– Отлично. Оладьи. Но ты закончишь игру после того, как поешь.
Она широко улыбнулась, спрыгнула с постели и прыгнула в объятия отца. Он поднял ее, и она поцеловала его в щеку.
– Люблю тебя, папа.
Его взгляд смягчился.
– Я тоже тебя люблю, маленькая волчица.
Когда он развернулся чтобы уйти, Кэт обняла его руками за плечи и сказала:
– Хочу шоколадные хлопья в оладушках. И фруктовые колечки. Я буду так рада, папа!
По влюбленному выражению лица Кристиана было ясно, что в оладушках его дочери будут и шоколадные, и радужные хлопья, что бы ни случилось. Ронан откинул голову на спинку кровати и усмехнулся тому как брата уложили на лопатки. Кристиан мрачно посмотрел на него, бросил взгляд на меня, затем посмотрел на брата. Ронан прищурился. Легкая улыбка тронула губы Кристиана, затем он вынес Кэт из комнаты.
Их уход оставил в моей груди гложущую дыру. Я подумала о своем папе и о том, что его любовь никогда не была такой глубокой, как та, что я только что увидела в глазах Кристиана. Я могла по пальцам одной руки сосчитать, сколько раз он говорил, что любит меня. Как я тосковала по его ласке и редко получала даже объятия. Из-за таких мыслей в груди росло чувство вины. Папа пожертвовал собой ради меня. Разве это не самое сильной выражение любви?
Тем не менее, меня пронзила тоска по той явной любви, которой у меня никогда не было и которая скоро будет потеряна для меня навсегда.
– Ронан, – сказала я с беспокойством. – Я хочу поговорить с папой.
Он посмотрел на меня, держа в руке телефон. Блеск в его глазах был молчаливым «нет».
Я сглотнула.
– Пожалуйста… Возможно, я больше никогда его не увижу, и мне это очень нужно. – Мой голос дрожал от эмоций. – Мне правда нужно поговорить с ним.
Он смотрел на меня мгновение, затем потянулся к тумбочке, вытащил мой телефон и вручил его.
– Включи громкую связь.
Я облегченно выдохнула.
– Ладно.
Дрожащими руками включив телефон, я оказалась завалена массой входящих. Больше всего от Картера. Очень много от Картера. Этот мужчина едва уделял мне время, если только у нас не было обязательного свидания. Мне стало интересно, не было ли у него неприятностей от своего отца из-за того, что он позволил своей почти невесте исчезнуть.
Найдя номер папы, мой большой палец заколебался, затем я нажала «вызов» и включила громкую связь. Положила телефон на бедро, живот крутило от каждого пронзительного гудка. Затем они прекратились.
– Алексей.
В горле встал ком.
– Папа.
Он выдохнул с облегчением.
– Мила…
Слеза скатилась по щеке. Краем глаза я заметила, что Ронан встал на ноги и отошел выглянуть в окно.
– Привет, папа. – Я не знала, что еще сказать и почему все казалось таким неловким.
– Как ты?
– Я в порядке. – В постели твоего врага по собственной воле. Вина разъедала внутренности.
– Это правда? Или ты говоришь так только потому, что ублюдок слушает?
Я поежилась от оскорбления, горло сжало от потребности защитить Ронана, но я не знала, как это сделать. Слишком много враждебности окутало комнату, все могло взорваться от одного неверного слова.
– Он тут, слушает. Но клянусь, я в порядке.
Я практически слышала, как проворачиваются шестеренки в голове у папы в попытке понять, почему Ронан разрешил поговорить с ним. Этот телефонный звонок не мог дать Ронану никаких преимуществ. Должно быть, папа поверил, потому что ответил:
– Хорошо. Мила, нам надо кое-что обсудить. То, что касается тебя после того, как меня не станет.
Еще одна слеза скатилась по моей щеке.
– Ладно.
– Тебе нужно выйти за Картера, ангел.
Плечи Ронана напряглись, он повернулся посмотреть на меня, но я не смогла найти в себе смелости взглянуть на него.
– Я знаю, он не лучший выбор…
– Он никогда не был моим выбором, – ответила я, впервые в жизни перебив папу.
Я услышала, как он скрипнул зубами.
– Твои желания теперь не имеют значения. Значение имеет твоя безопасность.
– И как ее обеспечит Картер? Он профессиональный плейбой.
Ронан мерил шагами пол, и каждый шаг все сильнее выводил меня из себя.
– Отец Картера занимает очень влиятельное положение в Майами. Вот почему я с самого начала хотел помолвку. Все было бы уже скреплено, если бы ты не помчалась в Москву прямиком в руки Дьявола. – Его голос стал тише, что означало – внутренне он кипел.
Его гнев казался шепотом по сравнению с гневом другого человека в комнате. И оба они заставляли меня гореть от разочарования, заставив произнести:
– Так почему бы мне тогда не выйти за отца Картера?
Долгая пауза.
– Он женат.
– Облом. Я поняла, что мне нравятся парни постарше. – Я позволила своему взгляду встретиться с глазами Ронана, сверкнувшими темным жестоким светом. Не в силах вынести их напор, я отвела взгляд.
– Папа… Я не хочу выходить за Картера.
