Нина, словно обессилев, устало опустилась на диван.
– Омар совсем еще мальчишка. Ему только двадцать пять лет. Ни в какую политику он не лез, ни в каких заговорах не участвовал. Я уверена: это ты все подстроил, лишь бы в Ираке остаться. Так ведь?
Жена посмотрела на Льва полными слез глазами.
– У меня с Омаром ничего такого не было. Иногда он приходил поговорить, попить чай, рассказать о своей семье, а ты поверил грязным слухам и сломал мальчишке судьбу.
– Если не секрет, на каком языке вы общались? Он по-русски двух слов связать не может, а ты по-арабски не говоришь.
– Лев, если его не освободят, я уеду в Союз и увезу Лилю с собой.
– Ты мне угрожаешь?
Карташов, сжав кулаки, шагнул к жене, посмотрел на нее и понял, что она влюблена в Омара, влюблена страстно, безрассудно и пойдет на все, лишь бы его освободить.
– Ребенка не трогай, – попросил Лев Иванович. – Лилю в этом году в свердловской школе не ждут. Как она объяснит учителям, почему вернулась раньше? Давай не будем торопить события. Если Омар ни в чем не виноват, то его отпустят, а если признают виновным и казнят, то найдешь нового… сантехника.
– Какая же ты сволочь! – с презрением сказала Нина. – Ты одного его мизинца не стоишь. Приедем в Союз – я с тобой разведусь, а пока, так и быть, давай поживем, подождем, чем дело кончится.
С этого дня Нина и Лев стали чужими людьми, вынужденными жить под одной крышей. Дочь не могла не заметить, что мать и отец не общаются друг с другом. Оставшись с Карташовым наедине, Лиля спросила:
– Вы с мамой серьезно поссорились?
– Навсегда. Она хочет вернуться в Советский Союз и увезти тебя с собой. Я против.
– Я не поеду с ней, – спокойно и уверенно заявила девочка. – Директор школы сказала, что я уже взрослая и могу сама решать, с кем из родителей останусь в случае их развода.
– Спасибо, дочь! – проглотив ком в горле, поблагодарил Лев.
Через два года, в Сибири, Лиля призналась, что однажды в музыкальной школе отменили занятия, и она вернулась домой на два часа раньше обычного. Из спальни раздавались странные звуки. Лиля посмотрела в дверную щелочку и увидела, чем мама занимается в обеденный перерыв.
21 сентября Нина сообщила мужу и дочери, что написала заявление о досрочном прекращении контракта и возвращении в СССР. Лиля уезжать из Ирака отказалась.
– Я проконсультировалась… – начала она, но мать не дала досказать.
– Знаю я, к кому ты бегала! – окрысилась Нина. – Только советчики у тебя оказались никудышные.
– Лиля останется со мной, – сказал как отрезал Лев Иванович.
– Во, видел? – Нина показала мужу кукиш. – Эта соплячка будет иметь право выбора, с кем из родителей ей остаться, только после развода, а мы с тобой еще в браке. Лиля поедет со мной. Поедет, даже если сотрудникам консульства придется ее силой посадить в самолет.
На другой день обстановка в стране и мире изменилась – войска Ирака по приказу Саддама Хусейна вторглись в Иран. Началась ирано-иракская война. Авиасообщение между Багдадом и Москвой прервалось. В консульстве Нине заявили, что до прояснения обстановки действующие контракты пересматривать не будут. Вне себя от злости она вернулась домой, рухнула на кровать, уткнулась в подушку и проплакала до утра.
13
Шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви в 1970-е годы увеличил расходы на оборону в 20 раз. Огромная доля от нефтегазовых доходов пошла на оснащение ВВС страны самыми современными истребителями и бомбардировщиками. В 1978 году ВВС Ирана по численности боевых самолетов и вертолетов превосходили любую из стран НАТО, кроме США. В январе 1979 года сторонники аятоллы Хомейни свергли шахский режим, началась исламская революция. Пилоты ВВС, пестуемая шахом элита вооруженных сил, раскололись на два непримиримых лагеря. Оставшиеся верными монархии летчики или сбежали вслед за шахом за границу, или были казнены как враги революции. Сторонников Хомейни в ВВС было немного, но достаточно, чтобы поддерживать авиапарк в боеспособном состоянии.
1 октября 1980 года 60 иранских бомбардировщиков «Фантом», сопровождаемые истребителями прикрытия «Томкэт», атаковали промышленные объекты в Багдаде. Два звена «Фантомов» нанесли удар по ТЭЦ № 12. В результате авианалета главный корпус ТЭЦ был разрушен, погибли 36 иракских строителей и один советский специалист. Более ста рабочих получили ранения. Досталось и Льву Ивановичу. 500-фунтовая авиабомба Мк.80 взорвалась у него за спиной. Ударной волной Карташова сбило с ног. Превозмогая боль, он вздохнул, но пробитые осколком легкие не наполнились воздухом, со стороны спины раздалось хлюпанье и шипение. «Пневмоторакс! – догадался Карташов. – Если не заткнуть рану на спине, то я умру от удушья». В критической ситуации сознание советского энергетика работало четко, как часы. Лев Иванович вспомнил, как в Москве перед командировкой прошел курс травматологии и неотложной медицинской помощи. С трудом поднявшись на колени, он подозвал окровавленного иракского рабочего.
