– Хлоп! Хлоп! – Флора хлопала в ладоши, ее пончо с экзотическим рисунком приподнялось, обнажив купальник под ним. – Карлос будет тут через десять минут, а ты знаешь, как он не любит ждать.
Стилист, стоявшая позади меня, закатила глаза и побрызгала на мои локоны. Когда я приехала в Майами четыре месяца назад, я вернулась в дом своего детства, хотя Ронан дал мне денег достаточно для покупки небольшой квартиры. Но я должна была кое-что сделать, прежде чем навсегда покинуть Причалы.
Войдя в парадные двери, я обнаружила пустой дом и слой пыли. Все стояло на своих местах, но воспоминания молчали, как будто ушли вместе с Борей и горничными.
Я провела по пыли на перилах, когда мы с Хаосом рискнули подняться по лестнице. Добравшись до своей комнаты, я завела балерину в музыкальной шкатулке, заставив ее совершить последний пируэт. Потом я уронила с балкона папин подарок на день рождения. Коробка треснула, мелодия закончилась печальной нотой, и танцовщица замерла навсегда.
Она все равно никогда не хотела быть балериной.
Я подошла к двери, чтобы уйти, но задержалась, когда увидела небольшую карточку, лежащую на свободном от пыли месте, где стояла музыкальная шкатулка. Это была визитка, которую много лет назад мне сунул на улице агент модельного дома. Я спрятала ее, после того как папа запретил карьеру модели, а потом забыла о ней.
Я взяла ее и положила в карман.
Предполагалось, что в модельный бизнес трудно попасть. Хотя либо я стала очень самовлюбленной, либо помогло божественное вмешательство. Потому что вот она я, участвую в качестве модели в рекламной компании веганских продуктов. Я принимала участие лишь в тех показах и подписывала контракты с теми компаниями и модельерами, которым была не чужда гуманность. Мой агент ненавидел это, но новая искра в моем взгляде отлично меня продвигала.
Несколько месяцев назад я была уверена, что буду помолвлена с Картером – или даже выйду за него и к этому моменту стану измученной домохозяйкой. Я не знала, как Картер получил уведомление, что этого не будет, но когда я столкнулась с ним на прошлой неделе, покупая еду, он уронил свои тако, будто у него случился сердечный приступ, и тут же умчался в противоположном направлении.
Это была не совсем та реакция, которой я ожидала… но и так сойдет. Нет Картеру. Нет работе в секс-индустрии. И нет жизни за гроши. Все эти страхи растворились, но меня все еще пожирали сомнения иного толка.
Я закрыла глаза, когда визажист принялась красить ресницы тушью.
– Боже правый, нет! – воскликнула Флора. – Вы что, не слушали?
Визажист нахмурилась.
– Слушала. Выходим с чистым лицом.
– И что «чистого» в черной туши на блондинке? Для меня это «распутная клубная девица». В ней и так уже есть распутная нотка. Не стоит ее преувеличивать.
Распутная нотка?
Флора махнула рукой на мое лицо.
– Исправь это. Исправь, пока Карлос не пришел.
Затем она бросилась доставать кого-то другого. Двадцать минут спустя я надела цельный спортивный купальник и стояла на террасе, откуда открывался прекрасный вид на океан.
Щелк… Щелк… Ворчание.
– Нам нужна сексуальность, – рявкнул Карлос. – А не «я берегу себя для мужа».
Ладно… Я была «распутна» минуту назад. Не говоря уже о том, что было трудно чувствовать себя сексуально с молочными усами, держа в руках пол-литра миндального молока.
Щелк.
– Нет, нет, нет. – Карлос потер виски. – Прошу, скажи, что у тебя был секс.
Иногда я сомневалась в этой карьере, но в общем мне нравилось пропагандировать веганский образ жизни и то, что значительный доход давал мне возможность что-то изменить.
– Да, у меня был секс. – Пару раз.
– Хороший секс?
– Да.
Жар залил мою шею, потому что я знала, к чему он клонит.
– Могу я задать вопрос?
– Нет.
Я все равно спросила:
– Зачем рекламе миндального молока нужна сексуальность?
Он раздраженно вздохнул.
– Секс продает, дорогая.
– Я просто думаю о детях… Разве они не попросят родителей купить это молоко, если я буду выглядеть счастливой, а не, ну… возбужденной?
Карлос мрачно взглянул на меня.
– Тебе повезло, что для этой съемки у тебя идеальная внешность. Иначе я бы очень быстро вышвырнул тебя с террасы.
Я вздохнула.
– А теперь подумай о лучшем сексе, который у тебя когда-либо был.
Фу.
Выдохнув, я закрыла глаза и представила татуированные руки рядом с моими руками на стенке душа. Я подумала о губах Ронана на моей шее и о том, как он заполнял меня. Как его рука сжимала мое горло. Вся моя. То, как он держал меня. Каков он был на запах и вкус. Я вспомнила. И это поразило меня взорвавшимся внутри огненным шаром.
Я открыла глаза.
Щелк.
На террасе воцарилась тишина, а меня насквозь пронзала тоска. Я надеялась, Карлос получил желаемое, потому что я больше не хотела тут находиться.
– Вау, девочка… – пробормотал Карлос. – У нас определенно получилось. Но теперь мы все хотим услышать эту историю.
