– Джип въехал в 10.25. К этому времени Борзых был уже мертв. Водитель джипа из автомобиля не выходил. Со стоянки он послал Морозову СМС о прибытии и через 12 минут уехал. Этот джип ввел в игру организатор убийства. Морозову он объяснил так: «Все будут считать, что убийца приехал на джипе. За свое алиби можешь не беспокоиться». Появление автомобиля с убийцей рассчитано на человека, не понимающего психологию преступника. Этим дилетантом, как ни странно, является наш бывший коллега Морозов, а вовсе не организатор преступления. Таинственный организатор с самого начала подстроил все так, чтобы Морозов был разоблачен. Если бы жители Нахаловки не обнаружили на свалке форменную куртку, то организатор подкинул бы другие доказательства. Я, кстати, не спешил выкладывать козырь, я бы еще подождал с недельку, но на Попова стали давить, и мне пришлось представить доказательства раньше времени.
– Обалдеть! – восхитился Свитков. – Теперь даже я поверил, что убийство совершил Морозов. Подписку о неразглашении брать будете?
– Зачем? – пожал плечами Лаптев. – Если раньше времени раскроешь рот, то тебя пристрелят, как Борзых. Игра-то еще не окончена!
Оставив охранника переваривать информацию, Лаптев и Блинов спустились вниз. На улице Андрей Николаевич спросил:
– Это правда, что сейчас при поступлении в МВД требуется назвать свой аккаунт в соцсетях?
– У нас – не знаю, давно приемом на службу не интересовался, а в соседние организации без странички в соцсетях не попадешь. Считается, что если у тебя нет учетной записи в интернете, то ты или социопат, или что-то скрываешь. Психолог и кадровик просматривают аккаунт, анализируют, кто у тебя друзья, кому, под каким сообщением ставишь лайки. Поставил плюсик под какой-нибудь сомнительной картинкой, и тебе в приеме на работу откажут.
– Дима, это же глупо – проверять патриотизм по картинкам в интернете! Я могу быть злейшим врагом государства, а прикидываться патриотом, лайкать верноподданнические сообщения. Слава богу, во времена моей молодости кадровики смотрели в глаза человеку, а не на события в виртуальном мире.
– Андрей Николаевич, позвольте, и я спрошу: вы охраннику серьезно сказали про убийство?
– Нет, конечно! Кому он нужен? Морозов вышел из игры, все связанное с ним – уже битая карта. С завтрашнего дня мы начнем второй этап расследования и попробуем выйти на организатора преступления, человека умного и решительного. Чтобы взять его за жабры, надо понять мотив преступления, а он пока неизвестен. Кстати, где вдова? До сих пор не объявилась? Странно. Но ничего, появится. Чтобы тебе лучше спалось, подброшу информацию к размышлению. Пистолет, которым совершено убийство, с 1982 года не покидал определенного круга лиц, прямо или косвенно связанных с Карташовым. Пистолет вручил Морозову не случайный человек, а тот, кто известен нам. Подумай, кто бы это мог быть?
30
Из показаний Морозова Александра Павловича, подозреваемого в убийстве гражданина Борзых Ю. Н.:
«Осознав всю тяжесть содеянного, я хочу дать чистосердечные показания и помочь следственным органам в разоблачении организатора убийства Борзых Ю. Н. В ЧОП “Щит-200” я работаю с 2010 года. С 2012 года моим постоянным местом дежурства являлся восьмой этаж офисного центра “Супер Плаза”. График дежурств – сутки через трое. В 2012 году у меня тяжело заболела малолетняя дочь. Отечественные медики за операцию не брались. На поддерживающий курс лечения денег не хватало, пришлось залезть в долги. В конце 2013 года состояние дочери резко ухудшилось. Заведующий хирургическим отделением областной больницы в частной беседе посоветовал провести операцию в Германии и дал электронный адрес клиники, где могут принять дочь. Я написал письмо, мне ответили, что немецкие врачи согласны обследовать дочь и провести операцию. Стоимость лечения и операции – 50 тысяч евро. У меня таких денег не было, в долг такую сумму никто бы не дал. Я попробовал получить кредит в банке на неотложные нужды, но банк отказал, так как мне нечего было предложить в залог возвращения кредита. В конце января 2014 года состояние дочери резко ухудшилось. Из больницы ее выписали, так как медики уже ничем не могли помочь. Временно поддержать здоровье дочери могло лекарство, продающееся только в Германии. Стоимость месячного курса – 1000 евро. Мы стали готовиться к худшему. Когда дочь начала впадать в беспамятство, в дверь позвонил курьер из международной службы доставки. Он принес бандероль из Германии. В ней было необходимое лекарство. Дочь пришла в себя, состояние ее временно стабилизировалось. Мы с женой стали прикидывать, откуда появился таинственный благотворитель. Единственным ответом был интернет: и я, и жена во всех аккаунтах обратились с просьбой к неравнодушным людям помочь нам. Через неделю уже другой курьер принес посылку с ноутбуком. В посылке была записка: “Лекарство помогло? Должно помочь, но это временное облегчение, нужна операция и дорогостоящий курс восстановления и реабилитации. Если хочешь спасти ребенка, свяжись со мной по инструкции, вложенной в ноутбук”. В инструкции было подробно описано, как выйти в даркнет, анонимную сеть интернета, сообщения в которой невозможно отследить. В этой же инструкции было сказано, что компьютер в даркнете будет сильно тормозить, так что для связи с тайным благотворителем следовало использовать только ноутбук, а домашний компьютер к теневому интернету не подключать. Я связался с неизвестным благотворителем, скрывающимся под ником “Мамедов-82”. Я решил, что