– Представь, – дополнил Юра, – они из армии в обычной солдатской форме увольняются, а не в милицейской. Приедет такой дембель домой: погоны малиновые, буквы «ВВ» – не понять, где и кем служил: то ли зэков охранял, то ли диверсантов у секретного завода ловил. Ври сколько хочешь, правду все равно никто не узнает.
В гостиной и на кухне Петя украдкой рассматривал хозяйку, пытаясь понять, сколько ей лет. У Черданцева были две сестры – Юля и Таня. Старшая сестра в этом году оканчивала машиностроительный техникум, Таня училась в шестом классе. Повзрослев, Юля стала стесняться брата, зато младшая сестренка не воспринимала его как представителя противоположного пола. Таня могла поутру пройтись по квартире в одной комбинации, могла при брате поддернуть колготки. Волей-неволей Петя ежедневно видел этапы полового развития девочки. У тринадцатилетней Тани грудь только начинала формироваться, бедра округлялись, но лицо по-прежнему оставалось детским. У хозяйки квартиры фигура была как у младшей сестры Пети, но взгляд был взрослый, оценивающий.
«Ей лет пятнадцать-шестнадцать», – сделал заключение Черданцев.
– Лиля, у вас в зале магнитофон стоит? – спросил Борзых. – Можно посмотреть?
Хозяйка кивнула: «Смотри». Налила себе чай, села напротив Черданцева. Юра прошел в гостиную. На тумбочке около окна в вертикальном положении стоял катушечный магнитофон. С первого взгляда Борзых не понял, что это за аппарат, а когда прочитал название на английском языке, обомлел. «Филлипс»! Гордость западноевропейской электронной промышленности. Магнитофон-миф: все о нем слышали, но видеть мало кто видел.
«Бог ты мой! – восхитился Юра. – Вот это техника! Сколько у него ручек, клавиш, два индикатора записи! А это что, дисплей? Точно, дисплей. Электронный! Как на студии звукозаписи. С таким дисплеем можно с точностью до секунды засечь, когда начнется нужная композиция на пленке».
Юра вернулся на кухню.
– Лиля, где вы такой дивный магнитофон купили? Он должен стоить как новенький мотоцикл «Ява» с коляской. Петя, прикинь, у них настоящий «Филлипс» в зале стоит.
– У вас импортный магнитофон? – заинтересовался Петя. – Где достали? В комиссионке купили или у моряка дальнего плавания?
– Почему в комиссионке? – не поняла девушка. – В обычном магазине купили.
– А-а-а… – одновременно разочарованно протянули парни.
Хозяйка явно не хотела говорить правду, темнила! Где это видано, чтобы импортные магнитофоны в обычном магазине продавались?
– Лиля, я что-то прослушал, вы откуда с папой приехали?
– Из Свердловска.
– Ты хочешь сказать, – саркастически усмехнулся Юра, – что в Свердловске в обычном магазине электроники продаются магнитофоны «Филлипс»? Фирменные пластинки там на полках не пылятся?
Хозяйка посерьезнела. Вызывающий тон не понравился ей, но ссориться с парнями она не собиралась.
– Папа купил этот магнитофон в прошлом году в магазине электроники, но не в Свердловске, а в Багдаде.
Юра был поражен. Багдад – столица Ирака! Оказаться в нем обычному советскому гражданину было сложнее, чем попасть в отряд космонавтов и совершить пару витков вокруг Земли. Борзых видел, что девушка не сочиняет, а говорит сущую правду: ее отец был в Багдаде и купил там магнитофон «Филлипс». Как он туда попал? Как произошло это невероятное событие? Бывают в жизни чудеса, но чтобы такие!
Лиля была довольна произведенным эффектом. Сбитые с толку гости молчали, с трудом переваривая услышанное.
– Чай еще будете? – спросила девушка.
«Какой чай! – раздраженно подумал Юра. – Я бы сейчас водки выпил, чтобы в себя прийти. Подумать только, ее отец гулял по Багдаду, Саддама Хусейна видел или не видел, но мог увидеть».
Борзых посмотрел на торжествующую хозяйку и спросил первое, что пришло на ум:
– Твой папа был в туристической поездке в Багдаде?
– Мы жили в Ираке три года. Папа в Багдаде помогал местным инженерам монтировать оборудование на электростанции.
– А-а-а… оборудование, – протянул Юра и замер с открытым ртом.
Петя почувствовал, как в животе отпустило, революция в желудке стихла, и стало так хорошо, что захотелось прикрыть глаза и унестись в неведомые края, где в магазинах продают все что хочешь. Где по улицам сказочно прекрасных восточных городов неспешно вышагивают верблюды, где седобородые старцы в чалмах на каждом углу предлагают затянуться ароматным дымом из кальяна.
– Лиля, вы из-за границы не привезли свежие записи? – пришел в себя Борзых. – До нас, до Сибири, новинки доходят с годовым опозданием.
– Отец музыкой увлекается. Я к ней равнодушна. Посмотри пластинки в коробке рядом с магнитофоном, может, найдешь что-то интересное.
«Что можно найти в коллекции мужчины лет сорока? – подумал Юра. – “Поющие гитары”, “Ариэль”, Иосиф Кобзон, Валерий Ободзинский? Если ее папа имеет такие же музыкальные пристрастия, как мои родители, то это атас! Тушите свет, кино не будет».
