– Милиция приезжала, – тихо сказал Петя. – Я про деньги ничего не сказал.
– Правильно сделал, – так же тихо ответил Лев Иванович. – Лечись! Даю слово, что никогда не забуду про твое самоотверженное поведение. Отныне я твой должник. Будет трудно – помогу.
Тем же вечером Карташов и Юра встретились около КБО.
– Мамедов навел на Петю? – спросил Борзых.
– Похоже, что он. Больше некому.
Лев Иванович помолчал, поискал на небе знак, но ничего не нашел.
– Скорее всего, Мамедов решил отстранить меня от дел и завладеть нашим скромным бизнесом. Если ему это удастся, то мы останемся у разбитого корыта: я – с одной зарплатой, а ты – вообще без всего.
– Что делать будем? – мрачно спросил Борзых.
– Пока – ничего. Подождем развития событий.
С этого дня работу домашней студии временно приостановили. В ноябре Карташов уехал в Москву за пластинками и чистыми катушками, Лиля пригласила в гости Мамедова. После шампанского и страстных поцелуев она наконец-то решилась переступить черту и стать по-настоящему взрослой. Вечером любовник засобирался домой.
– Ты не останешься на ночь? – удивилась Лиля.
– Жена дома ждет, волноваться будет.
Лилия лишилась дара речи. Пока она приходила в себя, Мамедов ушел.
– Так он женат! – в отчаянии воскликнула девушка и прорыдала всю ночь.
Обходительный ласковый красавец оказался мерзавцем – попользовался наивной девушкой и отбросил ее в сторону, как пустую бутылку из-под пива. В воскресенье приехал отец. Лиля честно рассказала, как провела субботу с Мамедовым.
«От судьбы не уйдешь! – подумал Карташов. – Ее мать сходила с ума от мужчин восточного типа, и Лиля туда же! Проклятая блудливая кровь дала о себе знать в самый неподходящий момент. Но ничего, еще не все потеряно!»
В среду Лев Иванович вызвал Мамедова в КБО. Разговор проходил в кабинете Карташова один на один.
– Ты изнасиловал мою дочь… – начал было Лев Иванович. Но приемщик остановил его:
– Ваша дочь – шлюха! Она под благовидным предлогом пригласила меня к себе домой, напоила шампанским и затащила в кровать. Каюсь, не устоял!
– Она еще несовершеннолетняя и не отдает отчет своим действиям.
– Чушь! – усмехнулся Мамедов. – Ей уже шестнадцать лет, так что… У вашей дочери есть следы изнасилования? Синяки, ссадины, вырванные волосы? Если нет, то наши интимные отношения были по обоюдному согласию. Перед тем как предавать это дело гласности, подумайте, кто останется в дураках. Моя жена за мелкую интрижку на развод не подаст, а вы, Лев Иванович, опозоритесь на весь город. Подумать только, дочь главного инженера КБО, члена партии, передовика, уважаемого человека – проститутка, с удовольствием прыгающая в кровать к первому встречному! Какой позор, какое бесчестие! Кстати, гложет меня одна мысль, покоя не дает: это не вы, Лев Иванович, надоумили дочь совратить меня, чтобы я не совался в ваш подпольный бизнес?
– Что? – вскочил Карташов. – Да как ты смеешь…
– Спокойно, дядя! – перешел на хамский тон Мамедов. – Мне за «любовь» с твоей дочерью перед женой отвечать, а тебе за подпольную студию – перед законом. Я отделаюсь скандалом с битьем посуды, а ты в зону пойдешь, лет на пять. На кого крошку Лилю оставишь? Она без тебя по рукам пойдет.
– Ты ничего не докажешь, – пришел в себя Карташов. – Иметь три магнитофона не преступление.
– Я ничего доказывать не буду. Милиция во всем разберется. Возьмут твоих пареньков за жабры, и они сдадут тебя со всеми потрохами, выложат все как на духу. Или ты думаешь, что они молчать будут, как по ларькам левые деньги собирали? Даже не надейся. В милиции умеют язык развязывать.
Карташов не ожидал такого поворота событий, растерялся, не знал, что ответить.
– С завтрашнего дня работу домашней студии надо возобновить, – спокойно и жестко продолжил Мамедов. – Половину от прибыли будешь отдавать мне. Если не согласен, то ты отправишься на лесоповал, а Лиля… Я позабочусь, чтобы она не скучала в твое отсутствие. У меня много знакомых, которые с радостью скрасят ей одиночество.
В тот же вечер Карташова с сердечным приступом увезли в кардиологический центр. В пятницу его навестила дочь, после нее пришел Борзых. В субботу Юра взялся за дело. Пока он осматривал комнату Льва Ивановича, Лиля и Петя молча сидели на кухне. Наконец Борзых нашел все, что искал: тетради с записями о движении денег и товаров, блокнот с адресами друзей и знакомых Карташова, описание изобретенного Львом Ивановичем пульта.
– Лиля! – позвал Юра. – Запоминай: мы забираем магнитофоны «Маяк», половину коллекции пластинок, шнуры, пульт и личные записи Льва Ивановича. Один магнитофон будет у меня, другой – у Пети. Если завтра к тебе придут с обыском, то ничего подозрительного не найдут.
«Бухгалтерские» тетради Борзых сжег на пустыре за гаражами, блокнот и описание пульта спрятал дома.