– Ты не понимаешь, Мила. Если не хочешь жить на улице, ты выйдешь за него. Когда меня не станет, не останется денег. Я воспитал тебя правильно, но, боюсь, облажался в том, что касается твоих братьев.
Братьев.
Я уже дошла до состояния, когда спокойно воспринимаю то, что у меня есть братья. Несколько. Было такое чувство, будто вся моя жизнь – ложь, и только тут начиналась настоящая я.
– Они все обчистят, Мила. Дом в Майами. Все. Я должен знать, что о тебе позаботятся.
Я потерла гусиную кожу на бедре.
– Мне казалось, ты сказал, что обо мне позаботится Иван.
Он замолчал.
Стало так тихо, что у меня упало сердце.
– У Ивана теперь другие заботы.
Это значило, что Иван больше не хочет иметь со мной дела. Было такое чувство, будто меня ударили ножом в грудь. Может, я и не любила Ивана в романтическом смысле, но любила как друга. Я теряла папу и лучшего друга, понимая, что останусь одна. Я никогда еще не была одна, и это осознание словно проникало в кости.
– Хотел бы я, чтобы все было иначе. Но должно быть так.
– Мои братья… Они не помогут мне?
Пауза.
– Мне жаль, ангел.
Сердце покинуло тело, затрепыхавшись где-то в отдалении, тогда как по щекам текли слезы. Отрицание впилось когтями в холодную кожу.
– Ты сделаешь это для меня, Мила. Не дай мне умереть, не зная, что с тобой будет.
Я не собиралась выходить замуж за Картера. Даже если стану нищей и буду жить на улице. Я бы никогда не обрекла себя на жизнь, в которой буду чувствовать себя потерянной. Но у меня также не было духу отказать в последнем желании папы. Даже если это будет ложь.
– Ладно, – тихо сказала я. – Я выйду за него.
Ронан вцепился в изголовье кровати, и я услышала треск.
Папа выдохнул.
– Я рад, ангел. А теперь мне пора.
– Подожди, – выпалила я. Мне не требовалось разрешения, чтобы задать этот вопрос. Он рвался из меня как извержение вулкана. – Женщина, которую ты убил в ту ночь, была моей матерью?
Мне не нужно было уточнять, что я говорила о блондинке, лежавшей в луже крови на полу библиотеки. Он знал, о ком я, судя по тягучему молчанию, повисшему на другом конце линии, но у него не было возможности ответить.
Ронан выхватил у меня телефон и завершил звонок.
Оцепенев, я сидела, чувствуя, как по венам растекается лед. Потому что я знала правду, я знала, что папа убил маму. Я знала, что это ее кровь запятнала мягкую игрушку и детские воспоминания.
И Ронан тоже это знал.
Глава сорок шестая
induratize (глаг.) – ожесточать свое сердце против любви
– Как ты узнал? – спросила я отошедшего от меня Ронана, его спина была каменной как гранит. Он знал, что я спрашиваю о матери и о том, как отец убил ее практически у меня на глазах.
– Ничего я не знаю, – вот и все, что он сказал, прежде чем выйти в ванную и захлопнуть за собой дверь.
Я уставилась ему вслед и поняла, что он не хочет, чтобы я знала правду. Он пытался защитить мое представление об отце. Он знал, что значит для меня папа, и хотя у меня не было сомнений в том, что Ронан свершит месть, он все же не хотел разрушать мое представление об отце.
Папа убил маму.
Бессердечно застрелил ее в том же доме, где была я.
Острая боль в груди искала выхода. Было трудно понять, как отец, которого я знала и любила, мог сделать это… хотя, в глубине души я всегда знала. Это знание окутало все, что, как мне казалось, я поняла. Мысль об этом вызвала резкую пульсацию в голове. Я не могла осмыслить это сейчас и потому задвинула на задний план.
На первый план вышло то, что пытался сделать для меня Ронан. Он не мог вести себя так, будто ему было все равно, теперь, когда я любила все его оттенки черного. Он не мог отбросить так много серого, когда я изо всех сил пыталась сдержать сердце в груди.
Он не мог поступить со мной так.
Он мог использовать, сдерживать и мучить меня… но не мог вести себя так, будто ему плевать. Не сейчас. Не тогда, когда мультяшные сердечки грозили обрушиться на меня кирпичным дождем.
С жжением в груди я встала на ноги и ворвалась в ванную, распахнув дверь настежь. Опустив голову, Ронан стоял под душем, вода красными струйками стекала по его обнаженному телу.
– Я знаю, ты пытаешься защитить мои чувства, – рявкнула я. – И мне кажется это отвратительным.
Он медленно поднял на меня темный взгляд. Теперь я имела дело с Дьяволом. Отлично. Он крепко держался за свою серость – так же, как и за свою реакцию, когда не хотел отвечать. По выражению его лица я поняла, что он не хочет меня видеть, поэтому продолжила.
– Ты худший похититель, которого я когда-либо встречала.
Его глаза вспыхнули, прежде чем он отвернулся, чтобы продолжить смывать с груди кровь священника.
– Это говорит девушка, дурно отзывающаяся обо всех пленниках. Распространяет по моему дому солнечный свет и извиняется на каждом шагу. Давай не будем забывать, как ты пришла в комнату к своему похитителю и умоляла его трахнуть тебя. По крайней мере ты неординарна.