– закон!
– Андрей Николаевич, объясните, что все это значит?
– После осмотра места происшествия я пришел к выводу, что убийство господина Борзых совершил охранник Морозов. Перед тем как открыть огонь из пистолета, он надел на руки резиновые перчатки. После убийства Морозов снял форменную куртку и вместе с перчатками поместил в мусорный мешок, который стоял в подсобном помещении. Вместо куртки со следами пороховых газов Морозов надел новую куртку, которую в этот день принес из дома. Охранник с первого этажа показал, что в субботу Морозов прибыл на службу с пакетом, в котором лежало что-то объемное. Криминалист из следственно-оперативной группы взял у Морозова смывы с рук и пробы с одежды. Естественно, следов пороха на них обнаружено не было. При осмотре места происшествия подсобные помещения тщательно не осматривались, мусор никто не проверял. В этот же мешок с мусором Морозов поместил портрет Саддама Хусейна в золотой рамке, сотовый телефон и ноутбук, похищенные из офиса Борзых. Вечером сотрудники полиции уехали. Ночью Морозов в окно выбросил во двор мешок, под предлогом проверки автомобиля вышел на улицу, переложил мешок в багажник своего автомобиля. Утром по пути домой он выбросил мешок с курткой в мусорный контейнер. Куда дел ноутбук и портрет, я пока сказать не могу, но думаю, что скоро мы это узнаем.
– Чушь! – подал голос Морозов. – Я к этой куртке отношения не имею.
– А вот и не так! – повеселел Лаптев. – Лет двадцать назад проку с этой куртки было бы немного. С нее изъяли бы следы пороховых газов, и если бы повезло, то могли бы найти выпавший волос господина Морозова. Сейчас наука ушла далеко вперед. На воротнике куртки остались потожировые следы человека, носившего ее. Анализ ДНК микрочастиц со стопроцентной гарантией покажет, что эта форменная курточка принадлежала господину Морозову. Соединим пороховые следы и ДНК, и мы получим имя убийцы. Он перед вами, господа!
– Почему вы не сообщили о ваших подозрениях компетентным органам? – спросил прокурор.
– Господин Морозов мог выбросить куртку где угодно. Он мог оставить ее на пустыре, утопить в реке, сжечь. То, что куртку нашли на свалке, – случайность.
– Донцов, вы давно живете на полигоне? – спросил Лавров.
– Лет тридцать или около того. Я как пацаном с детдома сбежал, так на полигоне и поселился. Классное местечко! У нас царят свобода слова и духа! Любой житель Нахаловки может сказать все, что думает, и его за это к ответственности не привлекут, не оштрафуют. В городе такой номер не пройдет, а у нас – запросто!
– Донцов, вы отдаете себе отчет в том, что говорите? – нахмурился прокурор. – С какой свободой слова официальные власти вас ущемляют? Вы Конституцию читали? У нас гарантирована свобода слова и волеизъявления.
– Вы, наверное, подумали, что я хочу за политику речь толкнуть? – улыбнулся остатками зубов смекалистый оборванец. – Нет, господа хорошие! Я хоть на помойке живу, но не дурак! Свобода слова у нас означает свободу говорить так, как я хочу. Встретился мне сосед, я могу его матом послать, и никто меня в полицию не потащит, никто стыдить не будет. Вот давеча…
– Хватит! – повысил голос Лавров. – Выведите господина Донцова, допросите, при каких обстоятельствах он нашел куртку. И этого… как его… Джинжера найдите и допросите.
Лаптев выглянул в окно.
– Джинжер стоит около автомобиля «Москвич-каблучок». Он готов дать показания.
– Подозрительные у вас знакомые, товарищ Лаптев! – съязвил прокурор.
– Ничего подобного! – возразил Андрей Николаевич. – Я работал в Заводском РОВД оперуполномоченным, был начальником милиции. Городской полигон находится на территории Заводского района, так что я в силу служебных обязанностей должен был знать, что там происходит.
– И что же там происходило? – продолжил иронизировать прокурор.
– Как-то раз двое бродяг украли ящик пустых бутылок. Большая ценность в середине девяностых годов! Штук шесть пузырьков боярышника купить можно. Жители Нахаловки поймали бродяг и сожгли на отвале. Живьем сожгли, чтобы другим неповадно было.
– Это… это преступление раскрыли? – опешил от неожиданного поворота прокурорский гость.
– Нет, конечно! На отвале день и ночь горит угольно-торфяная смесь, или черт его знает, что там горит. Возможно, горючий газ на поверхность выходит, а может, угольные пласты тлеют. Температура в центре пекла достигает нескольких сотен градусов. Тело человека в считаные минуты превращается в пепел. Нет тела – нет преступления!
Лаптев сел у окна, напротив задержанного охранника.
– Продолжим? – предложил он. – Господин Морозов, где портрет Саддама Хусейна?
– В первый раз о нем слышу, – не задумываясь ответил Морозов. – Курткой вы меня сможете привязать к убийству, а портрет на меня вешать не надо. Я его не брал.
Лаптев повернулся к начальнику УВД.
– Господин Морозов думает получить лет десять, выйти на свободу и продать портрет за несколько миллионов рублей. Так ведь? Не получится. Политика помешает.
