Он хотел что-то еще добавить, но слова застряли, лишь кадык заходил верх-вниз. Но потом Игорь собрался с силами и произнес:
– После похорон мама от него подарок передала – планшет. Он знал, что я такой хотел, да больно дорого. Понимаешь, он умирал, а думал о других! Вот какой у меня дед был. А я планшет дома оставил, побоялся с собой взять. Не хотел, чтобы его украли или отняли, пока я в бегах.
Катя робко произнесла:
– Хороший дед. Я тебя понимаю.
Ей хотелось найти правильные, нужные слова, чтобы поддержать, успокоить, но не получалось. Сердцем многое понимаешь, а сказать не можешь. Дядя Дима добавил:
– Штучный дед у тебя был, таких сейчас не выпускают. Гордись им. Но и ты знай: твой дед тоже гордился бы тобой.
Но Игорь не мог успокоиться:
– Дмитрий Иванович, вот вы – врач, объясните, почему так?! Ведь нельзя же так с людьми, они живые.
Хирург выругался длинно и смачно. Раньше они таких слов от него не слышали.
– Это система. Мы не для людей, мы на систему работаем. А система лучше знает, кому и сколько лекарств положено. И врачи ненавидят эту систему, а бороться нельзя – разжует и выплюнет с волчьим билетом. Загнали нас в угол всех: и врачей, и пациентов.
– А разве система важнее человека? – непримиримо спросил Игорь.
– Для кого как, – честно признался дядя Дима. – Для большинства важнее. Ведь все о себе в первую очередь думают. Как бы без работы не остаться.
Больше не говорили на эту тему. Просто брели по дороге, и каждый размышлял о своем, наболевшем.
А потом они неожиданно оказались в пролеске. Вроде только что поля были и яркое солнце, как вдруг уже тень, и деревья шумят. И все это незаметно происходит, спохватываешься, когда о привале задумываешься. Будто дорога глаза отводит. Дядя Дима развел костер и вскипятил воду. Последняя заварка, больше не осталось. Да и еды на пару раз хватит, а дальше надо соображать.
– Надо вечером у водоема остановиться, – сказал дядя Дима. – Рыбы наловим.
– А если не будет водоема? – Катя озвучила свои опасения.
Дядя Дима серьезно ответил:
– С голоду не умрем. Грибы уже пошли, земляника. Можно папоротник есть, его корни. На вкус трава травой, но перебиться некоторое время сгодится.
– А с водой как быть? – не унималась Катя.
Она боялась, что ее примут за паникершу, но дядя Дима и не думал высмеивать.
– В лиственном лесу всегда водоем есть: озеро, река или ручей.
– А если нет?
– Из земли добуду, обещаю. Даже из травы.
Кате немного полегчало. Все-таки трудно вот так идти неизвестно куда, не будучи уверенной в завтрашнем дне, полагаясь на остальных. Вдруг она отстанет или заблудится, на кого тогда надеяться?
– А как – из травы? – заинтересовалась она.
– Легко! – дядя Дима достал из рюкзака обычный пакет. – Лето, жара. Надеваешь пакет на траву и завязываешь. Через некоторое время наберется немного влаги.
Катя взяла пакет и поставила научный эксперимент. А что, должна же она убедиться! Через некоторое время пакет запотел: получилось, правда, мало воды, на глоток. Но ведь можно несколько раз так сделать.
После отдыха отправились дальше. Было тепло, но не жарко, дул освежающий ветерок. Катя вертела головой: лес совсем родной, такой мог бы расти рядом с домом. Перекликаются птицы, слышен стук дятла. Наверное, и животные водятся, только они к темному пути близко не подходят, избегают. Пробегали пару раз зайцы, и все. Может, и к лучшему. Охотиться путники не умеют, если только дядя Дима… Зато ни волки, ни медведь не нападут. Хоть в чем-то плюс. Эх, скорее бы добраться до заветной двери, до начала радуги. Сколько еще идти? Намекнули бы хоть.
«До конца темного пути осталось три дня, пять часов и тридцать минут», – Кате стало весело.
А потом дядя Дима услышал шум ручья. Они отправились вниз по течению и вышли к небольшой реке, крутые берега которой поросли высокой травой и ивняком.
– Найдем удобное место для привала, – сказал дядя Дима.
В одном месте берег полого спускался к воде. Путники сошли вниз и обнаружили заводь, рядом с которой расположился домик. Сливочного цвета, с шоколадной крышей и ставнями. Кате он показался кукольным. В Интернете много изображений милых домиков, окруженных цветущим садом, с прудиком, где плавают лебеди. Она раньше выбирала подобные картинки в качестве обоев на компьютер. Вот и этот – словно из серии пряничных домиков. Читала она в детстве сказку, как ведьма заманивала к себе детей. Бррр. Как-то не по себе.
Они хотели обойти избу стороной, но дверь открылась, и на пороге появилась женщина. Незнакомка всплеснула руками и позвала: «Хакки, иди скорее – у нас гости!» Из дома показался мужчина.
«Что ты говоришь, Хама?! Не может быть!»
Она указала на путников, и мужчина быстро заковылял к ним.
«Вот радость-то какая», – приговаривал он.
Катя подумала: зачем тогда селиться в глуши, если потом радуешься незнакомцам? Вдруг они – проходимцы какие?
Но мужчина уже приблизился, и стало неудобно стоять, точно истуканы. Дядя Дима поздоровался, представил себя и остальных.
