то оставалась в доме, чтобы заботиться о Розамун, которая, казалось, проводила теперь в галлюцинациях большую часть времени. Кит была несколько освобождена от бремени заботы о матери, но Квивера мало обращала внимания на другие потребности домашнего хозяйства.
Карамон стоял у печи, держа в руках поднос чего-то, почерневшего до неузнаваемости.
— Китиара, я сжег булочки, — пожаловался Карамон. — Что мы будем есть?
Кит вздохнула и закрыла за собой дверь.
В Утехе было мало на что посмотреть, но дни, проведенные с Патриком и Стратко, были очень приятны для Китиары. Как только местные достопримечательности были исчерпаны, они стали встречаться утром и бесцельно блуждать по улицам, всегда в хорошем настроении.
Она провела двоих путешественников по поднятым мосткам, по городской площади, к берегам озера Кристалмир и даже к Дну Пруда, показывая им любопытную школу на холме и немного похваставшись своими братьями: Рейстлином, рано развивавшимся как чародей и Карамоном, подающим надежды воином.
Патрик оказался хорошим слушателем, его изысканные манеры спустя несколько недель становились все более фамильярными. Время от времени он касался щеки Кит или гладил по кудрям, тихо бормоча «Китиара Ут-Матар».
Кит жаждала этих прикосновений, спокойно перенося их, но Патрик каждый раз отворачивался, как будто смущенный своим жестом. И всегда, после нескольких моментов неловкости, троица снова возвращала легкий дух товарищества, пользуясь Стратко в качестве стабилизирующего фактора. Он оказался приветливым гигантом, который, как Кит поняла, улыбался и смеялся так же часто, как и ворчал и охал. Казалось, Стратко находил все окружающее забавным, особенно слова своего хозяина.
Патрик и Китиара очень осторожно расспрашивали друг друга. Кит раскрыла ему только малую часть своего прошлого. В Утехе все знали, что Розамун никогда не поправится и что Китиара была дочерью этой бедной сумасшедшей и могла бы сама быть проклята той же болезнью. Но Патрику незачем было знать об этом и с ним Кит говорила только о своем отце. Она рассказала, что она дочь Грегора Ут-Матара, превосходного воина, принадлежащего к благородному роду, живущему далеко отсюда.
От Патрика Кит узнала о его властном отце, о матери, которую он боготворил и о покрове ожидания власти и ответственности, к которым он не всегда чувствовал себя готовым.
Это произошло последней ночью прежде чем Патрик и Стратко должны были возобновить свой путь домой. Они запланировали пикник на залитом лунным светом берегу озера Кристалмир. Ночь была совершенно безоблачна, обе луны ярко сияли в небе и весь мир был покрыт лунными лучами и тенями. Троица устроила пир на холме, с которого была видна поверхность озера — холодное мясо, вино, хлеб и свежие фрукты, упакованные Отиком.
После ужина Кит и Стратко запланировали развлечение. Кит принесла с собой сверток и вытащила из него обернутый меч, великолепное оружие Бека Гватми, которое она прятала все эти два года. Когда она развернула его и показала во всей красе, глаза Патрика замерцали от удивления и удовольствия от его красоты.
— Он замечателен, — воскликнул он. — Что ты будешь с ним делать?
— Ну, во-первых, я должна победить слугу, — поддразнила Кит. Большой длинноволосый гигант держал свой меч в позе ложной свирепости. Закончив говорить, Китиара и Стратко бросились друг на друга в тренировочном сражении. В конце битвы, с ворчанием и стоном, Стратко подмигнул Кит и упал на землю, ухватившись за сердце.
— Теперь хозяин должен защищаться. — сказала Китиара, указывая мечом на Патрика так, чтобы клинок вспыхнул в лунном свете.
— Это не для меня, — запротестовал Патрик. — Как ты видишь, я не ношу оружия. Это дело Стратко, хотя трус и потерпел поражение.
Стратко сел, булькая от своего особенного смеха и бросил Патрику один из своих мечей.
Китиара заметила, что молодой господин поймал меч достаточно ловко. Она с улыбкой поприветствовала его. Патрик колебался, затем ответно отсалютовал ей. Вскоре они были полностью поглощены ударами и парированием. Патрик хмурился в концентрации, но хорошо обращался с мечом. И все же Китиара была более проворной и на порядок более квалифицированной. Через несколько минут она отстранилась и, смеясь, подняла вверх руки.
— Ты победил, — сказала она, склоняя голову в притворной сдаче. Почувствовав, что Патрик подошел поближе, она подняла взгляд и увидела, что он пристально смотрит на нее. Кит импульсивно встала на цыпочки и поцеловала его. На этот раз он не отстранился.
Стратко дипломатично спустился к основанию холмика и вскоре уснул, но Патрик с Китиарой сидели еще долго после полуночи, переплетя руки, глядя на озеро и разговаривая.
Когда приблизился рассвет, Патрик освободил руки и, сняв кулон с шеи, протянул его Кит.
— Это тебе.
Кит отодвинулась, не понимая что это значит.
— Нет.
— Я соврал бы тебе если бы сказал, что он ничего не стоит. — сказал Патрик. — Но ценность его главным образом сентиментальна.
— Есть много причин, почему я не могу взять его, — сказала Китиара.
— Есть много причин, почему ты должна его взять, — твердо ответил Патрик. Он подвесил амулет ей на шею.
