– Как у Изольды к Тристану, – уточнил Олег.
– Как у Наташи Ростовой к Пьеру Безухову.
– Как у Камиллы Паркер-Боулз к принцу Чарльзу. И наоборот.
За дверью туалета воцарилось молчание.
– Убедили? – аккуратно спросил Олег.
– Ы-ы-ы-ы, – завыл Игорь.
– Не рыдай, – сказала Алена, – давай лучше выходи, пойдем искать твою невесту! Подумай, куда она могла побежать ночью в одной рубашке? На ней хоть белье было?
Шпингалет щелкнул. На пороге появился Игорь. Алена незаметно зажала нос.
– Не было на ней белья, – печально сказал он, взял из рук врача таблетку «Имодиума», проглотил и побрел в ванную – мыться.
– Похоже, ему надо купить еще «Имодиума», про запас, – сказала Алена. В ее голосе было сочувствие. – Я могу съездить.
– Да, – кивнул Олег, глядя на дверь ванной комнаты, за которой шумела вода, – пожалуйста, съезди в круглосуточную аптеку, купи две упаковки. Того, что у меня есть, боюсь, надолго не хватит, а оставлять Игоря одного я сейчас не хочу. Возьми, пожалуйста, деньги и ключи от машины.
– Дай техпаспорт, – попросила Алена. – Если меня остановит ГИБДД, я буду без доверенности, но с техпаспортом, а это уже что-то.
Она чмокнула Олега в щечку, балдея от его шершавой кожи с легким запахом одеколона, вышла из квартиры, прикрыла за собой дверь и побежала вниз по лестнице. Ни Ксении, ни Рема, ни Василисы нигде не было видно.
– Фильчиков, я люблю тебя, – сказала Василиса.
Шеф молчал. Он сидел на лавочке и смотрел, как над Москвой восходит солнце.
– Я тебя правда люблю, – повторила Сусанина, – ты мне веришь?
Рем продолжал молчать, и тогда Сусанина разлепила-таки закрывающиеся глаза и посмотрела на Фильчикова. Он выглядел одновременно озадаченным и счастливым.
– Спасибо тебе, дорогая, – наконец сказал он и погладил бухгалтера по колену, – мне, правда, очень приятно это слышать от тебя. Ты мой друг, понимаешь? Не только мой бухгалтер и подчиненная, но и мой друг. Я очень это ценю.
Он любил ее до невозможности, но почему-то никак не мог этого сказать вслух. Про дружбу – мог, а вот про любовь – не мог никак.
Стукнула дверь подъезда. Оттуда вышла Алена Ватрушкина, старшая сестра бывшей лучшей подруги дочери Василисы Полины Тряпкиной, села в машину врача, завела мотор, который дважды заглох, но потом, кое-как приспособившись к управлению, все же вырулила на дорогу.
– Разделяемся! – скомандовал Фильчиков, выныривая из сладкой дремы. – Ты едешь за ней на случай, если она знает, куда подевалась Дюк, а я караулю здесь.
Еще минуту спустя «Лачетти» Василисы Николаевны выехала со двора вслед за машиной с Аленой за рулем, но догнать девушку Сусанина не смогла – ее нигде не было видно.
Домой Полина пришла в отвратительном настроении. Единственное, что ее вдохновляло, – то, что кончина Майи была не за горами.
– Убью, – спокойно сказала Полина, включая воду. – Ватрушкиной в любом случае не жить. А после ее смерти Роман ко мне вернется. Нужны же ему деньги на издание сборников своих стихов!
Полина посмотрела на себя в зеркало. Морщины вокруг глаз у нее уже появились, но были еще тонкими, как паутинка. Девушка набрала на кончики пальцев крем и принялась наносить маску на лицо с узким подбородком и усталыми миндалевидными глазами. За спиной у нее шевельнулась дверь. Полина похолодела.
«Сквозняк? – подумала она, резко оборачиваясь. – Мыши завелись?»
Тишина. Ничего подозрительного.
Полина повернулась к умывальнику. В коридоре, совсем рядом с дверью, едва слышно скрипнул пол. Сердце Тряпкиной ухнуло вниз, а потом застучало часто-часто. Организм реагировал на стресс, насыщая кровь адреналином.
– Кто здесь?! – воскликнула Полина. – Выходите по одному!
Ее голос прозвучал напряженно и ненатурально. Никто не ответил. Звуки не повторялись.
– Да чего я боюсь? – рассердилась девушка. – Я у себя дома, в ванной, у меня три замка на дверях и стекла в окнах бронированные. Это обман слуха! Просто нервы расшатались из-за подлюк всяких!
Она повернулась к умывальнику, изо всех сил сдерживая желание захлопнуть дверь в ванную комнату и закрыть ее на шпингалет, и взглянула на себя зеркало. Зеркало отразило еще одно лицо – за спиной Полины стоял человек.
– А-а-а-а-а! – задохнулась от изумления девушка.
Человек сделал шаг вперед. Через несколько секунд от Полины Петровны Тряпкиной осталось только бездыханное тело.
Василиса Николаевна носилась на своей машине по проспекту туда и обратно и изо всех сил вертела головой направо и налево.
– Ну где же она, эта Майкина сестрица?! Куда же она поехала? Неужели Игорь сказал им, где искать Ксению? – волновалась Сусанина.
Сон у нее прошел, открылось второе дыхание, но почти сразу же захотелось есть. Еще раз оглядевшись в поисках Алены, Василиса притормозила возле круглосуточного супермаркета, взяла в руки сумку, лежавшую на заднем сиденье, и в этот момент зазвонил телефон.