– Андрей Николаевич, вы о чем хотите нам рассказать? – спросил Лавров.
– Об ИГИЛ[8], конечно же! Об исламском государстве Ирака и Леванта. Включите любой новостной канал, и вы убедитесь, что у нас три главные новости: переворот на Украине, Крым и наступление ИГИЛ в Ираке. ИГИЛ – это вовсе не государство, а объединение самых безжалостных убийц на свете. Они казнят пленных сотнями. В захваченных городах не щадят ни женщин, ни детей. К сожалению, их тайные сторонники есть и у нас в России.
– Андрей Николаевич, если вы решили нам прочесть политинформацию о положении дел в мире, то давайте оставим ваше выступление до лучших времен.
– Если вы дадите мне пять минут, то через пять минут у господина Морозова вспыхнет фаза озарения, и он расскажет нам, куда спрятал портрет.
– Если я арестован, – подал голос Морозов, – то это не значит, что какой-то проходимец может меня оскорблять. Вызовите адвоката! Пока он не придет, я больше ни слова не скажу.
– Вернемся к нашим баранам! – не обращая внимания на выпад задержанного, продолжил Лаптев. – Нынче я пенсионер, человек, не обладающий властными полномочиями. Лет десять назад мой голос бы никто не услышал, но интернет, великий и могучий интернет, поменял все! Сегодня я приеду домой, выйду в интернет и дам интервью новостным телеграм-каналам. Скажу я примерно так: «Охранник офисного центра “Супер Плаза” Морозов застрелил бизнесмена Борзых, похитил у него портрет Саддама Хусейна с дарственной надписью и утопил этот портрет в сельском туалете. В отхожее место выбросил». Мне поверят, так как в моем рассказе будет достоверно доказанная отправная точка – труп Борзых.
– Только суд может признать человека виновным, – возразил прокурор.
– Телеграм-каналы, как стервятники, падали не чураются. Для них главное – выдать в информационное пространство жареные факты, рейтинг повысить, заработать новых подписчиков, а кто прав, кто виноват, кому это интересно? Новость в интернете живет сутки, потом о ней забывают, но не всегда…
– Я на тебя за клевету в суд подам, – обозлился Морозов.
– Итак, ИГИЛ! – продолжил Лаптев. – Костяк руководящего состава вооруженных формирований этой организации составляют бывшие офицеры армии Саддама Хусейна. При Саддаме они жили припеваючи, были элитой общества, но пришли американцы и изгнали их из армии без выходного пособия. Мало того, к власти в Ираке пришли шииты, а подавляющее большинство офицеров армии Ирака были суннитами. Для нас, атеистов или христиан, большой разницы между шиитами и суннитами нет, а на Ближнем Востоке принадлежность к определенной конфессии может быть вопросом жизни или смерти. Офицеры, перешедшие на службу в ИГИЛ, вовсе не фанатики джихада, они – сорняки на обочине религиозного учения, ядовитые и очень опасные сорняки, не имеющие никакого отношения к настоящему исламу. К чему я это рассказываю? Все очень просто! Пресс-служба ИГИЛ мониторит сообщения, связанные с их деятельностью. Новость о портрете любимого руководителя, выброшенном в выгребную яму, заинтересует их. Для поддержания имиджа организации, имеющей своих сторонников по всему миру, они примут решение о ликвидации человека, осквернившего память покойного президента. В городе Эль-Фаллуджа боевики ИГИЛ захватили госбанк, в хранилищах которого находилось несколько сот миллионов долларов. Зачем такая огромная сумма хранилась в наличной валюте, иракские власти не комментируют, но денежки-то в банке были! Теперь сведем все нити вместе. Руководство ИГИЛ решит отомстить Морозову за поруганную святыню. Тысяч сто американских долларов они тайно перебросят в Россию и пообещают заплатить их тому, кто скорректирует рост господина Морозова на величину головы. За сто тысяч баксов Морозову на первой же пересылке голову отрежут. Не верите? Думаете, наши бывшие коллеги, осужденные за совершение тяжких преступлений, не захотят обеспечить своим семьям достойный уровень жизни, пока глава семьи отбывает наказание? Захотят, еще как! Но этого инцидента можно избежать. Морозов! Где портрет? Выбирай: или я пошел давать интервью, или ты называешь место, где спрятал «бесценную» реликвию, которая материальной стоимости не имеет.
– Как не имеет? – не удержался от вопроса бывший охранник. – За нее на аукционе три миллиона долларов дать готовы.
– Морозов, ты подумай: кто купит за такие деньги фотографию казненного диктатора? Его сторонники из ИГИЛ? Зачем им фотка, не подскажешь? Саддам ее русскому инженеру подарил, а советский инженер для ИГИЛ – враг, которого надо безжалостно уничтожить. Убить тебя за эту фотографию – убьют, а покупать ее за миллионы никто не будет.
– Так, может, и мстить не будут? – спросил Лавров.
– Возмездие идеологическому врагу – это дело принципа. Посмотрите на ситуацию с другой стороны. Представьте, что сейчас на дворе 1925 год. Господин Морозов выбросил в отхожее место портрет вождя мирового пролетариата. Долго он после этой акции проживет? Революционно настроенные матросы к классовым врагам жалости не имели.