ергюсона. Он продолжал молча стоять и смотреть на Элизабет.
— Я архангел Михаил, — вдруг глухо, монотонно произнес он и поднял правую руку, в которой блеснуло оружие. — Я архангел Михаил и явился сюда для того, чтобы исполнить свою миссию: победить мировое зло и завершить дело отца.
— Что? — побелевшими губами прошептала Элизабет, чувствуя, что последние силы оставляют ее.
— Да, я непременно завершу дело отца, — все так же глухо продолжал Кристофер. — Отец хотел убить тебя, Элизабет, он надеялся, что твоя смерть остановит меня, но… меня не остановит никто и ничто, пока миссия моя не будет выполнена.
Элизабет переводила изумленный растерянный взгляд с Фергюсона на Тэггерти, не в силах осознать, что происходит и кто из них двоих серийный убийца. Неужели Кристофер Тэггерти?
— Вавилонская блудница должна умереть! — внезапно громко крикнул Кристофер, поднял пистолет, нацелил дуло в грудь Элизабет и нажал курок.
Оглушительный выстрел разорвал мертвую тишину съемочной площадки…
Ник и Фред услышали один негромкий выстрел, похожий на хлопок, затем другой и со всех ног бросились по коридору по направлению к съемочной площадке. Позади них раздались быстрые шаги и зазвучал задыхающийся от быстрого бега голос Стефани:
— Ник, он там! Он там…
О'Коннор обернулся и увидел Стефани с пистолетом в руках. Но если бы стреляла она, выстрел прогремел бы очень громко, а те два прозвучали приглушенно. Это означало лишь одно: Фергюсон прорвался на съемочную площадку и…
Пуля, едва не задев Элизабет, с грохотом ударилась в большое овальное зеркало, и тысячи мелких острых сверкающих осколков со звоном посыпались на пол. Лежащая на полу Чарлин истерически вскрикнула, отовсюду раздались испуганные вопли, но никто даже не поднял голову. Все продолжали лежать на полу. Элизабет бросилась к зеркалу и спряталась за него в надежде, что стальные листы, которыми Бад укрепил зеркало, окажутся прочными и задержат следующую пулю. Хотя бы на несколько мгновений…
Судорожным жестом Элизабет нащупала в кармане пистолет, достала его и, лихорадочно сжимая в руке, осторожно выглянула из-за зеркала. Дэвид Фергюсон лежал на полу, на груди у него расплывалось большое темно-бурое пятно. Кристофер Тэггерти с отсутствующим выражением лица, словно он находился в трансе, сделал несколько медленных шагов к зеркалу и остановился. В руке он по-прежнему сжимал пистолет, но дуло ствола смотрело в пол.
Внезапно Кристофер заметил высунувшуюся из-за зеркала Элизабет, и его глаза, которые еще мгновение назад казались пустыми и безжизненными, полыхнули безумным огнем и лютой ненавистью. Только сейчас Элизабет до конца осознала, что серийный убийца — не Дэвид Фергюсон, храбро бросившийся защищать ее от Кристофера и угодивший под пулю, предназначавшуюся ей. Это сын преподобного Тэггерти… И он абсолютно безумен.
Элизабет вытянула вперед руку, сжимающую пистолет, который ей в свое время принесла Кассандра, и, стараясь, чтобы голос ее прозвучал твердо и решительно, произнесла:
— Кристофер, остановись! Остановись, или я пристрелю тебя!
— Теперь это не имеет никакого значения, — усмехнулся Тэггерти и, сделав жест в сторону телекамеры, добавил: — Пусть все видят. Пусть все смотрят. Сейчас я за несколько мгновений завершу дело, которому мой отец посвятил всю свою жизнь. А что будет после этого, мне безразлично.
Элизабет в ужасе заметила, как он медленно поднимает пистолет, и… нажала курок. Кристофер дернулся всем телом, пошатнулся, но устоял на ногах и снова, уже с угрожающим видом, двинулся к ней.
«В пистолете всего два патрона, — вспомнила Элизабет слова Кассандры. — У тебя остался всего один…»
Элизабет подняла дрожащую руку и снова нажала курок. Пуля ударила в хрустальную люстру, и множество осколков градом посыпались на нее с потолка, злыми жалящими осами впиваясь в ее обнаженные плечи и руки. Она вскрикнула, в ужасе закрыв лицо руками, а когда отняла их от лица, то увидела, что Кристофер Тэггерти стоит почти рядом с ней и дуло его пистолета нацелено ей в лоб.
— А ведь все могло бы закончиться по-другому, — печально усмехнулся он. — Видит Бог, я не хотел… Да, Элизабет, все могло бы закончиться по-другому, — повторил он. — И для тебя, и для меня…
— Кристофер… пожалуйста, — срывающимся голосом заговорила Элизабет, глядя на того, кого она каждый день видела у входа в телекомпанию вместе со сторонниками преподобного Тэггерти. И он всегда производил на нее благоприятное впечатление, казался разумным человеком, не одобряющим поведения отца и оттого постоянно испытывающим неловкость. Приличный молодой человек… — Кристофер, я не могу поверить в то, что ты собираешься причинить мне вред, — продолжала Элизабет. — Ведь я не заслужила этого. Никогда в жизни я никого не обидела.
— Ты? — с внезапной яростью прервал ее Кристофер. — Ты никого не обидела? Да как ты смеешь так говорить? Ты столько времени издевалась надо мной, унижала меня, а я… любил тебя, боготворил, преклонялся перед тобой и мечтал, что когда-нибудь мы будем вместе. Я считал тебя порядочной женщиной, а ты оказалась обычной блудницей, как справедливо назвал тебя мой отец! Ты спуталась с полицейским, ты плюнула мне в душу! И за это, Элизабет, ты будешь наказана смертью. Ты не захотела стать моей? Но и этому детективу ты принадлежать не будешь никогда!
