Она озабоченно посмотрела на Ника и прочла в его взгляде тревогу. Он думал о том же, о чем и она. Какой-то безумец дожидается окончания шоу, чтобы отнять еще чью-то жизнь… А тот несчастный, кого преступник наметил себе в жертву, и не подозревает, что через полчаса для него все уже будет кончено. Он спокойно смотрит телевизор или пьет на кухне чай…
— О чем сегодняшняя серия? — с видимым спокойствием спросил О'Коннор.
— О парне, который в пьяном виде сел за руль автомобиля и сбил насмерть ребенка, оставив его на дороге. А убитый горем отец погибшего ребенка через некоторое время подстерег парня, когда тот снова пьяный выходил из бара, и застрелил его.
— Да, в такой туманный вечер лучше не пить и не садиться за руль, — задумчиво промолвил Ник, поглядывая на часы.
— Я такого же мнения, — сказала Элизабет и, немного поколебавшись, спросила: — Как вы думаете, сегодня может опять… что-нибудь случиться?
— Если честно, боюсь, что может, — тихо ответил Ник, избегая встречаться ней взглядом.
Она тяжело вздохнула, сделала несколько глотков кофе, подумав, что если сегодня вечером снова оборвется чья-то жизнь, то и она будет нести за это ответственность. Фергюсон или похожий на него безумец уже, должно быть, бродит по улицам города, дожидаясь окончания шоу… Шоу, сочиненного ею.
— Знаете, о чем я думаю? Если это все-таки Дэвид Фергюсон, то новое преступление он может совершить где-то неподалеку, — сказала Элизабет. — В моем районе — ведь Фергюсон недавно был здесь.
— Не исключен и другой вариант, — отозвался Ник. — Он мог уехать поездом в 21.55, и если я прав, то сейчас он уже подъезжает к городу.
Он достал из кармана расписание поездов и показал Элизабет.
— Вот, смотрите. Я уже проверил.
— Надо же! Вы, оказывается, успели все продумать.
— Я же полицейский! Просчитывать варианты — моя работа, — с улыбкой отозвался он, но Элизабет видела, что ему не до смеха. — А теперь давайте продолжим наш разговор о Дэвиде Фергюсоне, — попросил Ник. — Вы остановились на том, что познакомились с ним на вечеринке у друзей.
— Да, мы встретились у наших общих знакомых. Мне тогда было семнадцать лет, Фергюсон был старше меня на два года. Мы поговорили совсем немного, не более десяти — пятнадцати минут, и он произвел на меня странное впечатление. Я сразу поняла, что Дэвид не в себе — так сказать, не от мира сего.
— И он влюбился в вас с первого взгляда?
— К сожалению, да, — вздохнув, ответила Элизабет.
— За то, что он влюбился в вас, его винить нельзя, — тихо заметил Ник и, к удивлению Элизабет, ласково погладил ее по пышным волосам. Странно, но этот жест не вызвал у нее протеста или недоумения: он показался ей дружеским и сочувственным, не более того. — Интересно, какой вы были в семнадцать лет? — с легкой улыбкой спросил он. — Наверное, очень хорошенькой, я прав?
— Ну… в общем, да, — замявшись, промолвила она. — Я была симпатичной, но худой, даже угловатой. С длинными тонкими ногами. Мои друзья в шутку называли меня страусом.
Ник бросил быстрый взгляд на ее ноги, хотел что-то возразить, но передумал.
— Итак, вернемся к Дэвиду Фергюсону, — сказал он.
— Вечером, после того как я ушла, Фергюсон попросил у наших общих знакомых номер моего телефона и уже на следующий день позвонил мне. Три раза, как сейчас помню. А через день он уже звонил семь раз. — Она покачала головой и продолжила: — Он начал следовать за мной по пятам, встречал после школы, подстерегал у дома, шпионил за мной, когда я ходила на свидания с молодыми людьми, а однажды даже хотел устроить драку с моим поклонником. Мы сидели в кинотеатре, он ворвался туда, стал кричать, что я якобы его девушка… Кстати, Фергюсон рассказывал всем нашим знакомым, что мы с ним встречаемся, но, к счастью, ему никто не верил. Друзья просто посмеивались над ним, вот и все.
— Да, Фергюсон был одержим навязчивой идеей, — задумчиво произнес Ник. — Подобный тип личности с неустойчивой психикой хорошо известен и изучен. Сначала эти люди зацикливаются на ком-то, начинают всячески демонстрировать свою привязанность и любовь, добиваясь ответного чувства, а когда осознают, что объект для них недоступен, становятся опасными. Их привязанность перерастает в открытую агрессию. Скажите, а полицейские говорили вам об этом? — вдруг спросил он.
— Конечно, — презрительно усмехнувшись, ответила Элизабет. — Говорили, что он зациклен на мне и я должна вести себя с ним осмотрительно, потому что Фергюсон потенциально опасен.
— Потрясающее бездушие! — зло проговорил Ник. — Мне стыдно за этих парней, честное слово! — Он сделал паузу и добавил: — А впрочем, они излагали вам то, чему их учили в полицейской академии. Кстати, меня тоже всему этому обучали.
— И как вы усвоили курс? — усмехнувшись, спросила Элизабет.
— Думаю, неплохо. И не только теорию, но и практику. И что же они говорили вам еще, эти полицейские? Попробую догадаться. Они заявляли вам примерно следующее: «Мы ничего не можем сделать с Фергюсоном, пока он не нарушил закон». Или, например: «Мы не имеем права арестовать его, ведь он не представляет угрозу для общества». Так?
