яма. Он решает попробовать один прием, о котором смутно помнит с собственных ученических времен.
– Еда, – говорит он и звучно съедает кусок. Затем кладет ломоть мяса туда, где ученица сможет его достать.
– Еда, – повторяет он, когда она вцепляется в мясо. – Еда.
– Я даю тебе еду, – Широкохвост достает еще немного и слушает, как она жадно глотает.
Он ждет.
Самочка наваливается на сеть, щелкает клешнями, но не может дотянуться до сумки.
– Говори, – требует он. – Говори со мной или останешься голодной. Выбирать тебе. Я уверен, ты можешь меня понять.
Снова ждет. Она прекращает бороться, предпринимает последний отчаянный рывок, едва не достав его вытянутой клешней, а потом замирает. Он держит паузу.
– Еда, – тихо произносит она.
– Хорошо. Скажи, чего ты хочешь?
Долгая тишина, затем она просит:
– Дай еды.
Широкохвост подталкивает к ней охапку цепляльщиков.
– Очень хорошо! Я даю тебе еду. Я даю Гладкошкурке еду.
– Держихватка, – произносит она чуть громче.
Это имя Широкохвосту незнакомо.
– Что «держихватка»?
– Я – Держихватка.
– Ты Гладкошкурка.
– Я – Держихватка.
Любопытный поворот. Обычно у детенышей ее возраста нет личных имен. Они едва начинают себя осознавать.
– Очень хорошо, Держихватка. Я даю Держихватке еду, – он протягивает ей последние два куска мяса. – Широкохвост дает Держихватке еду.
Он замирает, затем разворачивается. И, уже уходя, слышит, как она очень тихо повторяет: «Широкохвост дает Держихватке еду».
Роб и Осип нашли Дики Грейвза в полукилометре от первой «ракушки». Точнее, это он их нашел – они как раз осторожно подбирались к месту установки модуля, и Фриман через внешние микрофоны прослушивал, нет ли в округе шоленов, как вдруг невдалеке замерцал маячок. Осип чуть не заорал от неожиданности, но его руки, держащие переключатели маневровых двигателей, даже не дрогнули. Он развернул субмарину, готовясь к бегству, но тут Роб услышал голос Дики и велел Палашнику остановиться.
Грейвз провел в воде двое суток, так что по дороге ко второй «ракушке», рассказывая свою историю, торопливо сжевал пару брикетов концентрата.
– Шолики окончательно озверели, – рассказал он, давясь едой. – Они убили Изабель. Четверо или пятеро заявились, чтобы оттащить нас на «Хитоде». Мы попробовали тактику пассивного сопротивления – старый добрый трюк древних активистов. Привязали себя кабельными стяжками. Вот, взгляните, что осталось от моих запястий! Скандировали этим ублюдкам: «Нас не пошатнуть!»
– Что произошло, Дики?
– Я точно не знаю. Они затолкали меня в костюм и выкинули из люка, потом взялись за Изабель. Я слышал, как внутри начали драться, потом раздались крики. Потом они позвали врача, и одна из тех шоликов, что держали меня, поднялась в модуль. А потом еще один высунул голову из люка и сказал оставшемуся: «Женщина умерла». Я достаточно знаю их язык, но сделал вид, что не понял, и дождался, пока не начали выволакивать Фушара. Он был еще жив. Тогда я рванул прочь так быстро, как мог, и спрятался в руинах.
– Это мог быть несчастный случай?
– Не тупи, Фриман. Они убили ее, поганые мясники! Я предпочел свалить: я – свидетель. Надеюсь, с Фушаром все в порядке.
– В каком состоянии «ракушка»? – спросил Осип. – Использовать можно?
– Не-а. Ублюдки сняли энергоблок. Я забирался внутрь раз или два, сбросить водород из APOS и набрать еды, но все время боялся, что они вернутся.
Роб несколько минут наблюдал, как Грейвз ест.
– Дики, это важно. Что вы сделали? Могли вы их чем-нибудь спровоцировать или шолены что-то приняли за провокацию?
– Почему это, интересно, я вдруг оказался под следствием, если Изабель убили они? Нет, мы ничего не делали. Разумеется, сопротивлялись: я пинался, как четырехлетний младенец, и изо всех сил старался их измотать. Стандартные древние протестные техники. Никакого прямого насилия.
– Они живут не по тем правилам, что мы, – сказал Роб. – У них там фигня с единомыслием или чем-то подобным. Может, активное неподчинение для них вроде преступления?
– Угу, а дома мы такое называем фашизмом, припоминаешь? Теперь маски сняты.
Грубохват выдергивает клешню из тела детеныша и ждет, пока перестанут трепыхаться ноги.
– В скалах есть кто постарше? – спрашивает он Щуплонога.
– Одна мелюзга.
Грубохват взрезает нижнюю часть панциря, чтобы добраться до органов грудного отдела. Его план идет прахом: здесь нет подросшего молодняка, который можно чему-то обучить. Одни личинки, годные, разве что, на еду.
– Есть пара дохлых, – подает сигнал Щитобойка. – Большие.
Грубохват отрывает клешни, чтобы доесть на ходу. Тут два тела, уже пощипанные падальщиками, но у каждого точно за головным щитком по аккуратной дыре размером с взрослую клешню. Грубохват тщательно ощупывает тела: у одного деформированы клешни, у второго недоразвита голова. Неудачники…
Вспоминает собственное пребывание в школе. Старшие отбраковывают слабых и плохо развитых, оставляя тела для питания остальных. Помнит радость от осознания собственной силы.
