– То есть ты хочешь сказать, что всё определяет то, из какой мы семьи? И, однажды став преступником, навсегда им останешься? По-твоему, это заложено в нас с рождения? – спросила я.
– Возможно, – не стал спорить Мик.
– Я так не думаю. Я верю, что у человека всегда есть выбор. Все однажды могут обрести свободу.
– От себя не убежишь.
– Я тебя понимаю. Но зачем говорить об этом здесь и сейчас?
– Не знаю. Наверное, чтобы ты знала: на самом деле я никогда не хотел причинить вреда ни тебе, ни Алисе, – тихо добавил Мик.
– После того, что ты заставлял меня делать, это довольно слабое утешение.
Однако слова Мика меня тронули. Внезапно меня поразила мысль: да ведь я жертва пресловутого стокгольмского синдрома, это когда жертвы начинают симпатизировать преступникам. Глядя сейчас на этого ухоженного, приятно пахнущего и довольно симпатичного бандита, я не могла отделаться от странного чувства нежности к нему. Ну как такое может быть?
– Что бы ты сделал, если бы у тебя был выбор? – спросила я.
– Занимался бы дальше спортом. Возможно, сделал бы ставку на смешанные единоборства.
– Так ты не врал тогда про это? А я думала, сказал тогда первое, что пришло в голову, – удивилась я.
Мик лишь усмехнулся:
– В тот момент мне показалось, что это звучит правдоподобно. Знаешь, что я думаю, Каролина?
Со времени нашей первой встречи это был первый раз, когда он назвал меня по имени.
– Я думаю, что ты и я во многом похожи. И не забываем одну вещь.
– Какую же?
– Всегда держать нос кверху.
С этими словами он взял меня за руку и мягко, но крепко пожал, после чего встал из-за столика и исчез в толпе.
Янэ вернулась. По пути они с Миком кивнули друг другу, словно старые знакомые.
– Классно попрыгала. Кто это?
– Никто, – ответила я. – Он просто ошибся и принял меня за кого-то другого.
Однако Янэ с сомнением покосилась на меня и проследила за моим взглядом. Я никак не могла перестать высматривать Мика в другом конце зала. Он стоял там и болтал с девушкой с длинными чёрными волосами. Он заглянул ей в глаза, улыбнулся, а потом обнял девушку за плечи, и они вместе вышли из бара. Я видела только их двоих, не замечая больше ничего вокруг. Рядом ненавязчиво журчала Янэ. Весь остальной мир словно затянуло дымкой.
Ночь. Я лежала в постели. Никого в доме не было – ты ночевала у Эллы. Я внутренне настраивалась на утреннюю встречу с блогером Натали. Такой престижный клиент – настоящий шанс для агентства, и я понимала, что эта встреча очень важна. Побывав на собрании с участием Осы Сунд-квист, я решила целиком и полностью сосредоточиться на чём-то позитивном. На своём агентстве, которое я сама создала и за которое действительно переживала. Чувство вины никуда не делось, но я старалась спрятать его поглубже, чтобы оно не вгоняло меня в чёрные мысли. Но только я погасила ночник и отвернулась к стене, намереваясь крепко заснуть и прекрасно выспаться, как услышала слабое постукивание в стеклянную дверь внизу на кухне. Сначала я подумала, что это Мик. Кому ещё могло взбрести в голову стучаться ко мне посреди ночи? «Держать нос кверху». Вот его последние слова. Означало ли это, что я по-прежнему в опасности?
Я накинула халат, достала из ящика комода пистолет и, сняв его с предохранителя, сунула в карман. Как можно тише я быстро сбежала вниз по лестнице и вошла в кухню. Приблизилась к стеклянной двери и осторожно выглянула в сад. Рукоятка пистолета холодила руку. Смогу или не смогу выстрелить? Снаружи было темно и ничего не видно. Я сделала ещё шаг.
За дверью я увидела не Мика, не киднеппера и уж тем более не грабителя. Это была Петра. Она стояла без куртки и дрожала от холода в своём домашнем костюмчике. Я открыла дверь.
– Что случилось? – быстро спросила я.
Петра тяжело, с присвистом, дышала.
– Я так испугалась. Дети у Андерса, и я одна дома. Мне приснился кошмар.
Я распахнула дверь настежь и пропустила Петру на кухню.
– Знаешь, такой кошмар – как будто наяву, и он снится мне уже третью ночь подряд.
– Сядь, – велела я, – я сейчас заварю тебе чай. Рассказывай, что тебе приснилось.
– Эстер, – начала Петра, когда мы уселись за кухонный стол с чашками горячего чая. – Она преследует меня. Спокойным, решительным шагом она входит по ночам в спальню и кладёт подушку мне на лицо. Потом прижимает её так, что мне нечем дышать. И когда я уже почти умираю, вдруг просыпаюсь… Но это ещё не всё. Я вижу её везде, куда бы ни пошла. Порой она стоит на кухне и смотрит на меня и детей, когда мы завтракаем. И молчит. Просто стоит, словно каменная статуя, и взирает на нас.
– А мне казалось, ты была рада, что всё закончилось, – задумчиво проговорила я.
– Я действительно была рада. Честно. Ты даже не представляешь, какое облегчение я испытала, когда у нас всё получилось. Я собиралась начать совершенно новую, удивительно прекрасную жизнь. И вдруг безо всякого предупреждения появляется Эстер. Она всё портит. Меня начинает грызть совесть, чувство вины переполняет, а она смотрит на меня, трясёт головой и причмокивает губами.