— Да, именно так они мне и заявляли.
— Элизабет, я действительно очень сожалею обо всем случившемся. — Ник положил руку ей на плечо, и она ощутила ее силу и тепло. — Как же события разворачивались дальше?
— Следующим летом я переехала в Нью-Йорк, — продолжила Элизабет. — Во-первых, хотела поступить там учиться в колледж, а во-вторых, надеялась избавиться от навязчивой привязанности Фергюсона. А Марти тогда училась в школе… Мы скучали друг по другу, часто перезванивались. — Голос Элизабет дрогнул.
— Ваша сестра была знакома с Дэвидом Фергюсоном? — спросил Ник, сочувственно глядя на Элизабет.
— Нельзя сказать, что они были знакомы. Марти видела его несколько раз, когда он подолгу торчал у дома, поджидая меня, она разговаривала с ним по телефону, когда Фергюсон звонил мне. Но лично знакомы они не были.
— Элизабет, расскажите, как все случилось, — тихо попросил Ник. — Я понимаю, вам до сих пор больно вспоминать об этой трагедии, но тем не менее…
— Как все случилось? — печально повторила Элизабет. — Я пригласила Марти погостить у меня в Нью-Йорке. Она мечтала своими глазами увидеть Большое Яблоко[2], и мне очень хотелось доставить ей это удовольствие. Как замечательно мы с Марти проводили время! Я показывала ей небоскребы: Рокфеллеровский центр, Эмпайр-стейт, мы делали покупки в многочисленных магазинах на Пятой авеню, ходили в музеи, в Центр международной торговли.
— Вы с сестрой были очень близки, — заметил Ник, снова ласково погладив Элизабет по голове.
— Да, сестра для меня была самым близким человеком, — ответила она, и в ее глазах блеснули слезы. — Ее потеря для меня невосполнима. — Две слезинки выкатились из ее глаз, Ник достал из кармана носовой платок и подал ей. — Спасибо, — улыбнувшись сквозь слезы, пробормотала Элизабет. — Я постараюсь больше не плакать.
Кошка Кэти, которая всегда улавливала настроение хозяйки, спустилась с лестницы и, приблизившись к дивану, прыгнула к Элизабет на колени, опасливо поглядывая на незнакомого мужчину, сидевшего рядом.
— Так вот… в тот вечер, незадолго до того как случилась трагедия, мы с Марти договорились вместе поужинать в кафе «Хард-рок». Но в тот вечер была моя смена в баре Донахью и мне пришлось задержаться: там было много гостей, отмечали какое-то торжество, и посетители долго не расходились. Мне пришлось позвонить Марти, извиниться и сказать, что наш поход в кафе не состоится. Она не обиделась, ответив, что поужинает дома и будет дожидаться моего возвращения. Марти вообще была чудесной девушкой, с легким, приятным характером, добрая, отзывчивая… — Элизабет снова промокнула глаза носовым платком. — Переехав жить в Нью-Йорк, я совсем забыла о Дэвиде Фергюсоне и была уверена, что его чувства ко мне давно остыли, однако… я жестоко ошибалась. Фергюсон не только не отказался от навязчивой идеи быть со мной, а наоборот, еще больше утвердился в мысли, что рано или поздно я буду принадлежать ему. Видимо, он расценил мой переезд как бегство и решил во что бы то ни стало вернуть меня, настигнув в Нью-Йорке. Причем самое удивительное: он ни от кого не скрывал своих намерений. Открыто заявлял нашим общим знакомым, что собирается покарать меня за мою так называемую неверность, а люди, как всегда, лишь снисходительно посмеивались над ним. Никто не воспринимал всерьез ни слова Фергюсона, ни его самого! Он узнал мой адрес, номер телефона… В тот вечер я вернулась домой после полуночи и застала страшную картину… Марти… лежала мертвой в моей спальне… — Элизабет всхлипнула и судорожно сцепила руки.
— Вы первой оказались на месте преступления?
— Да.
— Я очень вам сочувствую, Лиззи, — мягко произнес он, крепче сжимая рукой ее плечо. — Видеть такое невыносимо.
Элизабет молча кивнула, отметив, что Ник назвал ее уменьшительным именем и вышло это у него легко и естественно, без тени фамильярности или намека на возможно более тесное знакомство.
— И знаете, что Фергюсон заявил во время следствия судебному психиатру? — продолжила Элизабет. — Что якобы он не имел намерения расправиться с Марти. Он хотел лишь заставить ее признаться ему в любви! Уж не знаю, от чьего имени — моего или ее собственного…
В гостиной воцарилась долгая пауза, а потом Ник спросил:
— Где его схватила полиция?
— В аэропорту. Он собирался лететь самолетом обратно в Калифорнию. Полиция надавила на него, и он во всем признался. Там же, в помещении аэропорта. И очень просил, чтобы они правильно расценили его поступок, — зло добавила Элизабет.
— Ну конечно, если ты любишь женщину, а она не отвечает тебе взаимностью, то можно убить ее младшую сестру! — возмущенно воскликнул Ник. — И все должны понимать, почему ты совершил преступление, и не судить тебя строго! Представляю, с какой болью в сердце вы живете. — Ник вгляделся в лицо Элизабет. — Ведь у меня есть младшая сестра, Нина, она, слава Богу, жива и здорова, но я всегда так волнуюсь за н