Мать Юры обожала тоскливо-надрывные песни Ободзинского, иногда ставила пластинки с песнями из индийских кинофильмов. Юра не представлял, как человек по доброй воле может насиловать себя индийскими песнями, но возразить родителям не мог: вся аппаратура в семье была куплена отцом, и только он был волен распоряжаться, кому и что слушать. Но отец Юры не был тираном и ретроградом. Иногда под хорошее настроение мог подкинуть сыну червончик на кассету из киоска звукозаписи.
Борзых нашел открытую коробку, достал первую попавшуюся пластинку и замер в изумлении – эта необычная квартира на каждом шагу таила сюрпризы. Зазеркалье какое-то, страна чудес, ни на что не похожий ирреальный мир: на обложке пластинки, поразившей Борзых до глубины души, были не усатые «Песняры» в народных костюмах, а лохматые чудовища, готовые выпрыгнуть в гостиную и сожрать неосторожного гостя.
– «Назарет»! – прошептал Юра. – «Собачья шерсть».
Шотландская группа «Назарет» была на пике популярности в 1975—76 годах, но даже в зените славы она не смогла пробиться в первый эшелон рок-музыки. В Великобритании «Назарет» не мог конкурировать с группами «Роллинг стоунз» или «Пинк Флойд», в Западной Европе шотландские исполнители были известны еще меньше, но в СССР «Назарет» был культовой группой. Парадоксально, но факт – мало кто из советских подростков мог не задумываясь назвать самый известный альбом «Назарета», но о существовании такой группы знал любой школьник. Причин популярности «Назарета» было несколько.
Во-первых, название. «Назарет» – это город, где родился Иисус Христос. Христианская религия в Советском Союзе была под негласным запретом. Посещать церковные службы могли только древние старухи, молодежь от церквей старалась держаться подальше. Быть поклонником группы «Назарет» означало держать фигу в кармане. «Кто слушает “Назарет”, тот Брежневу не верит», – сказал как-то один из знакомых Юры. Объяснить, что в творчестве шотландской группы антисоветского, знакомый не мог, но по самому названию было понятно: «Назарет» и идеалы социализма – антагонисты. Не зря «Назарет» в Советском Союзе считался запрещенной группой.
Во-вторых, в СССР из уст в уста передавали легенду, что один из участников «Назарета», гитарист Пит Эгнью, вовсе не англичанин и не шотландец, а русский – Петр Огоньков (или Петр Огнев), бывший участник ВИА «Самоцветы», сбежавший из Советского Союза во время зарубежных гастролей. Ни в одном зарубежном ансамбле бывших советских музыкантов не было, а в «Назарете» – был! Это ли не признак качества? Кого попало в ведущую западную рок-группу не возьмут, значит, в музыке «Назарета» есть что-то такое, чего не было у других исполнителей.
Рок-музыка и в СССР, и на Западе была музыкой протеста. В Советском Союзе пластинки с записями западных рок-музыкантов не выходили, а сама рок-музыка была под запретом. За прослушивание «Дип Перпл» или «Лед Зеппелин» в тюрьму бы не посадили, из института бы не исключили, но поклонник протестного рока считался человеком неблагонадежным, недостойным выдвижения на руководящие комсомольские должности. Записи западных рок-музыкантов распространялись по стране на магнитофонных катушках. С каждой перезаписью с магнитофона на магнитофон качество воспроизведения падало, появлялись посторонние шумы, грохот. Вокал даже самых лучших исполнителей терялся в какофонии наслаивающихся друг на друга звуков. Юра, честно говоря, иногда не мог понять, как можно восхищаться записью, на которой, кроме грохота гитар и отдельных воплей, ничего не разобрать, но мода есть мода. Каждый прогрессивный подросток обязан любить рок – вот и люби, даже если слушать магнитофонную запись так же «приятно», как скрип пенопласта по стеклу.
По необъяснимым причинам две композиции группы «Назарет» гуляли по Советскому Союзу с таким великолепным качеством записи, что Юрий Антонов бы позавидовал. К 1982 году шотландский коллектив выпустил 14 альбомов, то есть больше ста песен, из которых советской молодежи были известны только две – Cocaine и Let me be your leader. Композиция «Кокаин» была записью с концерта. Начиналась она гулом возбужденной толпы зрителей и призывом Дэна Маккаферти: «Enough!» С грехом пополам слово «инаф» перевели. Оно означало «достаточно». Остальные слова на слух перевести было невозможно: уровень знания английского языка не позволял. Песня со странным названием «Позволь мне быть твоим лидером» всегда шла за «Кокаином» и была только в студийном исполнении. В конце композиции звучал колокол, шумел водопад, стереозвук летал из колонки в колонку – ни один советский ансамбль не мог похвастаться такими звуковыми эффектами. Благодаря этим двум песням советская молодежь могла убедиться, что рок – это не только грохот и вопли, но и вполне качественная музыка, основанная не на протесте всех против всего, а на неспешном повествовании английских баллад.
Немаловажную роль в популярности «Назарета» играли обложки пластинок. Чудом попавшие в СССР пластинки перефотографировались, и обложки начинали жить своей жизнью, отдельно от музыки. Взяв в руки пластинку с изображением чудовищ, Борзых без перевода знал, что этот альбом называется «Собачья шерсть». Ни одной песни с этой пластинки он никогда не слышал.