Все смотрели на меня, пока мое сердце медленно разрывалось на части. Я уронила молоко и отошла в сторону. Схватив сумку, я вышла из студии и судорожно вдохнула свежий воздух, направившись к вилле, которую делила с парой моделей во время этого двухдневного тура.
Я хотела, чтобы Хаос был со мной, но этой идее положил конец какой-то нелепый закон о карантине домашних животных, так что он остался с Эммой, которая все еще волонтерила со мной в приюте для бездомных. И я очень надеялась, что Хаос не загрызет одну из ее кошек. Я как раз собиралась позвонить ей, когда мой телефон в сумочке зажужжал. Я вынула его.
Папа: «Дом в Майами выставлен на продажу. Если там есть что-то, что ты хотела бы сохранить, забери до следующей недели».
Это было первое сообщение от отца, которое я получила с тех пор, как он вышел из палаты. Я была серьезна, когда сказала, что мы не должны поддерживать контакт. Отношения всегда скорее тянули меня вниз, нежели заставляли расти, и эти четыре месяца без отца сняли огромный груз с моих плеч. Это было правильное решение. Какой бы личностью ни была моя мать, я не могла взглянуть на отца без того, чтобы не увидеть ее бездыханное тело и ребенка, который так и не родился.
Я: «Ок».
Следующим утром я полетела домой в Майами.
Сняла квартиру в центре города, но пока не обставила ее ничем, кроме матраса. Я знала, что не останусь в Майами, но не была уверена, где буду жить.
В глубине души я знала.
За последние четыре месяца у меня было достаточно времени подумать, и теперь я понимала, где мое место и чего я хочу. Хотя у меня не было вестей от Ронана с его последней записки. Неуверенность поселилась в груди вместе с верой в то, что он не испытывает ко мне тех же чувств, и что, возможно, это все же было прощай.
Я бы предпочла жить со слабой надеждой, но не с прямым отказом.
Таксист встретил меня в аэропорту, и я дала ему адрес Эммы, мной овладело беспокойство. Прошлой ночью по телефону Эмма сказала мне, что все идеально, но в ее голосе слышалась нервная нотка и какое-то шипение на заднем плане. Мне точно нужно было найти Хаосу место получше, пока я буду в отъезде.
Рассеянно глядя в окно, я вдруг увидела то, от чего волосы на руках встали дыбом, и выпалила:
– Остановите тут.
Судя по взгляду, который таксист бросил на меня в зеркало заднего вида, он решил, что я чокнулась, но припарковался у края дороги и выпустил меня после того, как я сунула ему в руки деньги.
Я перешла улицу, вышла на поросший травой участок земли, где, похоже, начиналась ярмарка. Работники бросали на меня странные взгляды, пока возились с установкой палаток, разворачивали аттракционы и расставляли огромные мягкие призы на игровых полках.
Трейлер выглядел точно так же, как и шесть лет назад: выгоревший на солнце фасад, зловещая красная дверь и фиолетовые занавески из бисера.
Я уверенно поднялась по искореженной металлической лесенке и постучала. Ответа не последовало, и я постучала еще раз. Изнутри донеслись проклятия и ворчание, а затем дверь распахнулась, и на пороге, в ночной рубашке, с сигаретой в руке появилась мадам Ричи.
– Че хочешь? – рявкнула она.
– Деньги назад, – потребовала я.
Закатив глаза, она ткнула пальцем в грубо намалеванное объявление, приклеенное к трейлеру, где ярко-красными буквами было написано: «Возврат денег не осуществляется».
– А теперь до свидания. – Она попыталась захлопнуть дверь у меня перед лицом, но я помешала, подставив ногу.
– На вашей вывеске должен быть отказ от ответственности, говорящий, что как только человек войдет, он никогда не выйдет, – прорычала я. – Вы преследовали меня хуже любого фильма ужасов. Хуже «Пилы».
Она и глазом не моргнула.
– И я требую вернуть деньги. Прямо. Сейчас. – После этой речи я дышала немного хрипло, но это противостояние затянулось.
– Преследовала, да? – Она затянулась сигаретой, медленно выпустила дым и оставила дверь открытой, уйдя в трейлер. – Входи. Обсудим возврат.
Все, чего я хотела – вернуть свои чертовы пятьдесят баксов, как будто это стерло бы ее присутствие в моей жизни, но, похоже, пока мне это не светило, так что я неохотно последовала за ней внутрь.
Мадам Ричи села за круглый столик в углу, одарив долгим взглядом.
– Ах, кажется, я помню твое лицо.
Невпечатленная, я уставилась на нее.
– Надеюсь на это. Потому что вас я не забуду до конца своих дней.
– Это творит чудеса с моим эго. – Она казалась искренне польщенной, когда дымящейся сигаретой указала на кресло напротив своего. – Садись.
Я помедлила. Эта женщина была призраком, который годами преследовал меня, а я не была уверена, что хочу рассиживаться с призраками.
Ее темная нарисованная бровь вскинулась.
– Хочешь деньги назад. Сядь.
В последний раз, когда я стояла тут, я была наивной четырнадцатилетней чирлидершей. Мадам Ричи, возможно, и дала моему юному мозгу что-то, что он впитал как губка, но я уже не была прежней. И я хотела, чтобы мне вернули деньги, черт возьми. Поэтому я скользнула в кресло напротив.