Ну как не уступить этому поцелую, не уступить такой силе и мужеству, помноженным на удивительную доброту этого человека?
К лагерю подтягиваются все уцелевшие. Я беспокойно окидываю взглядом каждого, ища нескладную и худую фигуру Виннога. Потом появляется Лазаре. Наши взгляды встречаются, и он коротко мотает головой. Винног не вернется. Лицо Лазаре омрачено непрошеной заботой, которую я на него взвалила. Я поступила несправедливо, ибо кто мы такие, чтобы силиться отвести руку Смерти? Ведь даже я, прислужница Мортейна, сумела спасти в нашем отряде всего лишь одного отмеченного из троих.
Хоть и одержана победа, в лагере этим вечером не очень-то весело. Кроме Виннога и де Бросса, мы потеряли шестерых воинов и семерых угольщиков. Тело рыцаря де Бросса отвезут в его имение, и там он будет погребен в фамильной усыпальнице. Четверых воинов похоронят назавтра. Они лежат под деревьями, укрытые с головой.
Гибель Виннога особенно тяжело подействовала на всех. Неуклюжий долговязый парнишка был всегда весел и добр, охотно улыбался и словно не замечал недоброжелательства.
Угольщики не хоронят своих мертвых в земле. Их обычай велит жертвовать тела Темной Матери. Выбрав поляну, где высится древний стоячий камень, они складывают погребальный костер — с той же аккуратностью, с какой устраивают свои ямы для выжигания угля. Простые и знатные воины один за другим, не сговариваясь, присоединяются к угольщикам, чтобы вместе с ними воздать последнюю честь павшим. Эрван бросает в дрова факел, и языки пламени с шипением и треском разбегаются по сухим веткам.
Ало-золотой огонь быстро добирается до тел. Жар идет просто чудовищный, и я могу лишь гадать, в величине костра тут дело или в особом искусстве угольщиков. Нам приходится отступить подальше. Жирный дым упирается прямо в небо, унося души углежогов прямо в объятия их Богини.
Когда костер догорает и не остается ничего, кроме углей и золы, мы возвращаемся в лагерь. Причем люди не разбредаются, а держатся вместе, переговариваясь приглушенными голосами. Смерть спаяла их братство, совершив то, чего не смогла жизнь. Я поневоле думаю: Винног, верно, порадовался бы такому исходу. Вон ведь даже наш главный задира, рыцарь Голтье, внимательно слушает, что ему рассказывает Эрван.
Все складывается так, как пообещал Чудище. Или это Темная Матерь пообещала, что на пепелище отчаяния будут обретены взаимоуважение и прощение?
А раз им это удалось, может, получится и у меня?
Чудище стоит поодаль от остальных, глядя на рдеющее кострище. Он еще не умылся, на нем пыль, копоть и кровь, глаза воспаленные. Я с содроганием вспоминаю, как спрашивала его, легко ли отправлять людей на смерть. Это никогда не бывает легко.
При звуке моих шагов он поднимает голову.
— Куда теперь? — спрашиваю я, хотя на уме только наш недавний поцелуй.
— В Генган, — говорит он. — Там тоже стоит французский гарнизон, и сдается мне, что на крыльях сегодняшней победы мы сумеем поднять там восстание и отбить город. Только сперва надо отдохнуть день-два и похоронить павших. За это время туда доберутся слухи о случившемся здесь.
— Давай завтра вместе проедемся верхом.
Набираю полную грудь воздуха и крепко сплетаю пальцы, чтобы скрыть поселившуюся в руках дрожь. Я долго ждала, но теперь мне кажется, что он сумеет принять и последнюю оставшуюся у меня тайну.
— Должна еще кое-что тебе рассказать. Однако нужно, чтобы ты не только услышал, но и увидел.
ГЛАВА 41
Мне хочется не только убрать последнюю препону между Чудищем и собой, но и встретиться с сестрами. Я не видела их уже целый год и скучаю по ним не меньше, чем иная мать по своему малышу. Они ведь единственные лучики света в нашем семействе.
Около полудня мы останавливаемся у придорожной таверны, чтобы перекусить и дать отдых коням. Место здесь тихое, этакая сонная деревушка, и я крепко надеюсь, что меня никто не узнает. Но даже при всем при том выбираю столик в самом темном углу.
Мы уже почти отобедали, когда появляются другие посетители, по виду крестьяне. Сперва я не обращаю на них особого внимания, но потом они заговаривают о событиях, всколыхнувших весь край.
— Отряд людей государя д'Альбрэ дней пять назад проезжал…
Земля уходит у меня из-под ног. Я поднимаюсь и подхожу к их столу, чтобы спросить:
— О чем это вы, любезные?
Мужчина смотрит на меня как на полоумную:
— О том, как полсотни конников графа д'Альбрэ галопом промчались по этой самой дороге пять дней назад. В его имение, стало быть, торопились. В Тонкедек.
Я поворачиваюсь и незряче иду к двери. «Нет, нет, нет! — бьется глубоко в груди. — Только не Шарлотту! Не Луизу!»
Чудище вскакивает и поспешно выходит следом за мной:
— Что стряслось?
Почти не глядя на него, я сдергиваю с крючка плащ и накидываю на плечи.
— Д'Альбрэ со своими людьми проезжал здесь пять дней назад.
Рыцарь хмурится:
— Что за нелегкая их сюда занесла? Разве ему не нужны под Ренном все воины до последнего?
— Я же говорила: плох тот предводитель, который все свои шансы складывает в одну корзину. — Глубоко вздохнув, я заглядываю Чудищу в глаза. — Мы с младшими сестрами росли в Тонкедеке, и сейчас они там.
