Перед мысленным взором Элизабет снова замелькали картины недавнего прошлого, в ушах зазвучали давно забытые, чужие голоса. Один из членов комиссии по досрочному освобождению задал Дэвиду Фергюсону вопрос:
«Скажите, вы осознали за эти годы, что совершили тяжкое преступление?»
«Да, — твердо ответил Дэвид Фергюсон, не отрывая тоскливого взгляда от сидящей напротив Элизабет. — Я нарушил закон. Я виноват перед Богом и людьми и глубоко сожалею о содеянном».
«Если члены комиссии примут решение о вашем досрочном освобождении, вы можете поклясться, что никогда, ни при каких обстоятельствах не будете преследовать мисс Найт?»
В карих глазах Фергюсона блеснули слезы, они заструились по его щекам, стекая к подбородку. Его руки задрожали, голос стал прерывистым, хриплым.
«Я никогда не смогу отречься от Элизабет… Я буду любить ее всегда. Нас разлучит только смерть. Я знаю, что она меня не любит… Я ей безразличен. И жить с сознанием, что я для нее пустое место, невыносимо. Однако…»
Фергюсон оборвал себя на полуслове. Элизабет заметила, что его карие глаза полыхнули безумием и… ненавистью. Годы, проведенные в заточении, не изменили его, не излечили от давней мании, не избавили от навязчивого желания быть рядом с ней во что бы то ни стало. К счастью, члены комиссии тоже заметили выражение его глаз. Перед ними сидел не тихий, больной, помешанный человек, жаждущий любви прекрасной молодой женщины. Перед ними сидел Дэвид Фергюсон — жестокий, расчетливый, хладнокровный убийца.
И члены комиссии единогласно приняли решение отказать Дэвиду Фергюсону в его просьбе о досрочном освобождении и оставить в тюрьме. И вот две недели назад…
Въехав в тюремные ворота, Элизабет остановила машину и несколько минут сидела неподвижно, пытаясь успокоиться, сосредоточиться и разобраться в собственных ощущениях. Какие чувства она испытывает сейчас, приехав туда, где томился в заключении Дэвид Фергюсон? Смешанные. Острое желание никогда больше не видеть его лица. Чувство незащищенности: ведь Дэвид Фергюсон — убийца, и недавно он вышел на свободу, а значит… снова может начать преследовать ее под предлогом всепоглощающей любви.
Каждую неделю она с экранов телевизоров настойчиво предлагала телезрителями заглянуть в «темное зеркало», то есть в собственную душу, и попытаться понять, что же там происходит. А не пора бы этот вопрос задать самой себе? Что же притаилось в темном омуте души Элизабет Найт? Что скрывается за внешней вполне благополучной телесной оболочкой? Жажда мести. Желание убить. Расправиться с человеком, десять лет назад лишившим жизни ее младшую сестру.
Элизабет вздрогнула, испугавшись собственных ощущений, взглянула в зеркальце машины и увидела там лицо молодой женщины с холодным, пронзительным взглядом. Лицо женщины, страстно одержимой целью и готовой ради достижения ее поступиться многим. Многим, если не всем.
«Неужели это я? — ужаснувшись, обратилась Элизабет к своему зеркальному отображению. — Я? Но если эта леди с ледяным взглядом действительно Элизабет Найт, то тогда, как это ни прискорбно, следует признать: у Элизабет Найт и Дэвида Фергюсона много общего. Слишком много…»
— Мистер Беллини, я понимаю ваше негодование, но вы неоднократно угрожали расправой этому человеку, — сказал Ник и сделал глубокий вдох, пытаясь подавить раздражение. — Теперь он мертв, а вы — главный подозреваемый. Прошу вас отвечать на мои вопросы.
Мужчина с угрюмым видом сидел напротив Ника и молча смотрел на него исподлобья. Отвечал на вопросы неохотно, упрямо не шел на контакт. В принципе Ник понимал его и не осуждал за это. Если бы, не дай Бог, с его младшей сестрой случилась бы такая ужасная вещь, которая произошла с юной дочерью этого мужчины! Если бы какой-нибудь ублюдок учитель посмел соблазнить Нину… Да Ник бы пересчитал ему все зубы, а возможно, и…
— Мистер Беллини, если вы не желаете отвечать на мои вопросы здесь, в гостиной собственного дома, то мы можем перенести нашу беседу в полицейское управление, — продолжил Ник, пристально глядя на подозреваемого.
Тот сидел на старом потрепанном диване, положив огромные руки на колени, и хмуро молчал. На мужчине была старая, линялая, с пятнами тенниска и поношенные брюки, в которые он переоделся, вернувшись домой из порта, где работал грузчиком. Вид у подозреваемого был весьма внушительный: высокий, мощный, широкоплечий, с простым грубоватым лицом. Именно такие люди выполняли тяжелую физическую работу в порту, и мистер Беллини, хоть и был главным подозреваемым по делу об убийстве, внушал Нику уважение. В нем чувствовалась основательность и надежность. А как он обрадовался, когда из школы вернулись трое его детей! Ник даже невольно умилился, увидев, как просиял отец, увидев их, а потом нежно расцеловал в щеки. И дети очень обрадовались ему, повисли на нем, обнимали. Еще бы, с таким сильным, надежным отцом они чувствовали себя в полной безопасности!