В воскресенье проведать Карташова пришел Мамедов.
– Наш уговор в силе или мне написать заявление в милицию? – спросил он.
– Ты выиграл, – тихо сказал Лев Иванович. – С завтрашнего дня начнешь получать свою долю. Но у меня есть одно условие: ты навсегда забудешь о моей дочери и о том, что между вами было.
– Согласен! – повеселел приемщик.
В понедельник Мамедов в приподнятом настроении вышел на работу в киоск звукозаписи, расположенный на остановке «Аптека». Примерно около часа дня в окошечко киоска постучал покупатель. Мамедов, не вставая с места, палкой с крючком на конце открыл дверцу и получил три пули в голову и грудь. Его тело обнаружили покупатели, заинтересовавшиеся странным шипением из колонок киоска звукозаписи. Инспектору уголовного розыска, прибывшему на место происшествия, запомнился не окровавленный труп мужчины в спортивном костюме «Адидас», а работающий вхолостую магнитофон: пройдя до конца, бобина с пленкой продолжала вращаться. Кончик ленты бил по выступающим частям магнитофона. Звуковоспроизводящая головка вместо жизнеутверждающей песенки «Амада миа, аморе мио» выдавала на колонки беспрерывное шипение, похожее на помехи в эфире.
Сотрудник милиции словно завороженный смотрел на магнитофон: бобина с пленкой вращалась, труп сидел, откинувшись на спинку стула, и в этом был какой-то сюрреализм: не то презрение техники к отдельно взятой человеческой жизни, не то иллюстрация к выражению «Его песенка спета».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
20
Звонок раздался ровно в шесть вечера в воскресенье, в первый день лета. Лаптев посмотрел на экран телефона. Звонили с городского номера, значит, на звонок можно ответить. Звонки с незнакомых сотовых телефонов Андрей Николаевич сбрасывал, так как звонили в основном телефонные мошенники или сотрудники банков, предлагающие взять кредит.
– Алло!
– Андрей Николаевич, как жизнь, дорогой? Не соскучился по работе? Извини, что побеспокоил в выходной день, но обстоятельства требуют немедленной консультации, а подсказать, кроме тебя, никто не сможет. Ты помнишь убийство некоего Александра Мамедова в декабре 1982 года?
– Помню. Как же не помнить первый год работы в уголовном розыске! В декабре у меня была дикая запарка, я с участка не выходил, спал по три часа в сутки, а тут Мамедов! Самое громкое убийство конца 1982 года. Меня откомандировали в следственно-оперативную группу областного УВД, но через неделю отозвали назад. Вьюгину удалось убедить генерала, что в райотделе личного состава катастрофически не хватает, показатели падают, а конец года на носу.
– Отлично! – обрадовался собеседник. – Давай я пришлю за тобой машину, посидим, чайку попьем, вспомним времена былые.
– Если ненадолго, то присылай. Я дома.
Жена Лаптева, прислушивавшаяся к разговору, спросила:
– Кто это?
– Сергей Попов, начальник полиции городского УВД. До реформы его должность называлась «начальник криминальной милиции», а сейчас сам черт не разберет, кто кем командует. Этот – начальник полиции, тот – начальник полиции, над ними еще начальник – не понять, кому кланяться при встрече. Я съезжу ненадолго, проветрюсь?
Лаптев подошел к окну, посмотрел во двор. Напротив входа в подъезд припарковалась неприметная иномарка. Из нее вышел незнакомый мужчина, сунул сигарету в рот, закурил, посмотрел на окна Лаптева и полез в карман за телефоном.
– Приятно, когда бывшие коллеги не сомневаются в твоей памяти! Попов вначале послал за мной машину и только потом позвонил. Лиза, я съезжу?
– Съезди, – недовольно разрешила супруга. – Только не задерживайся и, ради бога, не используй встречу как повод лишний раз выпить. Не забудь, завтра должна Арина[6] позвонить, сказать, когда она у нас детей оставит.
Лаптев ничего не стал отвечать, дождался звонка водителя и вышел на улицу. По вечернему городу «Тойота» начальника полиции мигом домчалась до нового здания городского УВД. Лаптев после выхода на пенсию заходил в управление, но на третий этаж, где располагались кабинеты руководства, не поднимался.
«Дай бог, не заблужусь!» – подумал Андрей Николаевич, пошел наверх и в который раз ощутил, что в новом здании нет души, оно пустое, как незаконченное строительство. В старом управлении стены дышали историей борьбы с преступностью, за каждой дверью навсегда осталась частичка души хозяев кабинета, а в новом кубе из стекла и бетона этого не было. Пустота! Зато помещения были просторными, на каждом углу – видеокамера наблюдения, противопожарная сигнализация и прочие чудеса техники, без которых не может обходиться ни одно современное офисное строение.
«Между старым управлением и новым есть грандиозная разница. В старом УВД мы иногда сутками жили, а в новом сотрудники только работают, свято чтя нормы Трудового кодекса. Интересно, как они дежурства в праздничные дни делят? У нас молодежь пахала, а как у них?»
Лаптеву было пятьдесят три года, но в душе он остался молодым активным мужчиной, не брюзжащим по каждому поводу стариком, не ретроградом, с ностальгией вздыхающим по прошлому, а здравым скептиком, который с каждым годом все реже и реже высказывал свое мнение.