Рамон прижал Полину к себе.
Поцеловал в лоб.
– Успокойся.
– Ты же боишься меня.
Она всхлипнула.
– Я люблю тебя.
Снова всхлип.
– Мы ничего не делаем. Каждый день смотрим новости. Ищем этих… основателей. Но их нет.
– Не только мы ищем.
– Кто еще?
– Профсоюз.
– И что?
– Пока ничего. Ты же знаешь. Пошли завтрак готовить.
Они выбрались из подвала и отправились на кухню. Люк закрывать не стали – надо проветрить помещение.
Кухня располагалась рядом со столовой на первом этаже. Рамон достал из холодильника колбасу, нарезал и забросил на жарочную поверхность. Утопил кнопку поджига. Достал лоток с яйцами. Полина занялась салатом.
– Мы привыкли думать, – сказал Рамон, снимая с крючка деревянную лопатку, – что у диаблеро нет родины. Возможно, эти колдуны появились сразу в нескольких слоях. Это логично. Но где-то они собираются?
– Шабаш, – усмехнулась Полина, орудуя ножом. Стук лезвия о разделочную доску успокаивал. – Лысую гору будешь искать?
– Не совсем гору, – возразил Никита. – Срез.
Жарочная поверхность была дорогой. Для нее не требовалось масло – в этом мире люди думали о своих сосудах.
– Нарежь укропа, – попросил Рамон.
Полина кивнула.
Жара была сумасшедшей. Работа кондиционера на кухне не ощущалась, поэтому Рамон открыл настежь окно и включил вытяжку.
– Срез, – задумиво повтоиила Полина. – Это иголка в стоге сена.
– Конечно.
– Мы никогда их не найдем.
– Найдем.
Никита перевернул подрумянившуюся и выгнувшуюся дугой колбасу. Начал разбивать яйца.
– Почему ты так уверен?
– Потому что у нас нет выбора. Нужно выжить и сделать тебя человеком. – Рамон отвернулся от яичницы и перехватил полинин взгляд. – Я буду искать. Сражаться. И ты тоже будешь. Поняла?
Девушка не отвела глаза.
Кивнула.
– Хорошо, – он снова занялся яичницей. – Давай укроп.
Вербовщик прикатил на черном внедорожнике «Хонда Пилот».
– Садись.
Никита забросил рюкзак на заднее сиденье. Сел рядом с водителем, захлопнул дверцу.
– Нежнее, – буркнул вербовщик. – Тут не надо хлопать.
«Пилот» плавно выкатился с парковки и, лавируя среди припаркованных к тротуарам машин соседей, вырулил на подъездную дорожку. Спустя полминуты внедорожник влился в огненную реку полуночного проспекта Рокоссовского.
– Куда едем? – спросил Рамон.
– Увидишь.
Нортбург погружался в туман. Неоновые вывески, фонари, подсвеченные витрины и билборды – все это проступало сквозь легкую дымку. Городской ландшафт приобрел мягкие, слегка фантастические черты.
Вербовщик проехал несколько кварталов, миновал Дом Правительства и свернул на Некрасовский бульвар. Рядом тянулись трамвайные пути. Вдалеке грохотал желто-красный вагончик.
Рамон повернул голову и присмотрелся к своему нанимателю. Крепко сбитый, низкорослый. В армейском свитере и кожаном плаще. Короткая стрижка. На висках – едва заметная седина.
Взгляд Никиты вербовщик проигнорировал.
По обе стороны бульвара тянулись пятиэтажки советской застройки. В белесой мгле мелькнула стеклянная громада «Ространсбанка», затем – здание почты. Снова потянулись пятиэтажки.
Ехали минут двадцать.
Очередной поворот. Неприметная улица, таких в Нортбурге пруд пруди. Четыре полосы, редкие светофоры, подземный переход.
Налево.
Районы сменяли друг друга, становились малолюдными и плохо освещенными. Один раз машина пересекла мост. Никита понял, что его наниматель движется в Заречье – мутный район, пользующийся дурной славой. Дешевые квартиры, банды малолеток в спальных кварталах. Здесь постоянно что-то раскапывали, меняли трубы, отключали электричество. По улицам разгуливали подростки в спортивных штанах и туфлях. У крохотных продуктовых магазинчиков скапливались зомби неопределенного возраста, стреляющие у прохожих сигаретку, «позвонить» или 20 копеек «на лекарство».
«Пилот» завернул в темную арку, связавшую две «сталинки», и замер. Мотор вербовщик глушить не стал.
Помолчали.
– Мне нужно понять, – заявил опасный мужик, – что ты годишься для нашей работы.
С этими словами вербовщик полез в бардачок. Порывшись там, протянул Рамону изогнутый магазин. Никита сразу узнал эту игрушку. Тридцать два патрона-парабеллума девятого калибра. Для «аграма».
– У меня есть, – Никита перегнулся через сиденье, чтобы расстегнуть рюкзак. Извлек оттуда пистолет-пулемет. Выщелкнул обойму, продемонстрировал вербовщику. – Такая же.
Вербовщик хмыкнул.
– Сравнить не хочешь?
Рамон не сразу понял, чего хочет наниматель. Тот терпеливо ждал. Сравнить? Две одинаковых обоймы. Единственное различие может скрываться в патронах.
