С полуторагодовалой малышкой Йоран начал искать новую жену. В сельской местности вокруг Стигтомты и Рогсты мест для этих целей совсем немного. Современных сайтов знакомств в 1990-е годы еще не существовало. Поэтому он разместил объявление в русском каталоге. На него откликнулась Ирина, женщина из Узбекистана, для которой мужчина стал якорем в новой стране. С его помощью она перевезла в Швецию брата, который впоследствии стал работать у Густава и завязал с Йораном приятельские отношения. Еще привезла с собой дочь от предыдущего брака. А в 1994 году родилась их общая дочь Мария.
Лундблады жили в Стигтомте большой семьей из нескольких поколений. Густав приобрел еще одну ферму Тенгста, в нескольких сотнях метров от Рогсты, и всем распоряжался. Сын работал на него и по мере надобности отправлялся либо в поле, либо в лес. Кроме того, Йоран присматривал за собственностью в аренде и помогал с производством трубок, при этом не получая зарплату.
– Каждую неделю родители дают мне деньги на карманные расходы, – поделился он как-то с одним из квартиросъемщиков.
Как и Тиина Ниминен, Ирина описывала тяжелые условия жизни в семье с требовательными родителями во главе. Все помыслы только о деньгах – сохранить что есть, получить больше, работать на износ, максимально снизить расходы. Йорану было уже 40 лет, но всеми средствами до сих пор распоряжалась мать. Бывшая супруга рассказала, как происходила покупка продуктов: она писала список, он шел с ним к матери, которая давала нужную сумму. Наличными. Всегда только наличные. Лундблады не доверяли банковским картам.
Все воспоминания сводились к жадности, постоянной работе и отсутствию личного времени. К тому же она должна была заботиться о дошкольнице Саре, старшей дочери Йорана.
– Сара была очень замкнутым ребенком. Когда мы знакомились, она испугалась и спряталась за отца. Для меня было большим событием, когда девочка первый раз назвала меня мамой.
К концу 1990-х брак рассыпался. Однажды Йоран пришел с работы домой и обнаружил на дворе незнакомого мужчину.
– Кто ты и что ты здесь делаешь? – спросил Йоран.
– Оцениваю собственность, – ответил незнакомец. – Ваша жена наняла меня.
Ирина решила заполучить деньги Йорана или, по крайней мере, понять, сколько причитается в случае развода. После этого ей в Стигтомте больше не было места. Так рассказали эту историю сами жители. Правда, детали отношений с оценщиком и конфликтов между супругами утрачены во времени.
Пожилая тетка Йорана Стина вспоминала, что племянник говорил, как Ирина пошла на курсы шведского при гимназии для взрослых и стала проявлять интерес к одному из преподавателей. Тогда-то Йоран и решил развестись.
Формально это произошло 18 сентября 2001 года, но они продолжали видеться по большим праздникам вместе с дочерями. Родительские права на Марию не стали камнем преткновения. Она осталась жить с матерью, а позже, когда пошла в школу, время от времени приезжала пожить с отцом и сестрой. В 2000-х годах родители Йорана умерли, и он переехал в Северную Фёрлёсу. Тогда отношения с Ириной снова наладились.
«Поехать в Стигтомту» на языке Лундбладов означало навестить семейные владения к северу от самой деревни – в первую очередь фермы Рогста и Тенгста, а затем дома с другой стороны шоссе, которые можно было описать как жилье для наемных рабочих окрестных ферм.
Рогста состояла из двух жилых домов и нескольких хозяйственных построек, окружающих двор. Огромный амбар с дощатыми стенами, выкрашенный в традиционный красный цвет, высотой под 10 метров. Там легко размещались десять-пятнадцать сельскохозяйственных и лесозаготовительных машин. Второе здание выполняло функцию конюшни и склада.
Жилые дома, каменные, покрытые белой штукатуркой, располагались настолько близко, что между ними с трудом проезжала обычная машина. С восточной стороны постоянно доносился шум от шоссе. Дальше по дороге находилась Тенгста. На самом деле это была совсем не ферма, а жилой дом с пристройкой.
Если бы все они были чуть ближе друг к другу, владения Лундбладов представляли бы собой целую маленькую деревню. Хотя в некотором смысле это и был отдельный мирок. Густав старел, постепенно семья сворачивала сельскохозяйственную деятельность. Они начали сдавать земли в аренду, как и дома. С тех пор как Йоран переехал в Кальмар в начале 2000-х, в домах было уже больше десяти арендаторов.
Он оставил себе дом в Тенгсте, где останавливался, когда приезжал. На втором этаже в северной части дома на стенах все еще висели постеры Сары, а на полу стояла игрушечная плита, хотя прошел уже десяток лет с тех пор, как она выросла из игрушек. На нижнем этаже хранились мебель и вещи, перевезенные из других домов, – Йорану тяжело было что-то выбрасывать. В конце 2000-х годов жилье, на удивление грязное и неприбранное, поражало количеством собранного хлама. Мужчина старался в первую очередь уделять внимание домам, которые сдавались в аренду, но едва с этим справлялся.
