процветать.
Когда я обернулась взглянуть на них, что-то в моем взгляде заставило смех стихнуть. Я подошла ближе, вынула незажженную сигарету из губ жестоко выглядевшего человека и зажала ее губами. Машинально другой охранник протянул мне зажигалку.
Я нажала кнопку, чтобы брызнуть бутан в сложенную чашечкой ладонь, а затем щелкнула зажигалкой так, что пламя загорелось у меня в руке. Это был простой трюк, которому я, избалованный ребенок, научилась в подростковом возрасте, но, судя по тому, как охрана наблюдала за тем, как я прикуриваю от огненного шара в своей руке, они, должно быть, решили, что я ведьма.
Я всегда была фанаткой «Практической Магии».
Я сунула сигарету обратно в вялые губы охранника, и когда сигарета вспыхнула, послышались проклятия, и они оба отскочили, хлопая себя по одежде.
Затем я развернулась, чтобы уйти. Ладонь горела под холодным русским небом, а губы тронула первая искренняя улыбка.
Глава двадцать пятая
madrugada (сущ.) – момент рассвета, в который ночь приветствует день
Сунув руки в карманы, я стоял перед окном библиотеки, наблюдая, как свет обшаривает горизонт. Дедушкины часы пробили восемь утра, извещая, что, вернувшись вчера ночью из Москвы, я проспал меньше трех часов. Но когда встает солнце, встаю и я.
От старых привычек трудно избавиться.
Тихое зимнее утро осталось тихим, когда первый луч света достиг носков моих ботинок. В тонком золотистом луче плавали пылинки. Эта картина напомнила мне солнечный свет, просачивавшийся сквозь грязные окна квартиры. Об облачках дыхания, срывавшихся с потрескавшихся губ, голоде и исчезающих желтых синяках.
В моем детстве с первыми лучами солнца нам с братом приходилось бегать по улицам и воровать булки в местных пекарнях. Кристиан обследовал булочную, а я делал грязную работу. Наша мать не умела готовить. И не была той матерью, которая кормит своих детей. После ее смерти мы остались бездомными и стали жить лучше. По сей день я по-прежнему просыпался каждое утро бодрым, готовым искать еду. Такую непроизвольную реакцию можно было бы назвать травмой, но я считал, что это звучит несколько драматично.
Когда свет блеснул на льняной шевелюре, волна жара пронзила меня, скользнув вниз, чтобы затвердеть в паху, и тело напряглось. Восходящее солнце создало идеальную иллюзию нимба на макушке Милы, прежде чем она скрылась за деревьями, окружавшими мой дом. На секунду мне показалось, что я настолько сексуально подавлен, что она мне привиделась. Одному Богу известно, сколько раз я думал о том, чтобы запустить руку в ее волосы, пока она будет отсасывать мне. Уверен, Он бы этого не одобрил, но, возможно, ради всеобщего счастья Ему следует снизить планку своих ожиданий.
В поле зрения мелькнуло платье с подсолнухами, а я, черт возьми, был уверен, что мое воображение не способно представить цветочные узоры. Очевидно, Мила вставала так же рано – или встала в попытках найти путь к спасению. Меня это почти не беспокоило.
На меня нахлынул вчерашний день: вкус ее губ и ощущение тела, прижатого к моему. Единственное, что удержало меня от того, чтобы трахнуть ее прямо у стенки душа, была навязчивая мысль о том, что я обманом втянул ее в то, с чем не могли справиться ее молодые играющие гормоны, и что ее покорность не была искренней.
Я мог быть щедрым, когда хотел.
С того момента мое решение было, словно кость в горле.
Существовало миллион полезных дел, которыми я мог бы заняться прямо сейчас, но я стоял, чувствуя потребность посмотреть, чем занимается моя зверушка в это раннее утро.
Когда Мила вышла из-за дерева и оказалась в поле зрения, я прищурился и скользнул взглядом вниз по ее телу. Она была мокрой и грязной, роскошная шуба, которую я ей купил, свисала с одного плеча. Теперь ее не приняли бы даже в благотворительном магазине. Если бы я не был уверен, что у меня нет свиней, я предположил бы, что она валялась в свинарнике. Но самая нелепая часть того, что я видел, не имела ничего общего ни с ее внешним видом, ни с тем, что она делала.
В комнату вошла Юлия, послышался знакомый шелест ее платья. Прежде чем она успела объявить, что завтрак готов, я жестом попросил ее подойти и встать рядом, спросив по-русски:
– Объясни это. – Я видел все так же ясно, как и Юлия, но мне все еще нужно было подтверждение.
Она помедлила, склонила голову, чтобы рассмотреть все под другим углом, затем выпрямилась и скрестила руки.
– Девушка лезет на дерево с птенцом клеста в руках. Должно быть, хочет понять, сможет ли он летать.
Я провел большим пальцем по нижней губе, приподнявшейся в скупой улыбке. Я знал, что Мила не станет сбрасывать птенца с ветки. Скорее всего, он был слишком мал, выпал из гнезда, и она хотела положить его обратно.
– У птиц есть паразиты. – Юлия сморщила нос. – И ей лучше не тащить всю эту грязь в дом.
– Спасибо, Юлия. Я скоро подойду завтракать.
Она кивнула, довольная тем, что смогла быть полезной, и вышла из комнаты.