Китиара открыла было рот, чтобы еще что-то возразить, но Патрик прервал ее.
— Мы оформим это как сделку. — тихо сказал он. — Что-то твое в обмен на что-то мое.
— Но у меня ничего нет, — начала Кит и тут же замолчала. Ее взгляд упал на меч Бека. Это была единственная ценная вещь, которую она имела.
— Возьми его, — решила она импульсивно, хотя меч для нее был на самом деле дороже всего имущества.
— Он слишком замечателен и, кроме того, как ты видела — несмотря на твое великодушное поражение — я не слишком часто пользуюсь мечами.
— Я думаю, что это будет справедливый обмен, — решительно ответила Кит, — Стратко одобряет, — добавила она, указывая в сторону подножья холма, где удовлетворенно храпел слуга.
Патрик не смог сдержать смех. Он взял ее руки в свои, пристально вглядываясь в нее.
— Китиара Ут-Матар, — мечтательно пробормотал он, — Я хочу, чтобы ты поехала в Гвинедд вместе со мной и Стратко.
Кит согласилась тут же, без раздумий.
— Я побегу и соберу вещи, — сказала она. — А затем прокрадусь сюда.
При этих словах Патрик нахмурился.
— А как же твои отец и мать? — с непритворным беспокойством спросил он.
— Говорю тебе, это мой отчим, а не отец. А моя мать слишком больна, чтобы вообще понимать реальный мир. Большую часть времени она вообще не знает, жива я или нет.
Он положил руки ей на плечи.
— Я не хочу, чтобы ты убежала, ничего им не сказав, — сказал он, — Я хочу, чтобы ты попросила у них разрешения уйти со мной…
Глаза Кит показывали полное непонимание.
— И выйти за меня замуж.
Китиара выпучила глаза от изумления и шока. Она не смогла скрыть дрожь отвращения. Путешествие с Патриком и Стратко было бы забавным приключением, но последнее, что она хотела бы сделать в своей жизни — это выйти замуж, пусть даже за кого-то, кто так привлекал ее, как Патрик. Образы Розамун, матери Аурелин… женщин, у которых не было никакой жизни, кроме дома и которые были полностью зависимы от своих мужей, заполнили ее сознание.
— Китиара, — быстро сказал Патрик, — Я не хочу, чтобы ты сказала да или нет сейчас и я обещаю, что никогда не буду давить на тебя. Путешествие на Северный Эргот долгое, по крайней мере, четыре недели и у тебя будет много времени, чтобы подумать о моем предложении. Ты можешь думать об этом все это время и еще столько, сколько понадобится.
— Но, — произнесла Китиара, подбирая слова, — Я вообще не знаю, выйду ли я когда-нибудь замуж. Особенно сейчас. У меня так много…
Кит взглянула на красивого молодого человека, сидящего рядом с нею и почувствовала себя сконфуженной. Никто никогда не просил ее о чем-то с таким уважением и обходительностью, как он. Никто никогда не возбуждал ее так, как он делает сейчас, глядя на нее глубоким и одобрительным взглядом.
— Не думай об этом сейчас, — торопливо сказал Патрик. — Мы только что повстречались, но мы узнаем друг друга получше. Когда ты приедешь в мою страну, на тебя будут смотреть, как на особу королевской крови. Все, о чем бы ты не попросила, будет твоим. У тебя будут еда, одежда и рабы, выполняющие все твои пожелания. Может быть, ты найдешь все это очень привлекательным.
Действительно, подумала Китиара, такое может быть.
— Почему я? — спросила она.
Стратко проснулся и, с ворчанием потягиваясь, поглядел на холм. Над горизонтом показалось солнце и окрасило все вокруг в розовое и оранжевое.
Патрик глубоко вздохнул.
— Потому что, — задумчиво сказал он, — Я думаю, что люблю тебя.
Китиара заметила, что Стратко затих и пристально их разглядывает. Пока она не открыла рот, она не знала, как ответит.
— Хорошо, — сказала она, не зная в точности, что именно она имеет в виду.
Китиара была немного раздосадована тем, что Гилон оказался единственным, кто был искренне опечален тем, что она уходит и, возможно, уходит навсегда, хотя слово «навсегда» так и не было произнесено. Громко, чтобы Патрик и Стратко слышали, она порекомендовала Гилону оставить чердак для нее в неприкосновенности, по крайней мере до того момента, пока он не узнает, что она благополучно устроилась в Северном Эрготе.
— Надеюсь, ты будешь счастлива, Кит, — с чувством сказал Гилон, когда она собирала свое скудное имущество, готовясь к отъезду. — Но если ты не устроишься, то я надеюсь, что ты вернешься к нам, так как мы будем скучать по тебе.
Карамон и Рейстлин, конечно, не показали этого даже мимолетом. Этим ранним утром Карамон сонно лежал в своей кровати, запутавшись в одеяле.
— Пока, — пробормотал он и перевернулся на другой бок.
Рейстлин же, конечно, уже был поглощен какой-то толстой истрепанной книгой. Он сидел на табурете в дальнем углу общей комнаты дома. Он поднял глаза, когда Кит прощально чмокнула его в щеку, посмотрев вначале на нее, а затем на Патрика и Стратко, которые в почтительных позах стояли у двери. Затем он снова посмотрел на Кит.