– Папа, почему ты не плюнул ей в ответ? Она тебя унизила, а ты промолчал.
– Своим плевком она унизила не меня, а себя. Настоящий мужчина не имеет права обращать внимание на истеричные выходки пожилой женщины. Пускай твоя бабушка поступает как хочет. Бог ей судья.
– Она не бабушка мне, – не по-детски жестко заявила Лиля. – Они не хотят считать тебя своим родственником, значит, я им тоже не родня.
Лев Иванович был доволен: битву за дочь он выиграл.
Через знакомых энергетиков Карташов нашел работу в Сибири – в областном центре требовался главный инженер по ремонту теле– и радиоаппаратуры в крупный комбинат бытового обслуживания. Комов при встрече посоветовал, к кому обратиться по поводу обмена квартиры. После звонка к Карташову пришел невысокий, неброско одетый мужчина с забавно выпячивающейся нижней губой. По-хозяйски осмотрев квартиру и проверив документы, подпольный маклер посоветовал жилье в Свердловске продать, а в Сибири купить другую кооперативную квартиру. Карташов заплатил маклеру двести рублей. Теневой делец подыскал покупателя на квартиру Льва Ивановича и предложил три квартиры на выбор в Сибири. Летний отпуск Карташов провел в поездках. Вначале он побывал в Москве. В магазине «Березка» на чеки Внешпосылторга, полученные им за работу в Ираке, купил великолепный импортный проигрыватель грампластинок, кое-что из одежды для себя и дочери и два десятка пластинок с записью популярных западных исполнителей. В иракском культурном центре Лев Иванович на удивление быстро нашел общий язык с советником по делам молодежи и студентов Мухаммедом Саади. К началу нового учебного года иракские студенты по указанию Саади привезли в Москву тридцать грампластинок. Карташов заплатил за каждую из них по десять рублей, чисто символическую цену. Если посмотреть со стороны на совершенную Львом Ивановичем сделку, то она была невыгодной для Саади. Любая из пластинок при перепродаже с рук стоила в шесть-семь раз дороже, но продать ее – дело рискованное. Московская милиция периодически устраивала облавы на спекулянтов, активно внедряла в их среду агентов и осведомителей. Сотрудник иракского культурного центра, преданный член баасистской партии, по определению не мог ввязываться в опасные авантюры, бросающие тень на иракский народ. Мухаммед Саади пошел другим путем: приказал иракским студентам, обучающимся в Москве и в Ленинграде, во время каникул купить на свои деньги в Ираке пластинки и доставить ему в культурный центр. Ослушаться приказа уважаемого чиновника студенты не посмели. Тридцать грампластинок Саади продал Карташову по десятке и заработал триста рублей, очень неплохие деньги даже для сотрудника культурного центра.
После возвращения в Союз Лев Иванович провел кропотливое исследование и выяснил, какая музыка пользуется у молодежи наибольшим спросом. Протестный рок, к удивлению Карташова, оказался на втором месте. Бесспорным лидером по продажам магнитофонных записей было диско – легкая ритмичная музыка, звучащая на всех дискотеках от Камчатки до западных границ СССР. Евродиско имело несколько направлений, в которых разбирались только высоколобые искусствоведы. Большинству молодежи нравились отдельные композиции разных авторов. По состоянию на 1980 год самым популярным исполнителем в стиле диско в Советском Союзе был, конечно же… Эль Пасадор, крупный мужчина с пышными усами водителя грузовика. Его композиция «Амада миа, море мио» звучала из каждого утюга и даже из каждой стиральной машины. Вступительные такты «Амада миа», как звуки волшебной флейты, притягивали меломанов к киоскам звукозаписи. Незамысловатая мелодия с первого раза западала в душу и поселялась в ней навсегда. В Советском Союзе была известна только одна композиция Эль Пасадора. Как выглядит ее автор, густым басом напевающий «Амада миа, море мио», никто толком не знал.
Второе-третье места по популярности делили «Дадди кул» и «Ма Бейкер» в исполнении группы «Бони М». Песня «Дадди кул» (Daddy cool) вызывала яростные споры среди подростков. Одним явно слышалось, что Лиз Митчелл поет: «Варвара тянет…», другие утверждали, что западногерманская группа ни за что не будет вставлять в англоязычную композицию похабные намеки на русском языке. Примерно такая же история была с песней «Москау» группы «Чингисхан». Сколько народу искренне верило в «перевод»: «Москау, Москау, забросаем бомбами, будет вам олимпиада, ах-ха-ха-ха-ха!»
Размышляя о музыкальном рынке, Карташов пришел к выводу, что нарезка из популярных композиций более привлекательна для массового слушателя, чем магнитофонная катушка с записью одного альбома одного исполнителя. В 1978 году в СССР была выпущена виниловая пластинка лучших песен немецкой поп-группы Boney M. Первую сторону пластинки завершала композиция «Хочешь ли ты танцевать, детка?». В плане развития диско-музыки эта песня длительностью почти семь минут была эпохальной, но слушать бесконечное бормотание Боби Фарелла «ду ю, ду ю, вонна дон?» – удовольствие на любителя. На пластинке 1978 года была только одна по-настоящему популярная песня – «Санни». За неимением лучшего эту пластинку переписывали на магнитофонную ленту, зачастую выбрасывая нудную «Детку». Оставшееся место на пленке заполняли кто чем.
