– Андрей, ты уже полчаса у книжных полок стоишь! – вывела Лаптева из раздумий жена. – Не знаешь, что почитать?
– Да нет, уже выбрал.
Лаптев снял с полки первую попавшуюся книгу, сел за компьютер и подготовил данные для Хакера.
38
Черданцев позвонил во вторник.
– Лилия Львовна хочет пообщаться. Найдешь для нее время сегодня вечером, часиков около семи? Машину пришлю в любую точку города.
Лаптев согласился встретиться и поинтересовался, как прошли похороны Борзых.
– Как на скачках! – усмехнулся в трубку Петр. – Из церкви на кладбище, пять минут у могилы постояли – и нет Юрца, словно никогда не было!
Перед отъездом Лаптев проверил почту. Хакер прислал закодированное письмо, которое встроенный вирус превратил в набор бессмысленных печатных символов сразу же после прочтения.
«О сайтах и обмене информацией сотрудниками следственных органов. В открытом доступе в социальных сетях ни один действующий сотрудник правоохранительных органов размещать информацию о расследуемом им уголовном деле не станет. Если же среди следователей найдется такой безумец, то его немедленно вычислит служба собственной безопасности. У действующих и бывших следователей есть несколько закрытых сайтов, зарегистрироваться на которых можно только через личное поручительство. Взломать систему защиты на этих сайтах труда не составляет, но и там информации об уголовных делах, находящихся в производстве, нет. Если следователи и обсуждают уголовные дела, то в основном архивные или те, которые имели большой общественный резонанс и уже стали достоянием общественности. В основном на этих профессиональных сайтах обсуждаются надбавки к зарплате, предполагаемая пенсия, взыскания и начальство, требующее увеличения показателей. Интересующий Вас человек не мог узнать из социальных сетей подробности убийства господина Б. Это исключено».
Карташова и Лаптев встретились в кафе в центре города. В зале было малолюдно, так что разговаривать они могли без опаски. Лилия Львовна оказалась полноватой женщиной невысокого роста, с короткой стрижкой. С первого взгляда было понятно, что она – стерва, думающая только о себе.
«Наверное, косметологи и массажисты в спа-салонах встают при ее появлении, – подумал Лаптев. – Чувствуется, что денег на поддержание внешнего вида Лилия Львовна не жалеет. Но тщетно! Жирок под блузкой уже никакими тренировками и диетами не сгонишь. Годы свое возьмут, как ни молодись».
– После смерти отца меня больше ничего не держит в этом городе, – начала Карташова. – Я решила сменить место жительства и переехать куда-нибудь поближе к морю, в края с теплым климатом. До моего отъезда я бы хотела уладить текущие дела и развеять сомнения, которые могут появиться у вас или у кого-то еще. Я не причастна к убийству мужа. Заметьте, моего законного мужа, не бывшего. Его поведение в последние пару лет иначе как свинским не назовешь, но из песни слова не выкинешь! Мы прожили вместе много лет, пережили и взлеты, и падения, и почти полный разрыв отношений, но до последнего мы оставались друзьями. Я жила своей жизнью, он – своей. В январе ради этой мерзкой соплячки Юра обворовал моего отца, обманом заставил его подписать дарственную на кипрскую недвижимость. Черданцев наверняка заверил вас, что эти номера в отеле отец завещал сыну сестры Черданцева? Папа мог завещать все что угодно, но после его смерти я бы оспорила завещание и выиграла бы суд. Не может быть адекватным человек, ежедневно принимающий сильнодействующие вещества. Ни племянник Черданцева, ни Юра с молодой женой в законное владение отелем не вступили бы. У Юры был шанс по-быстрому все продать и на полученные средства купить себе квартиру на Кипре, кое-что отложить на неотложные нужды, но он решил словчить и проиграл самое важное – собственную жизнь. Теперь вам понятно, что мне не было смысла избавляться от мужа таким варварским способом?
– Лилия Львовна, вам известно, что Юрия Николаевича застрелили из того же пистолета, что и некоего Мамедова в 1982 году?
– Черданцев рассказал о ваших подозрениях. Я никакого пистолета в глаза не видела и об убийстве Мамедова знаю только со слов сотрудника милиции, который допрашивал меня в школе. У меня были мимолетные отношения с Мамедовым, но не только с ним одним. Давайте оставим эту тему. От меня вы ничего нового не узнаете, так как я сама ничего о Мамедове не знаю.
– У него был конфликт с вашим отцом?
– Скажите, у вас есть дети? – вопросом на вопрос ответила Карташова. – Когда вы работали в милиции, вы посвящали их в свои служебные дела? Почему вы считаете, что мой отец должен был обсуждать со мной, школьницей, производственные конфликты? Папа умел оставлять проблемы за порогом.
– Хорошо! – согласился Лаптев. – Оставим дела давно минувших лет под покровом темноты. О личной жизни вашего супруга я могу спросить? Он действительно собирался жениться на Софье Любимовой?