Глядя на эту картину семейного счастья, Ник вспомнил свое детство, дни, когда отец работал в ночную смену и, приходя после дежурства, так же как мистер Беллини, обнимал выбегающего к нему навстречу Ника, прижимал к себе, шепча ласковые слова. Никогда прежде Ник не чувствовал себя таким счастливым, защищенным, как в те времена…
— То, что произошло с моей дочерью, касается только моей семьи, — вдруг произнес мистер Беллини. — И я не хочу обсуждать это с посторонними.
Ник заметил печальный, затравленный взгляд юной девушки, которая, увидев незнакомого мужчину, быстро прошмыгнула к себе в комнату, и нежелание отца обсуждать с посторонними недавнюю драму дочери, ему было понятно. Девушке не позавидуешь: мало того что она подверглась физическому насилию, так еще хваленая юридическая система растоптала ее душу и выставила на всеобщее посмешище.
— Хорошо, мы не будем говорить об этом, — кивнул Ник. — Поговорим о вас, мистер Беллини. Итак, где вы находились в прошлую пятницу между десятью часами вечера и полуночью?
— На работе, — пожал плечами подозреваемый.
— В порту?
— Да. Можете спросить у моего начальника, он подтвердит мои слова и покажет учетную карточку прихода и ухода. Я находился в порту с половины десятого вечера пятницы и до половины шестого утра следующего дня, субботы. Меня видели много людей, все могут подтвердить, что я никуда не отлучался. Проверьте, это совсем нетрудно.
— Я обязательно проверю, — сказал Ник.
Как всегда, приступая к очередному делу, он испытывал смешанные чувства. С одной стороны, хотелось надеяться, что дело окажется несложным, расследование займет немного времени, Ник благополучно завершит его и приступит к следующему, а с другой стороны… Как было бы просто и удобно, если бы, например, этот угрюмый мистер Беллини, ранее неоднократно угрожавший ныне убитому расправой, не имел алиби и оказался преступником! Но… именно этого-то Нику и не хотелось. Он испытывал симпатию к этому человеку, простому работяге, любящему отцу и мужу.
Ник вздохнул, поднялся с дивана, подошел к входной двери и остановился.
— Итак, вы утверждаете, что ваша дочь ничего не знает? — спросил он. — Я вам верю, мистер Беллини, но все-таки хотел бы побеседовать с ней.
При упоминании о дочери суровое лицо мужчины смягчилось, черты лица разгладились. Он тоже встал, приблизился к Нику и горячо проговорил:
— Детектив О'Коннор, клянусь вам! Если бы моей дочери было что-либо известно, она непременно бы поделилась со мной, а я бы рассказал вам все как на духу!
— Ладно, мистер Беллини, давайте закончим пока нашу беседу, — устало промолвил Ник. — Пока поверю вам на слово. Но если у меня возникнут какие-нибудь вопросы или выяснится, что вы меня обманули, я снова приду к вам, и тогда… — Он сделал выразительную паузу.
— Да, детектив О'Коннор, я понимаю, я все понимаю, — закивал мистер Беллини, протягивая ему руку и пожимая ее.
Рукопожатие оказалось таким крепким, что Ник даже невольно поморщился. Вот это ручища…
Спускаясь вниз по лестнице и выходя из дома, он думал о том, что мистера Беллини можно вычеркивать из списка подозреваемых. Хотя бы потому, что человек с такими сильными руками не станет убивать дубинкой или каким-то похожим на нее предметом. Он просто сожмет руку в кулак и одним ударом прикончит своего врага. Нет, такому оружие не требуется…
Ник на секунду остановился и потер ладонь, которая все еще ощущала прощальное рукопожатие мистера Беллини — грузчика и счастливого отца семейства. Нет, этот человек не убивал, а значит… расследование продолжается.
Элизабет Найт неоднократно приходилось сталкиваться по работе с психиатрами, и вывод, который она для себя сделала, был такой: все психиатры делятся на две категории. Первая: спокойные, уравновешенные люди, хорошо образованные, опытные и знающие, чем и как помочь своим пациентам восстановить душевное здоровье и вернуться к нормальной жизни.
Вторую категорию представляли психиатры иного типа. Нервные, нетерпеливые, с порывистыми жестами, бегающим взглядом, мало чем отличающиеся от своих пациентов. Глядя на таких, Элизабет часто думала, что профессию свою они выбрали лишь для того, чтобы справиться с собственными неврозами и иными проблемами психического свойства. И мистер Голком, с которым у Элизабет была назначена встреча в тюрьме, к ее большому сожалению, относился именно ко второму типу. Он беспрестанно сжимал и разжимал руки, взгляд его, тревожный, бегающий, то и дело ускользал от Элизабет, движения были резкими и порывистыми.
— С Дэвидом Фергюсоном все в порядке, мисс Найт, — говорил он, сидя за столом и теребя в руках шариковую ручку. — Уверяю вас, его психическое состояние не вызывает у меня ни малейшего опасения. В течение всего срока он постоянно проходил множество тестов, и последние результаты убедительно доказывают, что реабилитация прошла успешно.
— Но он все еще зациклен на мне? — сухо осведомилась Элизабет, пристально глядя в лицо доктору Голкому.
Авторучка выпала из его рук.
«А вот и ответ на мой вопрос», — мрачно подумала она, обводя глазами маленький кабинет с зарешеченными окнами и останавливая взгляд на висевшем на стене плакате-карикатуре. Человек с напряженным лицом карабкался вверх, к вершине горы. Подпись под плакатом гласила: «От паранойи вам не убежать. Только мы вам поможем».