— Но я даже не подозревала, что ты любишь меня, — еле слышно промолвила Элизабет, понимая, что тянуть время бессмысленно. Этот безумец не остановится ни перед чем, и она сейчас погибнет.
Глядя на стальное дуло пистолета, Элизабет неожиданно вспомнила о Нике, и мысль, что она никогда больше не увидит его, показалась ей невыносимой. Думать об этом было даже мучительнее, чем ожидать собственную смерть. Элизабет закрыла глаза и беззвучно прошептала:
— Ник…
Ник, Фред, Стефани и два охранника Ярборо окружили съемочную площадку, держа под прицелом Тэггерти, но стрелять на поражение пока не решались: Кристофер стоял рядом с Элизабет, и пуля могла попасть в нее. Ник находился к ним ближе других, он слышал все безумные слова, которые произносил Кристофер, и лихорадочно обдумывал ход дальнейших действий. Ник видел: Тэггерти отчего-то медлит, не стреляет, но сознавал, что очень скоро того захлестнет новая вспышка безумной ярости и выстрел обязательно прогремит.
А Элизабет находилась так близко от Кристофера! И Ник видел ужас в ее глазах, пока она их не закрыла…
«Давай, Ник, — мысленно сказал он себе. — Давай…»
Ник О'Коннор глубоко вздохнул, прицелился и сделал то, что, он надеялся, никогда в жизни ему больше делать не придется.
Он нажал курок и оборвал человеческую жизнь.
Элизабет сидела на больничной койке и наблюдала, как медсестра вынимает из ее рук мельчайшие стеклянные осколки, дезинфицирует раны и смазывает их заживляющей мазью. Затем медсестра дала Элизабет болеутоляющую таблетку, и она, выпив ее, с горечью подумала о том, как было бы хорошо, если бы существовали таблетки, успокаивающие душевную боль.
«Все закончилось, — твердила она себе. — Ник застрелил серийного убийцу, и тот никогда уже не сможет отнять чью-либо жизнь. Все закончилось… Не смей больше думать об этом».
Но Элизабет чувствовала себя такой усталой, опустошенной и измученной, что у нее не было даже сил радоваться тому, что все закончилось благополучно. Лишь оглушающая пустота в душе, странное ощущение нереальности происходящего и… сожаление о загубленной жизни молодого еще человека. Да, серийного маньяка, убийцы, безумца, вообразившего себя Богом.
— Ну вот и все, мисс Найт, — с улыбкой сказала медсестра. — Скоро раны заживут. Можете идти.
— Спасибо. — Элизабет осторожно поднялась с кровати, поскольку до сих пор ощущала дрожь в коленях.
Ник обнял Элизабет за талию и повел к выходу.
— Сейчас мы поедем домой, Лиззи. — Он ласково поцеловал ее в щеку. — Тебе необходимо выспаться и отдохнуть.
Они вышли в коридор и увидели, что навстречу бежит Стефани.
«Похоже, этот безумный день еще не закончился!» — мелькнуло в голове Элизабет.
— Мисс Найт! — запыхавшись, воскликнула Стефани. — Там… Фергюсон… Меня послал за вами врач. Он сказал, что Фергюсон хочет видеть вас.
Элизабет вопросительно посмотрела на Ника, а затем перевела взгляд на Стефани.
— Не уверена, что мне следует заходить к нему, — с сомнением проговорила она. — Мне нечего ему сказать.
— Я тоже так считаю, — поддержал ее Ник.
— Да, но… — Элизабет вздохнула. — Фергюсон защитил меня от пули Тэггерти, и сейчас он…
— Не забывай, что Фергюсон убил твою младшую сестру! И по его милости ты в течение десяти лет живешь с болью в сердце!
— Ник… но может быть, мне все-таки следует заглянуть к нему? — тихо промолвила Элизабет.
— Мисс Найт! — воскликнула Стефани. — Я, конечно, не вправе давать вам советы, но врач сказал: Фергюсон умирает…
Элизабет зашла в палату и, посмотрев на Дэвида Фергюсона, поняла, что жить ему осталось недолго. Лицо его было мертвенно-бледным, веки нервно подрагивали, взгляд блуждал.
— Я сделал это ради тебя, — горячо забормотал он, заметив Элизабет и Ника. — Все в моей жизни было посвящено тебе. Я всегда, всегда тебя любил, я не мыслил без тебя жизни, я мечтал быть рядом с тобой, и все, что я совершил, — во имя тебя.
«Ну конечно, он даже на смертном одре не желает нести ответственность за гибель моей сестры, — подумала Элизабет. — Ведь он сделал это ради любви ко мне. Бред! А я десять лет живу с ощущением тяжкой вины за смерть Марти…»
— Элизабет… пожалуйста… — задыхаясь, прошептал Фергюсон. — Пожалуйста, подойди ближе. — Она сделала шаг, и он судорожно ухватился ледяной рукой за ее запястье. — Скажи, что ты любишь меня, — умоляюще попросил он. — Скажи… что понимаешь и… любишь…
«Он и когда Марти убивал, тоже просил ее сказать, что она его любит!»
— Дэвид, я не хочу лгать тебе и поэтому не произнесу тех слов, которых ты от меня ждешь, — сухо ответила Элизабет, глядя на умирающего Фергюсона и думая о том, что и после его смерти она будет ненавидеть его. — Я не смогу заставить себя произнести их никогда.