– Похоже, что собирался. Он подал заявление на развод, я не возражала. О его дальнейших планах я ничего не знаю. Мы договорились, что жилплощадь делить не будем, она останется за мной, а ему отойдет доля в бывшем комбинате бытового обслуживания. Юра, наверное, думал, что с юной женой омолодится и будет до старости лет сексуально активным мужчиной. В наше время на такую уловку легко поддаться. Посмотрите телевизор, почитайте новости в интернете. Там полно рассказов, как пожилой актер или режиссер бросил жену, женился на ученице и стал отцом одного или двух детей, которые будут помнить папу только по фотографиям. Если Юру можно понять – утопающий хватается за соломинку, то на что рассчитывала его юная любовница, я не представляю. Через десять лет он бы превратился в пожилого мужчину, а ей бы едва исполнилось двадцать восемь лет. Еще через десять лет он – старик, она – молодая женщина. Спрашивается, есть ум у этой потаскушки или нет? Юра не был известным актером, который может оставить наследство и детям, и внукам. У него с деньгами в последние годы было очень и очень неважно. Историю про портрет знаете? Я с самого начала была против этой аферы. Я говорила Юре: «Вскроется, что сертификат поддельный, тебя посадят». Он даже слушать не хотел. Считал, что если правда и вылезет наружу, то только через много лет.
Карташова демонстративно посмотрела на часы.
– Если у вас нет ко мне больше вопросов, то я пойду. Ах да, вот что я хотела бы сказать напоследок. Мой отец до болезни и он же во время болезни – это два разных человека. До болезни папа был оптимистом, живо интересовался финансовыми делами и обстановкой в стране. С началом болезни он превратился в плаксивого старика, готового на все, лишь бы его пожалели и утешили. Юля из него, немощного старца, могла веревки вить, и если бы я вовремя не предприняла соответствующие меры, то папа ей не только номера в отеле завещал бы, он бы весь бизнес на нее переписал. Прощайте! Надеюсь, мы больше не увидимся.
Лилия Львовна расплатилась за кофе и вышла на улицу, где ее уже поджидал автомобиль.
«От судьбы не убежишь! – глядя ей вслед, подумал Лаптев. – Могла бы никуда не переезжать. Отъезд уже ничего не изменит».
Лаптев не успел за разговором допить кофе и съесть крохотный сухарик с корицей. Воспитанный на уважении к еде, он не мог оставить нетронутым сухарик, за который Карташова уже заплатила. Советские привычки с годами не проходят. Заплатили за угощение – ешь! Не успел Лаптев откусить сухарик, как в кафе появился Черданцев.
– Я не опоздал? – спросил он. – Где Лиля? Уже убежала? Вчера первая смылась с похорон, сегодня решила со мной лишний раз не встречаться? Она думает, что я ей вчерашнюю выходку предъявлю? Прикинь, как было дело. Стоим мы на кладбище: лица серьезные, скорбные. Лиля бросила горсть земли в могилу, сделала вид, что заплакала, и ушла в сопровождении любовника. Ко мне подходит представитель похоронного агентства и говорит: «Лилия Львовна только аванс за похороны внесла. Вторую половину вы оплатите?» Я вначале опешил от такой наглости, потом повеселел и говорю: «Что будет, если я откажусь платить? Вы покойника назад выкопаете и в морг отвезете?» Он дара речи лишился, но я успокоил беднягу и заплатил остаток. Андрей Николаевич, у меня есть вопрос философского характера. Как ты считаешь, когда жилось лучше в последние десятилетия? Не сытнее, не богаче, а именно лучше, интереснее?
– Времена застоя – это тягучее время, – припомнил молодость Лаптев. – Оно похоже на каплю смолы, стекающую по коре хвойного дерева. Течет капля, никуда не спешит. Путь ее определен законами физики и бытия: сверху вниз, и только вниз. Перестройка по своему внутреннему содержанию напоминает приготовление к грандиозной пьянке. Все знают, что что-то должно произойти, но что именно – даже организаторы банкета не догадываются. Начало 1990-х годов – это всероссийский запой, ежедневное пьянство, когда события вокруг тебя каждый час изменяют мир до неузнаваемости. Потом наступил дефолт 1998 года. Я во время него ничего не потерял, так как терять мне было нечего, а вот настроение в обществе изменилось, наступило мучительное похмелье. Так когда же лучше жилось? При Брежневе – скучно, при Андропове – скучно и строго, при Горбачеве забрезжил лучик надежды на перемены к лучшему, но он сменился бесконечной болтовней и развалом государства. При раннем Ельцине было весело, вся страна пребывала под хмельком. Наверное, это и был лучший период за последние десятилетия. Народ нищал, олигархи богатели, зато было интересно: свобода мысли и действия – абсолютная! Что хочешь, то и твори.
– Все верно, – согласился Черданцев. – Веселее жилось при Ельцине, но при нем исчезли десятилетиями устоявшиеся моральные устои общества. При советской власти предательство было тяжким грехом, а в девяностые годы любую мерзость можно было оправдать американской поговоркой: «Ничего личного – это просто бизнес». В девяностые годы я разучился доверять людям, стал с опаской относиться даже к тем, кто вырос со мной на одних и тех же уличных законах. Но это так, к слову! Я поговорил с Юлей о пистолете, и она разрешила рассказать правду. Сама Юля ни с тобой, ни с кем-то еще говорить не будет. Года три назад Карташов решил застрелиться. Он мог бы в одиночестве пустить пулю в лоб, но решил из попытки самоубийства сделать спектакль, добиться от Юли, чтобы она его в очередной раз пожалела и пообещала, что никогда не бросит. Он поднес пистолет к виску, Юля без труда отобрала оружие и унесла к себе домой. О том, что пистолет хранится у Юли, знали только она, ее сын и сам Лев Иванович. На прошлой неделе сын Юли уехал в Германию. После его отъезда она стала наводить порядок и обнаружила, что пистолет исчез.