— Туше! — расхохотался Хранитель пути. — Ну да, мне скучно, развлекаюсь, как умею. А вам, что, от этого плохо?
— Да уж не хорошо, — возразил Глеб. — Будто не в курсе.
Хранитель пути поморщился:
— А я здесь причем? Люди сами делают свой выбор. Жители рыбацкой деревни готовы жертвовать односельчанами ради сытой жизни. Так было, и так будет. Проще покориться воле богов, чем самим отвечать за свою жизнь.
— А вы могли бы помочь этим людям? — неожиданно попросила Мёнгере.
Хранитель пути растерялся, он даже не сразу среагировал:
— Милая, я демон! Зачем мне лезть в дела людей? Я не бог, у меня нет мании величия!
Но Мёнгере не сдавалась:
— Ну что вам стоит? Ведь вы же сильнее этого божка.
Лицо Хранителя посуровело:
— Каждый отвечает за свои поступки. Я могу дать шанс, как вам, например. Но люди должны вылезти из кокона, если хотят изменить жизнь к лучшему. Я не стану вмешиваться.
Он устало посмотрел на путников.
— К чему я вам это говорю? У вас же в одно ухо влетает, в другое вылетает. Вас эта дорога ничему так и не научила!
Мертвая лисица кивала головой в такт его движениям, словно соглашаясь со словами.
— Вы доверяете всем. Даже мне, хоть я и демон. А для меня ложь и правда одинаково равноценны — использую то, что выгоднее.
Он поправил лисью шкуру и сказал на прощание:
— Вам очень повезло с дорогой, потому и расслабились. На темном пути так бы не вышло. Но всё же я убедительно призываю помнить, что смерть здесь настоящая.
Приш едва не задохнулся от возмущения: ничего себе, легкий путь! Столько потерь и печальных историй. Он до сих пор в себя прийти не может после случая с Хармой. Ее лицо постоянно стоит перед глазами. Даже про родных и Алису он меньше думает. И ничего не изменить! А этот демон утверждает, что им повезло. Как он может?!
Пришу хотелось высказать всё это, но Хранитель шагнул и обернулся лисицей. Хухэ возмущенно затявкал. Но лиса лишь махнула хвостом и убежала.
Глава тридцать вторая. Дерево с дарами
Путники переместились. Вокруг раскинулась степь: безбрежное море высохшей травы с редкими кривыми деревцами. Трава здесь выросла выше головы, и идти сквозь нее было сложно: казалось, что легко заблудишься. Глеб поежился: вот так идешь, идешь, а потом — раз, и на тебя рысь выпрыгнет. Или лев. Неясно, кто тут водится и куда путников занесло. Лишь виднеется небо над головой и толстые облака — как набитые пухом подушки. Совсем скоро они порвутся, и оттуда полетят белые мухи.
Вдали послышалось ржание. Надо же! Похоже, лошади пасутся. А не видно, если только подпрыгнуть. Глеб так и поступил, но разглядел лишь темно-рыжие головы — лошадки ростом не отличались. Хотелось вскочить на них и помчаться к радуге. Всё быстрее, чем пешком. Интересно, сколько же путникам осталось идти? День, два или месяц?
Хорошо, что на несколько дней решен вопрос с провизией и водой. Можно об этом не думать. И небольшой запас газа остался — с дровами здесь плохо. А пока горелка выручит. Хотя хочется нормальной жизни: выпить чай с тортом в уютном кафе, да даже дома с абрикосовым вареньем — и то лучше, чем просто воду. Пиццу заказать или суши. Когда Глеб вернется, первым делом в ванну залезет, а потом пойдет и наестся до отвала всего, чего пожелает. Наверное, Глеб неоригинален: это общая мечта всей троицы. Лишь Хухэ сам себе пропитание добывает. У него ловко получается — то мышь поймает, то птичку. Для фенека это любимая еда, а не какая придется. И экономить не надо.
…Пятый день в степи — совсем не смешно. Иногда кажется, что путники здесь и останутся, утонут в рыжем море, колышущемся от ветра. Главная проблема — холодные ночи, да и днем уже прохладно. Горелку пришлось оставить — газ кончился. Приходится обходиться без костра. Мёнгере снова начала подкашливать, поэтому Глеб поделился лекарствами. Только бы не перешло в бронхит или пневмонию. Настроения никакого, даже разговаривать не хотелось. Наоборот, Глеб едва сдерживался, чтобы не сорваться. Бесило всё. Особенно невозможность видеть, что вокруг. Лишь иногда залезал на встретившееся дерево и обозревал окрестности: сплошные заросли. Может, они и не дойдут до радуги?
Темнело рано — похоже, здесь уже наступил златник. Почему-то время в дороге прыгало, и путники давно потеряли счет дням. Надежда увидеть радугу таяла. Ближе к вечеру началась морось, и Глеб решил: хватит на сегодня. Лучше они разобьют палатку и отдохнут. Хотелось поджечь траву, чтобы очистить землю. Лишь понимание, что погибнет всё живое, не успевшее убежать, останавливало.
В забор они чуть не врезались. Глеб едва нос не разбил, когда перед путниками выросла ограда — за травой ее было невозможно различить. Чуть выше человеческого роста, построенная из поперечных жердин. А за ней находилось кукурузное поле, высокие стебли ломились от тяжелых початков. Еда! А еще посреди поля росло раскидистое дерево, его ветви распростерлись во все стороны. Глеб перемахнул через ограждение и побежал к дереву. Приш несся рядом, обгоняя. Мёнгере и Хухэ, как всегда, отстали.
