– Привет, Илва, – сказал Лассе.
– Привет, Илва, – повторили остальные участники хором.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – задал вопрос Лассе, обращаясь ко всем присутствующим.
Какой-то мужчина лет тридцати поднял руку.
– Пожалуйста, Симон.
И, подбодренный жестом Лассе, Симон начал:
– В последнее время я чувствовал себя намного лучше, но всё вернулось обратно, когда на днях я ехал в автобусе и какой-то парень внезапно крикнул водителю, чтобы тот открыл дверь. В его тоне было столько агрессии, что я перепугался и почувствовал, что у меня начинается приступ паники. Мне пришлось выйти из автобуса. Я долго сидел на скамейке, свесив голову между колен, только чтобы снова начать ровно дышать. Из-за этого я не пошёл на собеседование на новое место работы и упустил его.
Многие в группе участливо покачали головами.
Следом выступила женщина, которая в деталях рассказала о своих приступах паники. Я слушала. Я начала понимать, что это что-то вроде групповой терапии для психически нездоровых людей. Ещё одно явление, о котором я никогда раньше по-настоящему не задумывалась. Сама я решала подобные проблемы очень просто: собирала всю волю в кулак и, перебарывая себя, шла дальше. Я несколько приободрилась. Но вскоре мне пришлось пересмотреть свою точку зрения на происходящее, постепенно я поняла, что, возможно, не всё было так просто.
Наконец чуть робко подняла руку Оса. Лассе заметил и дал ей слово.
– С тех пор как это случилось, – начала Оса, – я почти не могу разговаривать по телефону. Каждый раз, когда мне нужно кому-то позвонить или отправить сообщение, я начинаю сильно потеть и свет меркнет перед глазами, превращаясь в крошечную светящуюся точку. И сердце так бьётся, словно вот-вот выпрыгнет из груди. По-прежнему во всех случайных парнях на улице я вижу того, кто меня ударил. Мне всё время кажется, что они пришли за мной, чтобы добить меня. – Оса горько усмехнулась. – Да, я стараюсь черпать силы и поддержку откуда только можно. Наедине с собой я пытаюсь рассуждать здраво и понимаю, что девяносто девять процентов молодых людей совсем не преступники и не грабители, но это уже как рефлекс. И он очень глубоко засел во мне.
Другие дружно закивали, и одна молодая, сильно накрашенная девушка взяла слово:
– Я ведь работала одна в тот вечер на бензоколонке, когда меня ограбили. У одного из преступников был диалект жителя Сконе. Он целился из пистолета прямо мне в лоб. – И она показала пальцем, куда именно было направлено дуло пистолета. – Перед этим он показал мне, что пистолет заряжен, чтобы я поняла, что это не бутафория. Я так испугалась, что описалась. По-настоящему. Это было так унизительно. С тех пор я ненавижу южан.
Девушка заплакала, и сидевший рядом с ней мужчина нежно похлопал её по плечу.
Я почувствовала, как у меня по спине начинает струиться пот. До меня наконец дошло, что все, кто собрался в этой комнате, были жертвами преступлений. Вот что их объединяло и роднило между собой. Приступы паники были результатом не психического расстройства, а пережитого шока или психологической травмы. Мне стало очень страшно, слушать их истории было просто невозможно. Казалось, эти несчастные будут до бесконечности говорить о своих бессонных, наполненных страхами ночах, успокаивающих таблетках, больничных, паранойях, приступах панической атаки и о многом другом, что угнетало их существование. В обычной жизни я давно бы уже отключилась и перестала слушать, но эти люди говорили так искренне, изливая всё, что наболело на душе. Я почти так же сильно, как и они, ощущала жившие во мне страх, панику и отчаяние. Мне тоже угрожали, в меня стреляли, преследовали, но я в отличие от этих людей стала не только жертвой, но и преступницей. Самой настоящей злодейкой. Виновницей несчастья другой женщины. Закрывать глаза на свою вину я не могла. Но и признаться, попросить прощения – тоже.
Встреча подошла к концу. Все поднялись и в полном молчании принялись складывать стулья и составлять их возле стены. Ко мне подошёл молодой человек, тот самый, у которого в автобусе начался приступ паники. Он заметно нервничал, но всё же решительно обратился к мне:
– Извините, я только хотел сказать, что здесь лишь в первый раз бывает трудно. Я сначала вообще не хотел сюда приходить. Это моя девушка меня заставила. Она сказала, что с тех пор, как это случилось, я стал совершенно невыносим и со мной невозможно находиться рядом. Вам это покажется странным, но, когда делишься тем, что с тобой произошло, действительно становится легче. Я решился сказать вам это, потому что вижу, что вам не по себе. Вы очень бледная.
– Спасибо, – машинально поблагодарила я, но в горле пересохло, и вместо обычного ответа получился шёпот.
Выйдя на улицу, я увидела, как Оса в одиночестве бредёт по тротуару. Я остановилась и долго глядела в спину удалявшейся женщины. «Прости», – мысленно попросила я. И возможно, это была всего лишь игра воображения, но в это мгновение Оса оглянулась через плечо и рассеянно кивнула, словно даруя мне прощение. Я замерла, не веря своим глазам. Я очень хотела избавиться от своего прошлого, отпустить его. Но отпустит ли оно меня? – вот в чём вопрос. Что сделать, чтобы совесть перестала мучить? Я избавилась от долга, но стало ли мне легче? Пока что не очень.