– Меня Хакки зовут, – сказал незнакомец, – а женушку мою – Хама. Одни мы тут живем, давно никто не заглядывал. Может, зайдете к нам? Жена будет рада.
Он заискивающе улыбался, и было неловко отказать, хотя в его радости и чувствовалась нарочитость. Дядя Дима все же предупредил:
– Мы ненадолго.
Но как только вошли, сразу стало понятно, что надолго.
Хама так хлопотала, так старалась угодить, что уйти после ужина было все равно, что плюнуть ей в душу. Хозяйка накрыла стол кружевной скатертью, достала салфетки, серебряные приборы, белую фарфоровую посуду, витые подсвечники, зажгла свечи. Проводила гостей в уборную, дала каждому полотенце для рук.
– Потом ванну наполню, – пообещала она. – Вода в озере чистая, мягкая. А мыло я варю с травами. От усталости и для хорошего сна.
Катя мыла руки в рукомойнике, вода была теплая, мыло пахло лавандой. Как же хорошо здесь. Рукомойник серого цвета с выгравированными узорами, раковина фаянсовая. Сама комната отделана нежно-голубым кафелем с изображениями птиц. И пуфик в углу. Можно придвинуть к раковине и умываться сидя, если устал или не до конца проснулся. Здорово.
Во время ужина Хама и Хакки не присаживались, все хлопотали. Сначала подали густой наваристый суп из баранины. Затем – жаренную до золотистой корочки картошку. Катя чуть не подпрыгнула от восторга: она об этом мечтала! К картошке – сметану и кусок отбивной. После – крепкий чай с пирогами. И все никак не наесться. Думаешь – ну, точно последний кусок, а рука еще тянется. Катя с благодарностью смотрела на хозяев: славные. Хама – высокая, сухощавая, волосы с сединой, а глаза большие и серые, красивые. Хакки – приземистый и крепкий, с густой черной бородой, прихрамывает на левую ногу. Разные, а вместе замечательно смотрятся. Видно, что любят друг друга, точно между ними узы протянулись, крепкие и надежные.
Затем Игорь, дядя Дима и Хакки отправились за водой на озеро, а Катя осталась с Хамой.
– Какие у тебя волосы красивые. Густые, длинные. Можно, я их расчешу? – попросила та.
Катя разомлела от сытного ужина. Хотелось спать, потому она лишь молча кивнула. Хама достала густой гребень и принялась чесать, приговаривая:
– Крепко сеть свою я сплела.
Попадет в тенёта не пчела.
Не воробышек, не муравей,
Не лисица, не соловей.
Для иной добычи узы плету,
Заманить ее хочу на лету,
Обмануть, глаза отвести.
За собой в рабский плен увести.
Кате казалось, что она слышит журчание ручья. Гребень скользил по голове, веки наливались тяжестью, рот не закрывался от нахлынувшей зевоты. Тут послышался шум: вернулись мужчины. Катя встряхнула головой: чуть не уснула. Потому, что сытно поела, да и уютно здесь. Дом небольшой, но ладный, построен с любовью. Стол круглый, дубовый. Буфет тоже сделан из массива дерева и украшен резьбой. Этажерка со статуэтками пауков и странных существ: наполовину людей, наполовину пауков. Она взяла одну.
– Это арахниды – дети Арахны, – пояснила Хама, – несчастной ткачихи, превращенной в паучиху ревнивой богиней.
Катя передернулась: ну, и уроды. Изо рта торчат то ли кривые клыки, то ли короткие лапы – не понять, вместо рук – паучьи ноги. А ниже пояса – мохнатое брюшко. Гадость! Зачем Хама эти статуэтки собирает?
Хама бережно забрала фигурку и поставила на полку.
– Вода уже нагрелась, девочка моя, я приготовлю тебе ванну.
Она заботливо проверила, не горячо ли, добавила ароматную пену, достала полотенце и халат с тапочками.
– Ты первая, девочка моя, а мужчины подождут. Не торопись.
Катя нежилась в ванне. До чего же здесь хорошо. И Хама такая внимательная, как мама. Нет, лучше. Да и Хакки ничего, во всем жене помогает. Молодец. Катя бы здесь с удовольствием погостила. Как бы уговорить остальных?
После ванны с трудом добралась до кровати. Уснула сразу, как только голова коснулась подушки, но сон выдался беспокойный. В нем она попала в липкую сеть, и попытки выбраться лишь усложняли дело – Катя все больше запутывалась. А из угла за ней наблюдало одно из чудовищ с этажерки Хамы. Лицо сморщенной старухи, на голове – паутина вместо волос, изо рта капает слюна. Катя билась в панике, а арахнида неспешно тянула нить, наслаждаясь ее ужасом. Полупаучиха подкралась совсем близко и внимательно следила за девушкой. Катя могла лишь плакать. Ее лица коснулись волосатые хелицеры и выпили слезы, точно воду. Катя беспомощно шевелилась от омерзения, спеленутая в клейкие тенёта, а арахнида с улыбкой наблюдала, впитывая страх, как десерт. Острым когтем она провела по Катиной щеке. Девушка завизжала.
«Не надо кричать, девочка моя», – ласково попросила арахнида.
«Паучиха» щелкнула педипальпами и вырвала Катин язык. Она медленно жевала его, а девушка булькала, захлебываясь кровью.