Глеб и Приш вскарабкались одновременно и только тогда заметили хижину метрах в тридцати.
— Что там? — спросила Мёнгере, рядом крутился Хухэ.
— Дом, — ответил Приш, — и из трубы идет дым.
Приш с Глебом спустились. Снова люди… Почему-то радости от встреч с ними не было. Ни разу не обошлось без неприятностей: либо для путников, либо для хозяев. Вот и сейчас: что делать? Обойти или всё же зайти в хижину?
Сомнения разрешил запах — из дома пахло свежевыпеченным хлебом. Глеб сам не понял, как ноги понесли его к дому. В голове вертелось, что раз судьба приготовила испытания, то глупо бегать от них. Но на самом деле им, как и остальными, управлял желудок. С утра доели последнюю копченую рыбу и допили воду. Так что пришлось заглянуть на аромат.
Они помялись возле рассохшегося крыльца, сквозь ступени которого пророс подорожник. Поизучали серые бревна, между которыми торчал мох. Наверное, долго бы собирались с духом, если бы дверь не открылась и на пороге не возникла старушка. Как с картинки: пухленькая, в белом чепчике и фартуке поверх длинного платья.
— Ну что стоите, не проходите? — строго спросила она. — Не думала, что ко мне такие стеснительные гости заявятся.
Хухэ первым вскарабкался на крыльцо и обнюхал подол старушки. Чихнул и зашел в дом. Глеб ободрился: хороший знак! Он с остальными последовал за фенеком. Показалось или так и было изначально, но дом словно помолодел: бревна потемнели, точно их только вчера срубили в лесу, запахло смолой. И повеяло ароматом пирогов. Старушка повела путников сразу на кухню.
— Перекусите для начала, а потом баньку истоплю.
Глеб оживился: баня — это классно. В степи воду экономили, не до мытья было. Да и одежду неплохо бы постирать, а то скоро пованивать начнет.
Посреди кухни стояла печь. Старушка открыла заслонку и проверила.
— А пироги как раз и готовы, как знали, что гости придут, — с этими словами она достала противень.
Глеб втянул воздух и чуть не застонал: как же хотелось есть. Старушка разрезала брусничный пирог и разлила парное молоко по кружкам.
— Приятного аппетита, — пожелала она. — Как наедитесь, расскажете, как вас зовут. А ко мне можете обращаться: тетушка Кэт.
Она и походила на кошку: старую и мудрую. Которая может исчезнуть в закрытой квартире на сутки, а потом возникнуть из ниоткуда. Всё дело в глазах: они были вне возраста. Такой взгляд мог принадлежать сфинксу, а не женщине. Оно и понятно: сфинксы — большие кошки. Да и откуда взяться обычной старушке посреди степи? Ясно, что здесь какая-то тайна. Только спрашивать не хотелось.
После бани потянуло в сон — очень уж они устали. Хорошо, что хозяйка сама вызвалась перестирать одежду, пообещав, что к утру высохнет. Глеб от души зевнул, но тетушка Кэт спросила:
— Неужто и сегодня караулить ночью не будете? Вас же учили не доверять незнакомцам.
Сон как рукой смахнуло. Глеб насторожился: может, это Хранитель пути, поменявший обличье?
— Нет, — замотала головой тетушка Кэт, — я не демон. И не имею никакого отношения к Хаосу.
— А кто же вы? — спросил Приш, давясь пирогом.
Тетушка улыбнулась:
— Я скажу, и вы поверите? Правда?
Глеб почувствовал раздражение: что она к ним прицепилась? Намекает, что они идиоты, раз все уроки пошли не впрок?
Хозяйка дома понимающе улыбнулась:
— Не злись. Я волшебница. Точнее, была ею когда-то, пока люди верили в сказки. И показываюсь такой, какой гости хотят меня видеть. Вы устали и проголодались, потому я и стала старушкой, пекущей пироги.
Глеб разинул рот: ничего себе! А он всё мучился: мерещилось, что дом меняется прямо на глазах. И печь сначала железной была, а потом оказалась обложена голубыми изразцами. Но списывал на усталость. А это волшебство!
— Так вы можете… — начал он.
— Немного, — ответила тетушка Кэт. — С дорогой я сладить не в состоянии. Этот путь только вам самим под силу пройти. Тем более вы заключили сделку с Хранителем.
От разочарования слезы подступили к глазам: а он уже понадеялся! Что взмахнут палочкой, произнесут непонятные слова, и очутится Глеб дома и с крыльями. А нет.
Тетушка Кэт добавила:
— Я могу каждому дать то, что ему не хватает. Это трудное волшебство, поэтому произойдет оно ночью. Ведь ночь — лучшая помощница для этого. Под светом звезд так приятно творить чудеса.
— А мы увидим? — поинтересовался Приш.
Он даже раскраснелся от любопытства.
— Во сне, — тетушка Кэт погладила Приша по голове, словно тот был малышом.
Глебу померещилось, что он снова попал в детство и мама собирается рассказать сказку. Хочется послушать удивительные истории, а глаза слипаются. И он уже не в силах бороться с дремой.
…Кукурузное поле ожило. По нему неспешно прогуливалось соломенное чучело. На его плече гордо восседала ворона. В воздух поднялись тысячи светлячков, переливающихся всеми цветами радуги. Они отразились в небе звездами. Всё стало нереальным. Стебли кукурузы перешептывались между собой, соломенное чучело подбрасывало шляпу вверх, и она каждый раз падала на ворону. Та возмущенно каркала. А потом зацвело старое дерево.