прядь волос упала ей на лицо, и она фыркнула, сдувая ее в сторону. Сузанна стояла в коридоре — стройная, решительная и восхитительная.
— Это очень эмоциональная вещь, да? Прощание с Майклом Коллинзом?