– Закрой ладонью рану на спине! – приказал Карташов.
На войне случается много чудес. Арабский строитель, знавший по-русски всего с десяток слов, в точности выполнил указания Льва Ивановича и до приезда скорой помощи не давал воздуху выходить через отверстие на спине инженера. В автомобиле скорой помощи смуглая немолодая медсестра вколола Карташову морфий, и он отключился. В сознание Лев Иванович пришел только в госпитале.
Говоривший по-русски врач сообщил:
– У вас проникающее ранение правого легкого со стороны спины и два осколочных ранения правой ягодицы. Мы провели операцию, удалили осколки. Если осложнений не будет, то через пару дней переведем вас из реанимации в общую палату.
– Быстро что-то, – удивился Карташов. – Всего два дня – и в общую палату?
– Госпиталь перегружен, очень много раненых.
В общей палате Карташова навестил представитель посольства.
– Министр энергетики Ирака обратился в Совет революционного командования с просьбой перевести вас из гражданской больницы в Главный госпиталь республиканской гвардии. Саддам Хусейн удовлетворил просьбу. Завтра вас перевезут на новое место, где вы продолжите лечение.
– Мне, конечно, льстит, что президент Ирака лично принял участие в моей судьбе, но почему бы меня не забрать в госпиталь при посольстве, где за мной будут присматривать советские врачи?
– Во-первых, – тихо сказал дипломат, – мы находимся на Ближнем Востоке, где законы гостеприимства священны и неприкосновенны. Отказавшись от дальнейшего лечения в Главном госпитале республиканской гвардии, мы нанесем оскорбление руководству баасистской партии и лично товарищу Хусейну. Во-вторых, больше половины врачей в госпитале республиканской гвардии получили образование в Советском Союзе. Согласитесь, было бы странно, если бы мы не доверили ваше дальнейшее лечение врачам, получившим дипломы в Москве и Ленинграде. За семью не переживайте. Консульство окажет вашей супруге любую помощь.
10 октября Карташова как ценного иностранного специалиста, пострадавшего при защите интересов иракской революции, перевезли на бронированном автомобиле в Главный госпиталь республиканской гвардии. Согласно распоряжению главврача госпиталя Карташова поместили в корпус «Д», в котором лечение и реабилитацию проходили военнослужащие в звании не ниже полковника. Кроме старших офицеров и генералов республиканской гвардии, право на лечение в корпусе «Д» имели сотрудники разведки в звании не ниже майора и руководители БААС, связанные с армией или военно-промышленным комплексом. В новом госпитале Льву Ивановичу досталась двухместная палата на первом этаже с телевизором и кондиционером. Два дня он жил один, на третий в сопровождении санитаров пришел заросший густой щетиной худой мужчина неопределенного возраста в больничной пижаме. Незнакомец сел на кровать, что-то сказал по-арабски. Санитары, почтительно поклонившись, удалились, прикрыв за собой дверь.
– Что, Лев Иванович, соседями будем? – спросил по-русски небритый господин.
Несколько секунд Карташов пребывал в недоумении, потом догадался, кто сидит напротив, и радостно воскликнул:
– Али! Клянусь всеми богами на свете – не признал. Богатым будешь! Тебя ранило?
– Нет, простудился, – язвительно пошутил сосед. – Нынче на улице прохладно, осень все-таки!
– Извини, я так растерялся, что сам не знаю, что говорю. Тебя на ТЭЦ ранило?
– На другом объекте, – уклончиво ответил контрразведчик. – Два осколка! Оба в грудь. Один совсем рядом с сердцем прошел. Но ничего, я выкарабкаюсь и воздам этим иранским собакам за их коварство.
Али Азиз достал из кармана пижамы сигарету, закурил.
– Кто-то в нашем руководстве крупно просчитался относительно потенциала иранских ВВС. Мы-то думали, что аятолла всех пилотов перевешал-перестрелял, а нет! По сто самолетов в налете участвуют. Сам убедился, что выражение «земля под ногами ходуном ходит» не красивая метафора, а физическое явление. У меня после взрыва бомбы асфальт из-под ног ушел, как будто в преисподнюю провалился. Представь: упала бомба, отменила законы гравитации, и я поднялся в воздух, как пушинка, как фантик от конфеты.
Постучавшись, вошел санитар, принес прохладную минеральную воду и вазу с фруктами. Вечером в палате установили телефон внутренней связи, сотрудник разведки в гражданской одежде привез японский транзисторный радиоприемник.
– Будем слушать вражеские голоса! – объявил Али. – Передачи Би-би-си на арабском языке рассчитаны на слабоумных. Русская служба Би-би-си правдивостью освещения событий не отличается, зато у них отличные музыкальные передачи.
– Али, стены имеют уши! Нам не влетит за вражеское радио?
– Как сотрудник Мухабарата, я имею право прослушивать информационные и аналитические передачи английского радио, а как христианин могу интересоваться западной музыкой. Я же католик, на меня строгие исламские ограничения не распространяются.
– Ты когда в последний раз в церкви был? – подколол Карташов.