фамилия абонента вымышленная, а цифра “82” отсылает к его году рождения. Многие в интернете, чтобы не забыть пароль или наименование аккаунта, используют памятные даты: свой год рождения или день рождения детей. “Мамедов” в первом же сообщении уведомил, что если о нашем общении узнает еще кто-нибудь, даже моя жена, то он тут же исчезнет из сети навсегда, а моя дочь останется без средств на операцию. Я заверил “Мамедова”, что сделаю все, как он пожелает, и ни на шаг не отойду от его инструкций. “Мамедов” потребовал подробнейшего отчета о системе охраны в офисном центре “Супер Плаза”, особенно его интересовал восьмой этаж. Я подумал, что неизвестный абонент решил обворовать кого-нибудь из арендаторов. Дать информацию ему означало предать работодателя и изменить собственным принципам, но я решился на это, так как на кону была жизнь дочери. Я написал подробный отчет о системе охраны, но кое о чем умолчал. В ответ “Мамедов” сообщил, что с лжецом он дела иметь не желает и больше на связь выходить не будет. Я был в отчаянии, сто раз пожалел, что не написал всю правду. Я подумал: “Какое мне дело, кого обворуют в “Супер Плазе”? Богатеи, которые ворочают десятками миллионов, они что, свои капиталы нажили честным путем? В шахте заработали, на лесоповале? Какое мне дело до них, когда моя дочь вновь начала угасать?” В начале марта история с лекарством повторилась: прибыл курьер с бандеролью из Германии. К коробочке с лекарством были прикреплены чек из аптеки в Берлине и записка с указанием времени очередного сеанса связи. Я был на седьмом небе от счастья. Вновь появился лучик надежды на спасение дочери. Я откровенно написал “Мамедову”, что солгал о системе охраны, и поклялся, что впредь буду предельно честен. Следующим заданием таинственного благотворителя был сбор сведений о Борзых Ю. Н. По вопросам “Мамедова” я понял, что он неплохо осведомлен о личной жизни Борзых и о ценностях, которые тот хранит в кабинете. В апреле я получил длинное письмо с копиями документов из аукционных домов. В этом письме “Мамедов” сообщил, что он постоянно проживает за границей, в Россию приезжает наездами. Моего благотворителя интересовал портрет Саддама Хусейна, который Борзых обманом выманил у своего тестя, богатого предпринимателя Карташова. Судя по копиям документов, этот портрет на аукционе “Сотбис” в Лондоне можно было продать за 2,5–3 миллиона долларов США. Я знал об этом портрете, так как Борзых не делал секрета из того, что владеет раритетом с подписью иракского президента и этот портрет стоит огромных денег. “Мамедов” сообщил, что он, пользуясь связями в мире аукционистов и коллекционеров, может выставить портрет на торги, но только при условии, что у раритета не будет акта приема-передачи предмета торга от Карташова к Борзых. Был такой акт или нет, я не знал, о чем и сообщил “Мамедову”. Также я указал, что Борзых не всегда держит портрет на столе, иногда он вообще не вынимает его из сейфа. По своей инициативе я изложил несколько вариантов кражи портрета, но “Мамедов” их отверг. “Я не желаю на аукционе доказывать происхождение предмета, выставленного на торги. Пока Борзых жив, он всегда может оспорить результаты аукциона”. На этом наша переписка временно прервалась. Я понял, что “Мамедов” хочет моими руками ликвидировать Борзых и завладеть портретом. В конце апреля я сделал запрос в берлинскую клинику – готовы ли они принять дочь. Почему я обратился к немцам, не имея денег на лечение, я объяснить не могу. Ответ из клиники был как удар грома. Немецкие врачи сообщили, что в связи с событиями, связанными с присоединением Крыма, они отказываются принимать у себя пациентов из России. Это был приговор, даже дважды приговор: у меня не было денег на лечение дочери и ее негде было лечить. В отчаянии я написал “Мамедову”, что готов на все, если он устроит дочь в клинику. Мне тут же пришел ответ из Германии, что для меня немцы готовы сделать исключение, но надо внести предоплату. Я открытым текстом написал “Мамедову”, что за предоплату готов достать портрет и устранить препятствия для выставления его на торги. “Мамедов” спросил, как я собираюсь провести “мероприятие”. Я изложил свой план, но он ему не понравился. “Мамедов» прислал свой вариант “мероприятия”. Его план был более безопасным и реалистичным. Конец послания “Мамедова” был написан в жестких тонах. Он сообщил, что внесет в клинику предоплату, но если я в срок не выполню задание, то он отзовет платеж, и с этого момента моя дочь будет обречена: после отзыва платежа ни одна клиника в Западной Европе не примет ненадежного клиента на лечение. На другой день курьер принес бандероль. В ней были пистолет браунинг калибра 6,35 мм, десять патронов к нему (шесть в магазине, четыре отдельно) и пять тысяч евро наличными деньгами. В записке к пистолету было сказано, что четыре патрона я могу использовать для тренировки, а деньги израсходовать по своему усмотрению. В тот же день пришла калькуляция из клиники. Немецкие врачи сообщали, что лечение подорожало до 90 тысяч евро. В эту сумму входил предоперационный период, операция, восстановительно-реабилитационный период, проживание и питание дочери и любого сопровождающего ее лица. Отдельным письмом пришла копия чека на 45 тысяч евро. Все документы, полученные мной из Германии, были в двух экземплярах: один – на немецком, другой – на русском языке. О сообщениях хочу уточнить, что вся переписка с “Мамедовым” в даркнете автоматически удалялась через пять минут после появления ее на экр