Более того, ее обещание придавало смысл всему, что мне довелось вытерпеть и выстрадать. Не будь у меня за спиной божественной воли, кем бы я чувствовала себя? Беспомощной жертвой! И что же теперь?
Гнев растекается по моим жилам таким могучим темным приливом, что я почти задыхаюсь.
Я уйду из монастыря. Она не вынудит меня остаться. Безвылазно сидя на своем островке, аббатиса даже не узнает, что я от нее ушла.
А вот д'Альбрэ узнает.
У него очень длинные руки, и он разыщет меня в любом уголке Франции или Бретани. Безопасности нет нигде — разве только за стенами Ренна, а если д'Альбрэ решит напасть на город, ее не будет и там.
То есть я должна сидеть тихо, точно безмозглый крольчонок. Будущее простирается передо мной, уходя в угрюмую бесконечность. Обитель обманула меня. А д'Альбрэ скоро сделает меня шлюхой — для того лишь, чтобы заманить в ловушку очередного врага.
Нет уж! Я комкаю записку в кулаке и роняю ее в отверстие отхожего места. Нет!
Я выхожу из гардеробной и, не обращая внимания на встревоженные взгляды фрейлин, сбрасываю одежду еще прежде, чем они успевают подскочить мне на помощь.
И весь следующий час яростно соскребаю с себя их грязные замыслы — и моего отца, и аббатисы…
Понятия не имею, как я переживу сегодняшний ужин. Я только и думаю: многим ли известно, какую роль уготовил мне д'Альбрэ? Еще поневоле гадаю, к кому он приставит меня в следующий раз. К недоумку-маршалу Рье? К Рожье Блэйну, немногословному и серьезному?
Войдя в трапезную, я тотчас ощущаю на себе взгляд д'Альбрэ. Холодный и мертвый, точно мясо у него на тарелке. Я высоко несу голову и болтаю с Тефани о какой-то чепухе. Приблизившись к возвышению, приседаю в поклоне. Улыбка у меня жутко ненастоящая. Однако д'Альбрэ слишком занят собственными мрачными размышлениями. Он жестом отправляет меня туда, где сидит Матюрен.
Я иду к столу барона, гадая, как можно убить монстра вроде д'Альбрэ, с его-то почти нечеловеческой силой и такой же хитростью? И осуществимо ли это вообще, раз уж сам Бог Смерти до сих пор не пожелал на него указать?
Как мне подобраться к нему? Как добиться, чтобы он не заподозрил худого? И особенно если учесть, что я не смогу — нет, ни за что! — воспользоваться искусством обольщения, которое так хорошо мне дается?
Я подсаживаюсь к барону, и глаза у него загораются.
— Судьба нынче благосклонна ко мне, юная госпожа! Чему обязан честью составить вам общество?
Меня подмывает хорошенько встряхнуть его, предупреждая, что это никакая не честь, а едва ли не бдение у смертного одра… но нельзя. Я с напускной скромностью улыбаюсь ему.
— Это мне повезло, господин мой, — говорю я ему.
Беру кубок с вином и выпиваю сразу половину. Если мне повезет, барон и дальше будет увлеченно рассматривать мою грудь, а потому не поймет, что я вынуждена напиться допьяна, чтобы выдерживать его драгоценную компанию.
— Вы уже отошли от сегодняшней охоты? — спрашивает барон.
Неожиданный вопрос едва не заставляет меня поперхнуться вином.
— Отошла, господин мой? — Мне требуется изрядное усилие воли, чтобы в голосе не прозвенело презрение. — Охота совсем не показалась мне утомительной.
Он пожимает плечами.
— А вот бароны Вьенн и Жюльер просто изнемогли, — говорит он. — Оба извинились, что не смогут прийти к ужину, и сразу легли в постель.
— Видимо, я больше привыкла к тяготам, чем они.
— Я тоже, — кивает он. — У меня только кровь разогрелась!
Совершенно ясно, что он имеет в виду. Что ж, оно и к лучшему: мне не составит труда обвести вокруг пальца этого тупого гусака.
Мое внимание привлекает смех, доносящийся с другой стороны стола. Жаметта виснет на Юлиане, точно блоха на собаке. Чувствуя мой взгляд, Юлиан вскидывает глаза. Он насмешливо улыбается мне и поднимает кубок. Я невольно спрашиваю себя: неужели знает? Знает, какой службы потребовал от меня наш отец? Должно быть, что-то подозревает; ему отлично известно, до какой степени я не люблю напыщенных шутов вроде Матюрена.
Жаметта между тем замечает, что Юлиан перестал уделять ей внимание, и прослеживает за его взглядом. Ее глаза суживаются… а я замечаю, что у нее новая брошь — золотой солнечный диск с лучами и большим рубином посредине. Какую из моих тайн она выведала, чтобы заполучить эту вещицу?
ГЛАВА 7
Я все же решила пойти на свидание с Матюреном. И даже сыграть навязанную мне роль — до известного предела. Выведаю все, что возможно, и улизну. А уж если он чересчур расшумится или вздумает принуждать меня к продолжению любовной игры — очень хорошо, ведь тогда я буду защищаться. Я в таком отчаянии, что рада буду пролить чью-нибудь кровь!
У двери покоев, где назначена встреча, я распускаю волосы и стаскиваю пониже корсаж платья. Снедаемый нетерпением, барон Матюрен уже там. Плотское вожделение вызывает у него такое биение пульса, что я едва слышу собственные мысли.