Никита взял предложенный магазин. Задумчиво покрутил в руках. Выщелкнул один патрон и внимательно к нему присмотрелся. Поначалу разница не улавливалась. Цилиндрическая гильза, кольцевая проточка. Пуля… Странная пуля. Обычно свиноцовый сердечник имеет стальную оболочку, плакированную томпаком. Но перед глазами Рамона был иной металл. Больше всего он походил на серебро.
Во взгляде вербовщика ничего не изменилось.
Мужик следил за реакцией Рамона.
– Это серебро? – не выдержал Рамон.
– В точку.
– Зачем?
Вербовщик ответил не сразу. Потом задал встречный вопрос:
– Хочешь выяснить?
Никита кивнул.
В воздухе сгущалась… необратимость. Порог нового знания. Черта, которую не следует переступать.
Окно возможностей.
– Замени рожок, – предложил вербовщик, – и выходи из машины.
Рамон подчинился.
С едва слышным щелчком магазин состыковался с пистолетом. Тридцать две серебряных пули. Сумасшествие какое-то.
– Выходи, – повторил вербовщик. И первым подал пример, открыв водительскую дверцу.
Пожав плечами, Рамон выбрался в продуваемую всеми ветрами каменную кишку.
Сдвинулся флажок предохранителя.
Рамон по старой привычке выбрал режим одиночных выстрелов. Тогда он не знал, что скрывается во дворе.
– Что дальше?
Вербовщик критически осмотрел Никиту.
– Иди во двор.
– А ты?
– Подожду здесь.
Рамону такой расклад не понравился.
– Если выживешь – приму на работу, – пояснил вербовщик. – Твоя задача – вернуться к машине.
Происходящее обретало сюрреалистические черты.
– Что меня ждет?
– Увидишь. Убей того, кто будет нападать. Или умрешь сам. Все еще готов работать с моей организацией?
Рамон на несколько секунд задумался. Смерти он не боялся – на войне повидал всякое. А неизвестность… она всегда страшит человека. Такова природа «хомо сапиенса».
Перед глазами Никиты распустился веер двухсотевровых банкнот. Завораживающее зрелище.
Он решительно двинулся вперед.
Во тьму старого дворика с разбитыми фонарями. Без спешки. Ствол – на уровне глаз.
Двор был глухим. Каменный мешок с единственным входом через арку. Мрачные наследия сталинской эпохи громоздились к небу, обступив вооруженного человека. Сквозь туман тщетно пытался пролезть лунный диск. Звезды полностью утонули в белесой мути, подсвеченной голубоватым светом телевизоров и ярко-оранжевым сиянием кухонных окон. Где-то гремела посуда. Ругались мужчина и женщина. Плакал ребенок. Перебирались гитарные струны. Но большинство окон погасли – время позднее. Кому-то на работу, кому-то в школу.
Рамон вдвинулся в сталинский колодец.
Нервы на пределе.
Справа – тусклая лампочка над дверью подъезда. Слева – потрепанный жизнью микроавтобус.
Вернуться к машине.
Рамон решил не идти в сторону детской площадки. Вместо этого он прибизился к стене дома. Хоть какой-то ориентир.
В полуночной мгле послышалось утробное рычание.
Собака.
Так просто? Впрочем, на собаку не похоже. Да и на волка – тоже. Рычала громадная тварь, и этот звук не был похож ни на что, слышанное Рамоном в прежней жизни. В сочетании с серебряными пулями все выглядело зловеще.
Повернуться на три часа.
Нет, звук доносился не оттуда. Пара секунд, и Рамон понял, где находится источник.
Над головой.
Вскинув «аграм», он почувствовал, как волосы на макушке зашевелились. Всегда думал, что это – фигура речи.
Тварь неслась по стене. Нечто косматое, рычащее и здоровенное двигалось по диагонали сверху вниз. Зверь огибал балконы, перепрыгивал через водостоки и газовые трубы. Чудовище мчалось прямо на Рамона. Все происходило быстро. Ночь и высокая скорость существа мешали прицелиться.
Выстрел.
Бег по стене продолжился. Думать было некогда – дистанция стремительно сокращалась. Рамон сдвинул флажок и полоснул по зверюге длинной очередью. Разбилось окно. Кто-то истошно заорал. Тварь взревела и отвалилась от стены. Рухнула в палисадник, ломая кусты акации и гремя люковой крышкой. Позже вербовщик скажет Никите, что никто не пострадал. Повезло, мол, тебе. Тетка-пенсионерка кричала от испуга – пуля разбила окно и развалила горшок с фикусом. Больше так не делай.
А сейчас Рамон, превозмогая страх, шагнул к существу. Оборотень полз по земле, оставляя за собой глубокую борозду. Громадная тварь. С медведя. Собственно, она и выглядела, как медведь.
Верить глазам не хотелось.
Потому что умирающий зверь на глазах лысел, скукоживался и превращался в человека. Медвежья челюсть с отвратительным хрустом корежилась, приобретая новые очертания. Что-то заставило Рамона перевести пистолет в одиночный режим.
Контрольный выстрел.
Ты или тебя.
Вермедведь дернулся и затих. Пуля разметала мозги по земле. К счастью, мгла и туман помешали рассмотреть картину в подробностях. Никита не считал себя любителем насилия. Просто жизнь складывалась таким образом, что выбор ограничивался одним вариантом.
Жильцы переполошились.
Загорались квадратики окон. С первых этажей слышался испуганный гомон. Сейчас начнут звонить в полицию, понял Рамон. И поспешил ретироваться под арочные своды.