Добродушный, тихий, одинокий, грубоватый семьянин был верен своему слову, скупой, несамостоятельный, работник на побегушках у отца, агрессивный, когда выпьет…
Люди по-разному описывали Йорана, в зависимости от «близости» контактов – личные, которых было крайне мало, или деловые, которых было чуть больше. Но несколько черт проявлялись ярче других: скрытность и замкнутость. Он был из тех, кто все держал в себе и никогда не раскрывал все карты. Некоторые даже называли его отшельником. Вероятнее всего, это результат застенчивости и неуверенности в себе. Таким может стать человек, всю жизнь прожив в тени сильного отца, постоянно диктующего свою волю.
– Все решал и всем заправлял Густав, а Йоран просто находился рядом. Иногда казалось, что отец ему не доверяет, – рассказала Линда Бьёркман, которая снимала жилье у Лундбладов в 2000-х годах.
Густав умер в 2007 году, но был очень активным даже в старости, несмотря на инфаркт, который перенес в конце 1990-х. В восьмидесятилетнем возрасте он сам полез на крышу амбара менять кровлю, видимо, чтобы упасть оттуда и убиться. Это был человек, который не чувствовал меры и границ, в том числе собственного возраста.
Сын поступал, как говорил, хотел и делал отец. Так в семье было заведено со времен войны. Ведь подобными методами Густав сколотил семейное состояние.
– Йоран казался этаким простодушным тюфяком и несколько задавленным, в нем не было стержня, – говорила Линда. – Он ездил на крохотной старой машине и, казалось, не испытывал никакого желания поменять ее на новую. И никогда не говорил о деньгах.
Кто-то рассказывал, что некоторые арендаторы умудрялись пользоваться Йораном, чтобы сбить цену на аренду. Они просили его или обещали выполнить какую-то работу в счет снижения стоимости, а потом ее не выполняли. Йоран был слишком мягкотелым, чтобы заставлять людей платить.
Одна из причин такого поведения могла заключаться еще и в том, что недвижимость в Стигтомте находилась не в лучшем состоянии. Лундблады десятилетиями выбирали самые дешевые решения во всем, от систем отопления и канализации до окон и цвета фасадов.
Если помещение не отвечает высокому стандарту качества, самый простой путь для владельца – скинуть цену на аренду. Возможно, Густав, «черт торговли», так бы не поступил, но в середине 2000-х он отправился в дом престарелых, а сын был сделан из совсем другого теста.
Правда, Йоран оказался так же скуп, как и отец. Он собственными руками сделал ремонт на кухне в Рогсте: снял старый пол и кухонную мебель, собственноручно выкинул все через окно, вывез мусор, а потом сам все настелил, собрал и повесил. Помог ему только один из квартиросъемщиков.
Когда он был не в состоянии что-то сделать, то нанимал людей, но в этом случае речь шла о самой дешевой рабочей силе – в основном поляки. И платил черным налом: никаких банковских переводов, налогов, пенсионных отчислений.
Даже ближайшие родственники – двоюродные братья и сестры, дяди и тетки – толком его не знали. Отчасти из-за семейной ссоры во время дележа наследства. Тетка по отцу, Стина, которой на момент его исчезновения было 95 лет, знала его больше всех. С тех пор как она перебралась в дом престарелых в Нючёпинге, Йоран присматривал за ее деньгами на правах добровольного доверенного лица, когда было время.
– Он всегда много работал, был очень занят. Даже когда заезжал меня навестить, всегда на самом деле направлялся куда-то еще, – рассказывала Стина. – Чаще всего ехал из Стигтомты, где бывал по делам, обратно в Кальмар.
Йоран вел дела с двоюродным братом Хоканом. Какое-то время у них была общая собственность в Кальмарском лене, правда, к 2010 году они ее разделили. А в 2011 году встречались и подолгу разговаривали. Они пытались восстановить отношения, как описывала это двоюродная сестра Йорана Ингела Гульстранд. Йоран казался одиноким, ему не с кем было пообщаться. Когда полиция осенью 2012 года стала спрашивать Хокана, тот ответил, что ничего не слышал о брате уже полгода.
Ингела и сама не видела его около десяти лет. Она говорила, что у него вообще не было какого-либо круга общения ни в Кальмаре, ни в Стигтомте.
– У Йорана почти не было друзей, во всяком случае, он никогда о них не говорил. Был только приятель в Стокгольме.
Этот приятель, Родни Альстранд, наверное, единственный, кого хотя бы с натяжкой можно назвать его другом. Жизнь свела их два раза, в разных ситуациях. Они познакомились в начале 1970-х, когда Йоран был в отношениях с сестрой Родни, с которой встретился в сельскохозяйственной школе. Но все закончилось, а Йоран и Родни не виделись до конца 1980-х. Тогда Родни искал землю, чтобы выращивать овес для заготовки овсяных кормушек, которые в Рождество выставляют на улицу для маленьких птичек. Он связался с Лундбладами, взял в аренду несколько гектаров земли и снова встретил старого приятеля.
– У Йорана и его отца была недвижимость в Стокгольме, к тому же в 1990-е он поставлял туда курительные трубки и обычно заезжал ко мне в гости в Сёдертелье. Поставки были раз в полгода, и иногда возникали вопросы с недвижимостью в Мэлардалене. Мы виделись, когда у него было время, пропускали по стаканчику, веселились и смеялись.