– Ты должна постараться оставить прошлое и двигаться дальше. Помни, от того, что ты сделала, никто не пострадал. Речь идёт всего лишь о деньгах. Деньгах ничейных, на которые никто не предъявил права. Учти, что Эстер получала доход с недвижимости. Это не те деньги, которые потом и кровью зарабатывают бедняки. И к тому же мы взяли не всю сумму. Большая часть всё равно досталась Фонду.
Петра заплакала:
– Чувство вины мучает меня, и это невыносимо. Преследует день и ночь. Мы должны пойти в полицию. – И Петра решительно схватила телефон: – Я звоню прямо сейчас. Другого выхода нет. Я не смогу с этим жить.
– Давай-ка ты по-быстрому успокоишься, и мы всё обсудим и примем разумное решение, – сказала я.
– Единственное разумное решение – это позвонить в полицию.
Петра снова принялась набирать номер, и я поняла, что нужно что-то делать. Я бросилась на подругу и попыталась вырвать телефон у неё из рук, но Петра держала крепко. Я не сдавалась. Началась потасовка.
– Отпусти телефон, Петра! – закричала я.
– Ты не сможешь помешать мне. Если я не сделаю этого сейчас, Эстер будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь!
У Петры началась истерика. И вдруг раздался громкий хлопок. Это у меня в кармане халата выстрелил пистолет. Петра разжала хватку и в шоке уставилась на дырку в полу.
– Что это? – вскрикнула она так, словно никогда раньше не видала пистолетов.
Я достала оружие, неуклюже поставила его на предохранитель и убрала в ящик. Петра как заворожённая следила за моими действиями.
– Всё в порядке, – спокойно сказала я, – а теперь послушай, что я тебе скажу. – Я крепко взяла Петру за руки, чтобы та не отвлекалась.
Петра не сопротивлялась.
– Подумай о последствиях. Представь, что будет, если ты пойдёшь в полицию. Ведь речь идёт не только о тебе, но и обо мне.
– Да, но… – начала было Петра.
– Никаких «но». У нас с тобой нет совершенно никаких причин, чтобы мучиться угрызениями совести. Уже слишком поздно. Что сделано, то сделано. И нет пути назад.
– Но как мы сможем жить со всем этим? – всхлипнула Петра.
– Мы должны жить, и мы будем жить. А если ты прямо сейчас заявишь в полицию, то навлечёшь смертельную опасность на всех нас. На меня. На себя. На Алису и на своих сыновей, таких замечательных мальчиков. Ты этого хочешь?
– Но мне кажется, что иначе я сойду с ума. Эстер такая… страшная.
– Если ты будешь её игнорировать, то ей в конце концов надоест, и она уйдёт. Поверь мне.
– Ты уверена? – жалобно проблеяла Петра.
– Я знаю. Так всегда бывает с галлюцинациями.
– Пообещай мне, что избавишься от него! – И Петра дрожащей рукой указала на пистолет.
Я обняла Петру, которая снова залилась слезами.
– Петра, запомни, мы должны держаться друг друга и хранить молчание, – прошептала я подруге на ухо.
В ответ Петра промычала нечто невразумительное. Я почувствовала, как дыхание подруги постепенно становится ровнее. Но самой успокоиться не получилось. Неужели теперь мне придётся следить за каждым шагом Петры?
Я в нетерпении смотрела на часы. Ночные разборки с Петрой изрядно утомили меня, и я чувствовала себя неважно. Я уже четверть часа стояла и ждала перед подъездом дома в Эстермальме, где жила Натали, когда юная блогерша вприпрыжку подбежала ко мне.
– Вы, должно быть, Каролина Экестедт, – сказала Натали. – Как хорошо, что вы смогли прийти. Мне очень жаль, что вам пришлось ждать.
Натали набрала код на домофоне и пропустила меня внутрь.
– У меня такой бешеный распорядок дня, что почти невозможно выкроить время для встреч в городе.
На лифте мы доехали до этажа, где жила Натали. Возле двери своей квартиры девушка нагнулась и достала ключ из-под коврика.
– Понимаю, что это не самое удачное решение, – с улыбкой пояснила она, – но я часто теряю ключи, и мне уже несколько раз приходилось менять замок. – С этими словами Натали вставила ключ в замочную скважину и отперла дверь.
Я шагнула в прибранную прихожую. Стены были белыми, как яичная скорлупа, в одном углу стояло плетёное кресло с небрежно брошенной на него белой овечьей шкурой. В другом висело красивое зеркало в позолоченной раме, по бокам располагалось два светильника, выполненных в том же стиле. Я узнала этот интерьер, словно прямиком сошедший с фотографий в блоге Натали. Девушка положила ключи и сумочку на столик из тёмного дерева и разулась.
– Завтра я улетаю в Занзибар на фотосессию, поэтому мы сможем поговорить, пока я собираю вещи. Идёт?
Натали сделала мне знак следовать за ней. В первый раз встреча с клиентом проходила в столь неформальной обстановке. Не найдя, куда сесть, я прислонилась к дверному косяку и вытащила свою записную книжку в оранжевом переплёте. В офисе всё-таки было бы удобней. Роскошная квартира отвлекала от дела.
Волосы Натали забрала в свободный пучок, а одета была в мужские джинсы с дырками и тонкую футболку с надписью «Такое Тодос». В умении одеваться эта молодая особа явно достигла уровня так называемого небрежного совершенства. Чистая белая кожа, почти без родимых пятен, без чёрных точек и прыщей. Натали была не слишком высокого роста, зато могла похвастаться невероятно стройными худыми ножками и маленькой круглой попкой, как у ребёнка. Миндалевидные глаза и длинные дуги бровей над густыми ресницами дополняли облик этакого воздушного создания. Вообще же Натали выглядела так, словно её пропустили через несколько фильтров и до блеска отполировали. Короче говоря, само совершенство.