«Не проще ли с самого начала сделать сборник? – подумал Карташов. – Магнитофонные записи должны быть двух видов: нарезка из популярных песен различных исполнителей и альбомы целиком. Поклонники “Бони М” предпочтут альбом, а для дискотеки сгодятся три-четыре самых популярных композиции этой группы».
В ноябре 1981 года Льва Ивановича вызвали в суд и ознакомили с исковым заявлением тещи, потребовавшей свою долю в наследстве, оставшемся от покойной дочери. Карташов был в ярости. Такой подлянки от родни жены он не ожидал. Выйдя из суда, Карташов снял все деньги со сберкнижки, спрятал оставшиеся чеки Внешпосылторга в надежное место. Кооперативную квартиру Лев Иванович спрятать не мог. Как ни крути, теща имела право на несколько квадратных метров жилплощади. Пришлось пойти на переговоры с бывшими родственниками.
– Право на часть квартиры вам ничего не даст, – разъяснил свою позицию Карташов. – Продать вы ее не сможете, так как квартира является неделимым имуществом. На постой к себе я никого из вас не пущу – ни с милицией, ни с судебным исполнителем. Я предлагаю цивилизованный вариант решения проблемы. Вы получите все вещи моей покойной супруги и денежную компенсацию в размере ста рублей. Если вас такие условия не устраивают, то вещи жены сдам в комиссионный магазин, вырученные деньги оставлю себе.
– Не получится! – возразил тесть. – Это наши деньги, мы их у тебя по суду взыщем.
– Хорошо, – согласился Лев Иванович. – Тогда я сожгу ее шубы и пальто. Пепел от сгоревших тряпок вас устроит?
После нескольких дней переговоров Карташов и родственники жены в судебном заседании заключили мировое соглашение. К предложенной компенсации Карташову пришлось добавить золотые украшения жены. Зато квартира осталась в полном его распоряжении.
В декабре Лев Иванович и Лиля стали готовиться к переезду. Перед Новым годом они въехали в новую трехкомнатную квартиру, но вещи распаковать еще не все успели.
Комбинат бытового обслуживания (КБО), в котором Карташову предложили должность главного инженера, располагался в трехэтажном здании недалеко от центра города. На первом этаже КБО работали химчистка, парикмахерская, мастерская по ремонту обуви и фотостудия. Весь третий этаж занимало швейное производство. На втором этаже находились студия звукозаписи и мастерская по ремонту теле– и радиоаппаратуры. Всего в КБО работало около ста человек. Кабинет главного инженера располагался на втором этаже, рядом со студией звукозаписи.
В конце 1970 – начале 1980-х годов в Советском Союзе была налажена уличная торговля в полустационарных и передвижных торговых точках. Столовые продавали пирожки и беляши, хладокомбинат – мороженое, пивзавод – пиво на розлив, студии звукозаписи – магнитофонные кассеты и крохотные рублевые пластинки на гибком носителе. По идее, в киосках звукозаписи не должны были продаваться уже записанные кассеты. Покупатель должен был вначале заказать нужную запись, а не выбрать из предложенного ассортимента. Грохочущие выставленными наружу колонками киоски звукозаписи официально назывались пунктами приема заказов и не должны были подменять собой магазины музыкальных товаров, но в магазинах «Мелодия» не было пластинок с записями западных исполнителей или советских рок-групп. Эту брешь на свой страх и риск заполняли сотрудники студий звукозаписи, работающие в киосках, разбросанных по всему городу. Партийные власти смотрели на эти нарушения сквозь пальцы: молодежь все равно найдет нужные записи, но деньги за кассеты пойдут не в государственное учреждение, а теневым дельцам, спекулянтам.
Комбинату бытового обслуживания населения, куда устроился Лев Иванович, принадлежали пять киосков звукозаписи. Пластинки, с которых записывали альбомы популярных исполнителей, продавцы искали кто где, зачастую покупали с рук за свои деньги. Катушка магнитофонной пленки фирмы «Тасма» в 1980 году стоила 4 рубля 73 копейки. На нее при скорости воспроизведения 19 см в секунду входил один альбом, плюс по одной песне в конце пленки. В уличном киоске магнитофонную ленту с записью продавали по 10–12 рублей, в зависимости от популярности исполнителя. Если в киоске продавалась запись, сделанная в КБО, то продавец, получающий зарплату в комбинате, не получал с нее прибыли. Если же удавалось продать запись, сделанную самостоятельно, то разница между стоимостью купленной в магазине катушки с магнитофонной пленкой и ее продажной ценой полностью шла ему в карман. Чтобы самому сделать запись хорошего качества, надо было иметь стереопроигрыватель и носитель исходной записи, то есть пластинку, стоившую при покупке с рук от 60 до 80 рублей. Со стороны могло показаться, что работа в киоске звукозаписи такая же прибыльная и безопасная, как у шашлычника, замачивающего кусочки сырого мяса в растворе пищевой соды и таким нехитрым способом увеличивающего количество проданных шашлыков процентов на десять. Но нет, у продавцов звукозаписи были свои проблемы. Иногда по одному им ведомому графику киоски звукозаписи проверяли сотрудники БХСС.