– Ой, – сказала Василиса Николаевна, вконец измотанная бухгалтерскими расчетами, сексом, драками, погонями и бессонницей, – это, наверное, мой супруг!
Муж, как оказалось, звонил на сотовый, мирно лежавший в сумке в машине, уже в пятый раз. Об этом свидетельствовала надпись в левом верхнем углу экрана. Василиса нажала на кнопку с нарисованной на ней зеленой трубкой и поднесла телефон к уху.
– Я все знаю, – сказал в трубку Петр Петрович. Его голос был зловещим.
– Здравствуй, Петр, – ответила Василиса, холодея, – можно уточнить, что именно ты знаешь?
Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал.
– О твоем романе с начальником. Я нашел в твоем портмоне его фотографию. Всю в помаде! И теперь ему не жить! Я надеялся, что после сна моя ярость поутихнет, – бушевал Сусанин, – но только еще больше разозлился. Как ты могла так поступить?!
Василиса Николаевна сидела ни жива ни мертва. В последнее время ей категорически не везло: фирма Рема стояла на грани банкротства из-за Ксении Дюк, и Сусанина вот-вот могла потерять работу, которая ей очень нравилась. Кроме того, она не была уверена, что их отношения с Ремом, которые только-только завязались, выдержат проверку банкротством. Еще Василису беспокоила дочь, очень страдающая от предательства подруги и пожелавшая убить разлучницу. Всю последнюю ночь Сусанина, уже далеко не юная, хотя и очень красивая и интеллигентная женщина, гоняла по городу и рвалась в чужую запертую дверь, а потом лазила по кустам, подворотням, заглядывала в люки и высматривала, не сидит ли Ксения в ветвях на деревьях. Василисе хотелось есть, пить и отдыхать, она уже почти добралась до магазина – и вот поди ж ты… Петр Петрович нашел фотографию Рема!
Заплакав от отчаяния, Василиса нажала на отбой, выключила телефон и поехала обратно – к продюсеру, который, похрапывая, мирно ждал ее на лавочке.
Майя проснулась с сильной головной болью. Солнце постепенно поднималось над горизонтом, в соседней комнате Роман стучал по клавишам, – видимо, писал исторический роман в стихах, заказанный ему одним издательством средней руки. Девушка протянула руку, взяла с тумбочки часы – красивые, золотистые, подаренные Майе сестрой на день рождения – и уставилась на циферблат.
– Надо вставать, – сказала Майка, закрыла серые, близко посаженные глаза и снова упала на постель, – я сегодня пойду на работу пораньше, у меня еще куча немытых пробирок осталось со вчерашнего дня.
В дверном проеме показался умиротворенный Роман. Его рыжие волосы торчали в разные стороны.
– Ты чего так рано? – спросил Тряпкин. – Ты спугнула мою музу. Знаешь анекдот? К поэту приходит муза, а к поэтессе – музык.
– Не смешно, – отрезала Майя, натягивая джинсы с закрытыми глазами. – Я сейчас позавтракаю и уйду, а ты можешь хоть целый день провести с глазу на глаз со своей музой. Или, для разнообразия, с музыком.
– Зачем тебе эта работа, не понимаю, – пожал плечами Тряпкин, – пусть лучше тебя устроит сестра, у нее же свой туристический бизнес. И одежду нормальную купишь, от Гуччи и Валентино, в том, что ты носишь, подруге талантливого поэта ходить нельзя. Вот у моей бывшей жены есть шуба от Елены Ярмак, до пят, стоит, как небольшой самолет, – ну да ты видела ее, шубу эту!
Майя задохнулась от возмущения.
– Я люблю свою работу и горжусь тем, что я химик! – сказала она. – И чем тебе не нравится моя одежда?
Роман хихикнул, завалился на свою половину кровати и вытянул ноги.
…– Ты точно уверена, что хочешь жить у меня? – спросил Рем, готовя кофе. – Предупреждаю, у меня отвратительный, просто ужасный характер. Я тиран и деспот. К тому же я почти банкрот. Вернее, стану банкротом через три с половиной часа, когда большая стрелка на часах дойдет до цифры «десять». Эту квартиру, скорее всего, придется продать. И обстановку тоже. И переехать в «хрущевку» на окраине. Съемную. После чего – начать все сначала: основать еще одну компанию, взращивать и прикармливать артистов… Скажи мне, Вася, как же так получилось, что мы все деньги вложили в Дюк?
– Да, – кивнула Василиса Николаевна, – надо было диверсифицировать инвестиции.
– То-то же, – пригорюнился Фильчиков, потирая побитую скулу. – И Ксению потерял, и по морде получил. Как-то неудачно сложился денек. Одно хорошо – секс был замечательный.
Сусанина покраснела, и ее щеки стали похожи на спелые яблоки сорта Макинтош.
– Спасибо, мне очень приятно, – сказала она, с достоинством выпрямляя спину.
Фильчиков перебрался со стула на широкий, покрытый гобеленом диван.
– Ну и что там твой муж? Недоволен отсутствием прекрасной половины? – спросил он, вольготно разваливаясь на драгоценном антикварном покрывале с вышивкой. – А ведь я, честно тебе скажу, хотел попросить его убить Пуканцева. Уж очень меня достал этот любвеобильный форвард, хотя, посмотрим правде в глаза, он ни в чем не виноват. Просто влюбился не в ту девушку.
Он усадил Василису на диван, обнял ее за плечи и укутал пледом.
– Гордишься, что ты химик? Правильно, продолжай, – промурлыкал Роман, покачивая в воздухе длинной худой ногой, – но ночью ты так здорово рассуждала о том, как все на свете связано и что мир влияет на человека так же, как и человек – на окружающий мир… помнишь?