Вскоре у Милы появился зритель. Павел шагнул в поле зрения и, кажется, был готов поймать ее, если она упадет, что было смешно, учитывая то, что ростом Мила была выше, и она бы опрокинула его следом за собой. Стало ясно, что ему больше хотелось заглянуть ей под юбку. Я не мог винить парня, но одновременно почувствовал странное желание ударить его по лицу.
А потом появился Альберт, самый разумный из всех, который просто наблюдал, как Мила лезет на дерево с птицей в руке. Ее ботинок скользнул по ветке, и в снег упала кора, прежде чем она нашла опору получше.
Я почувствовал зуд и дискомфорт во всем теле. Лучше бы Юлия не добавляла мяту в мой чай. Она знала, что у меня аллергия и крапивница похуже, чем в рекламе «Бенадрила».
Достав телефон из кармана, я набрал Альберта и поднес трубку к уху.
– Да?
– Спусти ее оттуда немедленно, – приказал я по-русски.
Он бросил взгляд через плечо, чтобы встретиться взглядом со мной.
– Я пробовал, босс. Она не слушает.
– Хочешь сказать, что не можешь согнать оттуда гребаную девчонку?
– Нет. Только не эту.
Что, мать его, такого особенного было в этой девушке? Мой взгляд скользнул вверх по дереву, наблюдая за восхождением Милы. Насколько высоко было гнездо? Под самым небом? Я стиснул зубы и спросил:
– Почему она выглядит так, будто занималась борьбой в грязи в бикини?
Он помедлил, прежде чем признаться.
– Она играла с собаками.
На мгновение воцарилась напряженная тишина.
– Только не Хаос. – Это был скорее рык, чем вопрос. Пес стал агрессивным и непредсказуемым, его следовало усыпить.
– Нет.
Я был рад, что у него хватило здравого смысла.
– Я сказал ей, чтобы она не трогала птенца. Мать теперь не вернется в гнездо.
Вот почему Хаос все еще дышал, хоть и покусал пятерых моих людей. Альберт и гребаную мошку не смог бы убить.
– Это миф, – нетерпеливо сказал я ему.
Он почесал щеку и издал звук, в котором звучало все, что угодно, только не доверие.
– Именно так она и сказала.
– Я хочу, чтобы через пять секунд она спустилась, – рявкнул я и повесил трубку.
Последнее, чего я хотел сейчас, это уговаривать Милу спуститься с гребаного дерева. Она, вероятно, оскорбит меня прежде чем полезть выше, а если мне придется коснуться ее прямо сейчас…
Альберт спорил с Милой, которая явно неистово протестовала против попыток ее снять. Вернув птицу в гнездо, она начала свой спуск. Облегчение было недолгим – в трех метрах над землей она соскользнула с ветки. Она скользнула на тридцать сантиметров, прежде чем нашла новую опору, и, если мне не показалось, рассмеялась. Альберт схватил ее за лодыжку и потянул вниз, подхватив на руки, прежде чем поставить на твердую землю.
Я наблюдал, как Мила выбирает сосновые иголки из грязной шубы.
Дайте мне холодную темную камеру, где сидят пятеро людей, желающих меня убить, и я сделаю из них оладьи. Но дайте мне ее, и я не буду знать, что с ней делать, кроме как трахнуть. Хотя к этому еще следовало подобраться, так что, признаться, я чувствовал себя немного не в своей тарелке.
Мой телефон звякнул, и, радуясь возможности отвлечься, я вынул его, чтобы прочитать сообщение.
Надя: Я так давно тебя не видела. Тебе меня не хватает?
Мне не хватало секса, в этом я был чертовски уверен.
Уголком глаза заметив движение, я поднял взгляд и увидел, что Павел идет к Миле. Парень потер шею и сказал что-то. Похоже, он пытался общаться на английском. Вероятно, ужасно. Но она ни за что не скажет ему об этом.
Надя: Приезжай сегодня. Я приготовлю тебе ужин… и десерт.
Я: Полина готовит лучше.
Надя: Она и член сосет лучше?
Я: Дай мне минуту, и я выясню.
Я бы никогда не позволил себе такого с моим поваром, но иррациональное возбуждение зудело под кожей, с каждой секундой становясь все сильнее.
Надя:
Надя: Что насчет твоей американки? Она так же хорошо, как я, знает, как заставить тебя кончить?
Я стиснул зубы. Мне не нравилось, что Надя упоминает Милу.
Надя: Ручаюсь, не знает.
Вскинув взгляд, я увидел, что Павел покраснел. Парень, с болтающимся на шее АК‑47.
Надя: Что с тобой в последнее время? Я извинилась за тот случай…
«Тот случай» произошел в последний раз, когда мы виделись, когда она разгромила свою гримерку в порыве ревности, потому что я не принял переданное ею в записке предложение отсосать мне во время антракта.
Надя: Я переспала вчера кое с кем.
Я: Я в шоке.
Я не был в шоке.
Надя: Он вылизывал меня
Надя: Было приятно для разнообразия…
Она вела себя так, будто ей не хватало внимания, но я знал, что мужчины и женщины удовлетворяли ее орально… Часто. Она просто хотела увидеть меня на коленях. Я бы лучше пропустил свой член через мясорубку.