Вечер был тёплым, коктейль – ледяным. Было ещё рано, и столики перед кафе постепенно заполнялись людьми. Играла приятная музыка, отчего настроение поднималось словно само собой. Я не могла припомнить, когда в последний раз сидела вот так в баре. В основном я ходила по дорогим ресторанам, где встречалась с клиентами. Здесь же всё было иначе. Вокруг молодые люди и принаряженные девушки, готовые беззаботно вкушать простые радости пятничного вечера. Честно говоря, я оказалась здесь не по своей воле. Меня вытащила сюда Янэ, и теперь я с любопытством оглядывалась вокруг. Мы уже довольно долго работали вместе, и, несмотря на то что Янэ оказалась страшно требовательной, придирчивой и раздражающе аккуратной, она справлялась со всеми своими обязанностями и делала даже больше того, что обещала во время первой встречи.
– Я решила, что вам не помешает немного встряхнуться, побыть среди людей. А то вы всё только работаете да работаете. У вас был парень с тех пор, как вы развелись? Вы ходили к кому-нибудь на день рождения? – И Янэ устремила на меня пристальный взгляд. После моего душевного кризиса она тщательно следила за моим физическим и психическим состоянием.
– И сколько нам тут торчать? – угрюмо поинтересовалась я, не отрывая взгляда от экрана своего телефона.
– Да забудьте вы о делах. Зарегистрируйтесь на сайте знакомств, сделайте хоть что-нибудь. Жить ведь тоже надо. Но я знаю, о чём вы сейчас думаете. Что вы слишком старая, что больше никого не встретите и прочее в том же духе. Я это уже слышала.
Янэ была права. Я думала именно об этом. Мне было легко иметь дело с ровесниками, но стоило окунуться в мир молодых парней и девушек, как я внезапно начинала казаться самой себе старой тёткой и совершенно не представляла, как себя вести. Этакая неуклюжая, старая каракатица.
– Я всегда говорила и буду говорить, – вещала между тем Янэ, – что возраст – это лишь то, что мы сами о себе думаем. Всё остальное можно решить с помощью спорта или ботокса, если очень надо. Лично я даже в сорок собираюсь веселиться на всю катушку.
– Спасибо, что делишься со мной своими обширными познаниями по части возраста. Вот только мне кажется, что это куда сложнее, чем ты думаешь, – пробормотала я.
Янэ вздохнула:
– Если бы вы не пошли сегодня вечером со мной в бар, нам бы предстоял серьёзный рабочий разговор. И вы бы, конечно, отказались. Но я предупреждаю, что от вас не отстану.
Теперь, когда мы сидели за столиком в «Террасе», я была вынуждена согласиться, что это куда лучший вариант, чем разговор на рабочем месте, и я спрашивала себя, почему так редко позволяю себе всё это: выпивку, тёплый вечерний ветерок, людей с горящими от возбуждения глазами. Несмотря на наивный взгляд Янэ на проблему возраста, мне пришлось признать, что кое в чём она всё же права. Жизнь ещё не закончилась и продолжала бить ключом, постоянно напоминая о себе, заражая и увлекая. Просто у меня до сих пор не было времени это осознать.
Друзья Янэ один за другим подходили в бар, и вскоре за столиком образовалась большая шумная компания. Диджей прибавил звук, и многим стало трудно усидеть на месте. И тут в другом конце зала я заметила знакомое лицо. Мик.
Сперва я не поняла, как мне себя вести. Долг я вернула. Дежурный телефон выкинула с моста в реку, после чего пришла домой и долго с наслаждением мылась под душем. Я была уверена, что больше никогда не буду иметь с Миком никаких дел, и упорно старалась забыть о бесславном периоде своей жизни. Словно тень, пробежавшую по лугу в летний день и растаявшую под жаркими лучами солнца. Но прежде чем я успела как-то отреагировать, Мик сам направился ко мне:
– Можно присесть?
Я даже рта не успела открыть, как Янэ меня уже опередила.
– Конечно, – сказала она и, повернувшись на высоченных шпильках к одной из своих подруг, потянула за собой на танцплощадку.
Я смотрела ей вслед, мысленно умоляя остаться.
– Не думал тебя здесь встретить, – сказал Мик.
– Я уже скоро ухожу. Я сделала всё, что от меня требовалось, и буду очень благодарна, если ты оставишь меня в покое.
Я смотрела на его ухоженную бороду, дорогие часы и белую футболку. Весь такой причёсанный, опрятный, не придерёшься. На шее в свете ламп поблёскивал золотой ключик на цепочке.
– Я никогда не хотел втягивать тебя во всё это, – прошептал Мик мне на ухо, – это всё, что я собирался тебе сказать.
Я почуяла запах спиртного и увидела, как блестят его глаза.
– А ты зачем этим занимаешься? У тебя ведь есть свобода выбора? – быстро спросила я.
– Да, так может показаться, но где родился, там и пригодился. От семьи не убежишь… – Мик внезапно запнулся и глубоко вздохнул. – Уж ты-то должна это понимать. Некоторые вещи мы делаем просто потому, что не можем иначе. – Мик с грустью смотрел в свой пустой стакан.