– Здесь есть учителя, – говорит он. – Принюхайтесь к воде и определите, куда они направились.
Грубохват все еще надеется привести план в действие. Учителя справляются с мелюзгой, но, как правило, слишком слабы и трусливы, когда дело доходит до взрослых. Он хочет внушить им страх, показав, на что способен. Уединенно живущие в холодных водах среди недотесанного молодняка, они сами наполовину дикари. Любят болтать о пользе знаний, но уважают жестокость и силу. А Грубохват силен и умеет быть жестоким.
Когда подлодка вернулась ко второй «ракушке», Дики повторил свой рассказ целиком, уже не отвлекаясь на еду. После того как он закончил, первой заговорила Алисия:
– Что нам теперь делать?
– Сражаться, – отрезал Грейвз. – Шолены, очевидно, решили нас не щадить, и, чем дольше мы будем выжидать, тем хуже.
– Мы можем переговорить наедине? – спросил Роб у Алисии.
– Где?
– Да здесь же, – они приткнулись за стойкой с гидрокостюмами в противоположном углу от стола. – Я думаю, ты должна вернуться.
– Что?
– Вернуться на «Хитоде» и сдаться. Я не хочу, чтобы тебе причинили вред.
– Очень благородно, Роберт, но я этого не сделаю.
– Алисия, это серьезно!
– Я тоже серьезно.
Он посмотрел ей в глаза и принял решение:
– Ну хорошо. Если ты остаешься, останусь и я.
Они вернулись за стол, за которым Дики и Осип старательно притворялись, что не слышали каждое сказанное шепотом слово.
– Ладно, – подвел итог Роб, – давайте решать, как именно мы побьем шоленов.
Широкохвост распутывает кое-какие из книг Одноклешня. У старого учителя хранится несколько интересных работ. Помимо общеизвестных трудов вроде «Всеохватного перечня слов» за авторством Круглотела 1-го с Мусорной Кучи или «Сборника полезных ремесел» Научного общества Холодного Источника, тут есть копия «Анатомии коммуникаций», составленной Плоскоголовом 67-м с Низкого Бассейна, и любимое произведение всех чудаков – «Источник потока» Долгоголова 52-го с Глубоких Песков.
Он пробегается усиками по «Звуковой пульсации, направленной вниз» Широкоголова 66-го с Холодных Руин, когда у входа с громким сигналом появляется Одноклешень.
– Скорее! Приближается группа взрослых и тягач! Вооружись – это могут быть налетчики.
Широкохвост хватает стреломет и торопится наружу. К дому направляются двое, но он слышит, что примерно в полукабельтове плывает еще один в сопровождении тягача.
– Кто вы такие? – кричит Одноклешень, когда они приближаются.
– Орда отчаявшихся убийц, – отвечает их предводитель. – Отдайте то, что нам нужно, или мы нападем.
Широкохвост посылает эхосигнал. Он узнает говорившего – это предводитель разбойников, разоривших его экспедицию, – и в нем закипает гнев. Почему они не отстанут?
– Идите прочь! – кричит он.
– С чего такая ярость? – тихо постукивает по его панцирю Одноклешень.
Широкохвост отвечает вслух:
– Это разбойники, но не отчаянная орда, а трусливые грабители, бьющие из засады.
– Я помню тебя, – говорит главарь. – И помню, как нападаю на тебя в холодных водах. Честная борьба! Никаких граничных камней поблизости. И никакого закона.
– Сейчас вы в моих границах, – отвечает ему Одноклешень. – Здесь действуют мои законы, и я требую мира. Соглашайтесь, уйдите или сражайтесь.
– Нас трое, и все в полной силе. Вас двое, и у одного нет клешни.
– Тогда войдите и деритесь! – кричит Широкохвост, цитируя классическое «Завоевание селения у Трех Источников». – Но неизбежна только ваша смерть!
Какое-то время ему никто не отвечает.
– Тогда мы просим вашей защиты, – обращается главарь к Одноклешню. – Меня зовут Грубохват, и мы хотим здесь отдохнуть.
– Не верь им! – стучит Широкохвост по панцирю Одноклешня.
– Разумеется, нет, – так же тихо отвечает тот. – Но я не хочу лезть в драку, если можно ее избежать.
Вслух он говорит:
– У меня есть корм для тягача и немного еды, но больше мне вам предложить нечего. Вы можете отдохнуть в пределах моих границ и дать отдых животному. Я не беру вас под защиту, и вы уйдете, когда я скажу.
– Согласен.
Вновь прибывшие разбивают лагерь внутри граничных камней Одноклешня, недалеко от загонов с учениками. По всем законам и обычаям они должны сложить оружие, но Широкохвост сомневается, что Грубохват придерживается обычаев или закона.
Тижос нашла Гишору в ныряльной, он надевал костюм.
– Скажи, неужели ты снова собрался наружу?
– Да, – ответил Гишора. – У меня мало дел внутри станции. Ты очень хорошо справляешься.
Начальник уже натянул скафандр, а вокруг резко пахло ильматарской морской водой, и от похвалы без подкрепления запахом было мало пользы.