— Он что, боялся, что герцогиня захватит их и потребует выкупа?
Я смеюсь. Смешок получается пустым и неприятным.
— Нет. Это он сам хочет выкуп за них потребовать. С меня…
Всю дорогу, пока мы мчимся в Тонкедек, я цепляюсь за призрак надежды, хотя страдания, которые д'Альбрэ способен причинить девочкам, ограничиваются лишь возможностями моего воображения. Ибо я слишком хорошо его знаю.
Я гоню лошадь сумасшедшим карьером, нимало не заботясь, поспеют ли за мной остальные. Янник и воины отстают, но Чудище скачет бок о бок со мной. Его могучее присутствие — вот и все, что удерживает меня, не давая рассыпаться на сотни изломанных осколков.
В некоторый момент я задумываюсь о том, как он должен себя чувствовать, приближаясь к месту гибели его сестры, но эта мысль настолько усугубляет мое отчаяние, что я усилием воли отгоняю ее. Я прошу — я умоляю Мортейна оградить их. Сделать так, чтобы я ошиблась. Пусть окажется, что д'Альбрэ приезжал в Тонкедек за дополнительным войском.
Но в душе я понимаю, что надеяться на это просто смешно.
Когда мы достигаем границы владения, я сразу вижу, что на длинной извилистой дороге, ведущей к воротам замка, нет никакого движения. Ни охотничьих отрядов, ни отбывающих войск. На укреплениях не видно дозорных, а это значит, что д'Альбрэ в замке наверняка нет.
Привратник явно удивлен моим появлением, но пропускает нас беспрепятственно. Мы въезжаем во двор, и навстречу выбегает сенешаль. Он рад приветствовать меня и с готовностью забирает повод лошади:
— Госпожа Сибелла!
Не дожидаясь появления конюха, я спрыгиваю с седла.
— Где мои сестры? Шарлотта и Луиза? Я хочу видеть их!
Он недоуменно глядит на меня:
— Но их нет здесь, госпожа. Они уехали в Нант.
ГЛАВА 42
Тело, кажется, прежде разума понимает, что это значит. Меня сгибает пополам. Руки и ноги дрожат, колени грозят подломиться.
Сестер здесь нет.
Дикие звери разломали мне ребра и вырвали сердце, оставив гулкую пустоту.
— Сударыня?
Голос звучит где-то далеко-далеко. Я едва слышу его. Боль проворной ртутью разбегается по жилам, ревет в ушах, ища выхода.
Я должна вернуть их.
Больше я ни о чем думать не способна. Поворачиваюсь к своей лошади, но тут на мое плечо ложится огромная ладонь и останавливает меня.
Я едва не хватаюсь за нож:
— Пусти!
Чудище лишь притягивает меня к себе, прижимает к латному нагруднику.
— Их увезли давно, — произносит он тихо. — По дороге не догнать.
Я оборачиваюсь к сенешалю:
— Когда мой государь-отец отбыл отсюда с моими младшими сестрами?
— Три дня назад, госпожа, — отвечает он. — Только вашего государя-отца тут и не было, за девочками приезжал молодой хозяин, Юлиан.
Это новое известие едва не валит меня с ног. Пошатнувшись, я выпрямляюсь:
— Юлиан?
— Он самый, госпожа моя. С восьмью десятками воинов вашего батюшки.
Глубоко в животе пускает ледяные корни семечко ужаса. Мой отец мог забрать девочек по самым разным причинам… но Юлиан? У него причина может быть только одна. А именно — ловить меня на живца. Кто лучше его знает, как дороги мне Шарлотта с Луизой?!
Или он по приказу отца сюда приезжал? Сенешаль отвечает на мой невысказанный вопрос:
— Молодой хозяин говорил, что вы можете появиться, велел кое-что передать.
Я делаю быстрый шаг в его сторону:
— Что передать? Ну же, скорее!
Он посылает пажа с наказом принести коробочку из его покоев. Я дожидаюсь, нетерпеливо расхаживая по двору. Приказываю конюху седлать свежих лошадей, но Чудище снова противится.
— Нет, — тихо говорит он. — Сейчас ты должна отдохнуть и привести мысли в порядок. Нельзя лететь, точно плохо нацеленная стрела!
Собственно, он высказал мои затаенные мысли, и я понимаю, что он полностью прав, но не возразить не могу:
— Как, по-твоему, я буду отдыхать, зная, что им угрожает опасность?
Его взгляд полон сострадания, и это новый удар для меня, ведь кому, как не ему, знать, что я сейчас переживаю. Совершенно так же мучился и он сам, когда Элиза отправилась венчаться с д'Альбрэ.
Теперь ему приходится вытерпеть эту муку во второй раз.
Я прижимаю пясти к глазам. Вот бы заплакать! Дать хоть малейший выход невыносимому страданию!
Ничего не получается.
Как теперь я могу рассказать то, что собиралась? Как открою последнюю разделяющую нас тайну, которую хотела поднести ему, точно подарок? Все изменилось, и я способна поделиться с Чудищем только отчаянием.
А тот не принимает моей попытки отгородиться. Он вновь подходит вплотную:
— Пока они путешествуют, им ничто не грозит. Очень уж сильна охрана. Да и вообще, если я что-нибудь понимаю, их просто хотят использовать, принуждая тебя вернуться к отцу. Мы чуть не загнали лошадей, пока мчались сюда, и сама ты на ногах не стоишь. Да и план какой-никакой надо придумать.