— Тебя кто-нибудь видел? — спрашивает он, когда я проскальзываю внутрь.
— Нет, — заверяю я его.
И подхожу ближе, откидывая распущенные волосы за плечо. Он трогает их, перебирает локоны, пропускает их между пальцами.
— Точно черный шелк, — бормочет восхищенно.
Я ощущаю хмельной аромат его страсти. И очень хорошо знаю, как с ней обращаться. Легонько провожу пальцем по борту его камзола. От этого у Матюрена приоткрывается рот, а дыхание прямо-таки застревает в горле. Я обвиваю его рукой и принимаюсь играть волосами у него на затылке.
— Готова поспорить, ты говоришь это каждой, которую завоевываешь!
Он удивленно моргает. Вряд ли кто-нибудь раньше приписывал ему длинный список побед. Я прижимаюсь к нему и легонько трусь щекой о его многочисленные подбородки.
— Ты, случайно, не знаешь, что нынче вечером так прогневало моего сиятельного отца? — спрашиваю я. — Помнится, после обеда, когда я к нему заходила, он был вполне даже весел.
Мы с бароном здесь совершенно одни, и все равно он быстро оглядывает комнату, прежде чем отвечать. Все же он не такой тупица, каким старается выглядеть.
— Он получил весть, что герцогиня короновалась сегодня в Ренне.
Это отличная новость. Герцогиня, несомненно, упрочила свое положение, но, боюсь, даже корона не убережет ее от властолюбивых поползновений д'Альбрэ. Это может сделать только могущественный супруг с многотысячным верным войском. Интересно, жив ли еще гонец, доставивший сведения о короновании герцогини? Мой государь-отец не склонен щадить тех, кто приносит ему дурные известия.
— И вы доверили бы ему править Бретанью? — Меня передергивает. — Сдается, он более чем достаточно страшен и при своей нынешней власти. А уж если заполучит целое герцогство…
Еще договаривая эти слова, я чувствую, как начинает гаснуть и съеживаться страсть Матюрена, и поспешно меняю тему:
— У нас не так много времени. Фрейлины вот-вот явятся разыскивать меня.
Это заставляет его перейти к немедленным действиям. Он расстегивает сперва камзол, потом тонкую льняную рубашку. Я тотчас замечаю темную тень, растекшуюся по его груди, и мое сердце так и взлетает. Он помечен! Это сильно облегчает мне жизнь. Я улыбаюсь, впервые по-настоящему за весь нынешний день, и подхожу к барону вплотную, даже слегка оттесняю его. Так, чтобы после удара он завалился на стену и не обрушился на меня всей своей тяжестью.
Но я едва успеваю дотянуться до спрятанного в рукаве ножа, когда он вдруг ахает, а на лице возникает изумленное, почти обиженное выражение.
— Что? Что случилось? — вполголоса спрашиваю я, не желая утрачивать решимости.
Он молча тянется руками к груди, словно там у него вдруг заболело; на губах показывается кровь. Всеблагой Мортейн! У толстяка что, приступ какой-то?
Матюрен валится на пол, точно висельник, которому перерезали веревку. Он падает прямо на меня, и я едва не опрокидываюсь навзничь. Из его тела вырывается что-то темное, бьющееся, большое…
Вот это самый неприятный момент в том, что касается убиений. Терпеть не могу вынужденного общения с душой, вырванной из плоти. Я не зря вспоминала свой первый поцелуй и связанные с ним чувства: вот и здесь почти то же самое. Делать нечего, я ожесточаю свой дух и вглядываюсь в вереницу проносящихся видений. Вот толстая рука д'Альбрэ обнимает плечи барона, внушая ему ложное ощущение безопасности… Вот самодовольство: это я выбрала его, а не Вьенна или Жюльера. А потом откуда-то из глубины — муки задавленной совести, ведь он предал юную герцогиню. Совесть была вроде бы надежно умаслена уверениями д'Альбрэ насчет того, что лучшего, чем он, мужа не найти, но совсем успокоиться все-таки не могла…
Тут некая сила отпихивает прочь безжизненное тело барона, и я вижу перед собой высокий темный мужской силуэт. В руках у него меч, и с клинка еще капает кровь.
— Юлиан!.. — потрясенно шепчу я.
Он делает шаг вперед, его губы туго сжаты, лицо в глубокой тени.
— Позабыла, сестренка? Ты принадлежишь мне!
От этих слов у меня холодеют самые кости, я обхватываю себя руками, чтобы скрыть, как они дрожат.
— Ты только моя, — тихим голосом продолжает он, словно любовник, нашептывающий нежности. — Ничей слюнявый рот не будет мусолить тебя, ничьи поганые руки не будут лапать. — Он смотрит вниз и толкает мертвеца носком сапога. — Эта малодушная тварь уж точно не посягнет на тебя.
Теперь я понимаю смысл его взгляда за ужином. Это было обещание расправы.
Я самым естественным образом вписываюсь в роль, которую должна сыграть. В алхимии я не слишком преуспела, так и не выучилась обращать свинец в золото, но никто лучше меня не умеет обращать испуг в дерзость, а это, поверьте, гораздо трудней. Я раздраженно улыбаюсь Юлиану и для пущего эффекта встряхиваю волосами:
— Так вот как ты все истолковал, Юлиан? И еще заявляешь, будто видишь меня насквозь?
Его готовая выплеснуться ярость чуть остывает.
— Тогда почему ты здесь?
Да он что, глухой? Я наклоняю голову: