– Милая моя хорошая жёнушка, дражайшая супруга, мать моих детей. Сигрид Тоуроульвсдоттир, да благословит тебя Господь и да защитит в твоём одиночестве, в том состоянии, которое неестественно для любой женщины: без руководства мужчины… Да сохранит он тебя и услышит твои вдовьи молитвы, если я достанусь в добычу пиратам… Да укрепит он дух твой в страхе твоём, если ты проведаешь, что из-за происков недоброжелателей я угодил в рабство… Да утешит он тебя, если меня пронзит оружие разбойников… Да заключит он тебя в свои безгранично ласковые объятия, если лютый морской змей обовьётся вокруг везущего меня судна и разобьёт его в щепки, и все погибнут, и я тоже… Да сжалится он над нами и позволит нам вновь свидеться в его просторных небесных чертогах, если ему станет отвратительна людская несправедливость, и он размечет в клочья всё мироздание, пока нас разлучают моря и земли, пока ты здесь, а я всё ещё там… Его отеческий лик да бдит над тобой…
Быстро потемнело, с небес посыпалась морось. Тот человек подбежал к Йоунасу и поднял его на ноги. Он взял его за плечи, довёл до взморья, посадил в лодку, на среднюю скамью, велел держаться за весло, торчавшее из неё наподобие мачты. А другим веслом оттолкнулся от берега. Киль чиркнул по дну, лопасть весла затрещала. Наконец лодка свободно закачалась на волнах. Тот человек поднял весло на борт, положил вдоль киля, а сам сел на заднюю скамью.
Судно взяло курс на юго-восток. Быстро надвигалась мгла. Они молча плыли. Через некоторое время на ум Йоунасу взбрело, что рана в боку Спасителя была на том же месте, что рана, образовавшаяся, когда у Адама извлекли ребро. Он собрался заговорить об этом, но не стал, так как заметил, что тот человек дремлет на своём сидении. Они вполне могут обсудить это позже. Мгла продолжала сгущаться. Йоунас огляделся и заметил, что к верху весла привязан крошечный флаг: красное крыло на белом поле. Это был носовой платок с кровью Йоунаса – отпечатком руки того человека.
Как только совсем стемнело, тот человек проснулся и указал носком правого сапога на длинный, сужающийся кверху ящик, укреплённый на носу лодки. Из него доносились неприятные хрипы. Он сказал:
– Этот вот принадлежит Оле Ворму[26]…
Тут мрак стал чёрным до такой степени, какую можно сравнить только со степенью яркости света, царившего в начале откровения Йоунаса.
В начале сентября 1636 года Йоунас Паульмасон Учёный был забран с острова Гютльбьяртнарэй и тайком отвезён на юг страны. Через пять дней пути верхом его привезли в Бакки. Это было под вечер. И там Йоуна посадили на купеческий корабль, которому было назначено покинуть гавань на следующее утро. Ему ещё не ясно, кто стоит за всеми этими перевозками, однако их обхождение мягче, чем он привык ожидать от власть предержащих, а обстановка на корабле лучше, чем пристало для узника: его не бросили в невольничий трюм, а дали ночевать с экипажем. Всё происходящее для него загадка. Когда суд над ним (причиной стала колдовская книга, которую он, как считали, сочинил, и магическая школа, которой он, как подозревали, заведовал) завершился тем, что ему вынесли суровый приговор: изгнание и сопутствующее тому условие, что никто не вправе ни давать ему приют, ни оказывать помощь, – тогда Йоунас тщетно пытался уехать прочь из Исландии. Вместе с женой и детьми скитался он по стране, стремясь всюду, где можно было ожидать прибытия корабля, и просился на борт, но никто не хотел их подвозить. Был ли тому причиной страх везти у себя на корабле колдуна, злоба или сговор врагов Йоунаса (ему могли дать ещё более суровый приговор, вплоть до смертной казни, если бы он нарушил постановление суда об изгнании), – об этом мы узнаем позже, но это нежелание позволить ему до конца выполнить решение суда сделало его изгнанником на родине на целых пять лет, до тех пор, пока его неожиданно и без всяких разъяснений не усадили в эту лодку, которая своим покачиванием убаюкивает его на ночной волне в гавани в Бакки.
И вот, когда корабль отдаёт якоря на рассвете, на борту появляется второй пассажир. Йоунас просыпается – а на палубу, где спит команда, вводят человека с холщовым мешком на голове, а ведут его двое стражников Просмюнда, главы датчан в Исландии. Они велят ему сесть на пол наискосок от гамака Йоунаса, снимают с него наручники и уходят. Новоприбывший стонет и жалуется, щупая узел, удерживающий мешок на голове, ему не удаётся его развязать, руки посинели от наручников. Йоунас выбирается из постели и развязывает мешок на новом попутчике. Под холстиной показывается лицо: борода светлая, глаза голубые и печальные – стало быть, это его сын, преподобный Паульми Гвюдмюнд Йоунассон. Отец и сын с рыданиями заключают друг друга в объятья. Они долго плачут в каюте, пока матрос не выгоняет их на палубу, и они плачут там и за плачем почти пропускают грозное зрелище, перед которым, однако, невозможно устоять: то, как родная земля скрывается за горизонтом.
Отец с сыном плывут и достигают тихой гавани.
В первые часы после того, как он сходит на берег в Копенгагене, Йоунас Учёный видит больше людей, чем до той поры видел за все годы жизни вместе взятые; больше передников, шляп, сапог; больше кур, свиней, лошадей, тачек, собак, стражников; больше пушек, повозок; больше крыш, домов, окон, дверей. А ещё многое из того, что раньше видел только на картинке: ветряные мельницы, водяные колонки, башни и площади, церкви и дворцы, статуи и каменную резьбу, деревья и пруды, сапожников и портных, торговцев сыром, погонщиков ослов. Он пытается не дать всему этому впечатлить себя, он отчаянно гонит всю эту новизну. Ведь в первую очередь он желает, чтоб его занимала мысль, что он находится в царстве датского конунга Горма Старого. Впервые это чувство посетило его, когда во время плавания на горизонте показались Фарерские острова. Наконец Йоунас собственными глазами увидел кое-что из того, что рисовал на тех картах мира, которыми порой расплачивался за обед или кров, когда они с женой и детьми скитались. Вместо того чтобы, склонившись над бумагой, взирать на землю с небес, подобно той птице, что летает выше других птиц, теперь он сам попал на карту мира. И в нём прочно обосновалась вера в то, что, едва он ступит на датскую землю, все дороги будут ему открыты. А сейчас Йоунас – там, где на карте остаётся белое пятно, – те просторы, которые иллюстратор считает своим долгом украсить киточудищами да морскими конями и белыми медведями на льдине, чтоб глазам было не скучно смотреть на океанскую ширь… Он причалил в местах, которые по странному знакомы ему, хотя до сей поры он знал их только как деяние рук своих, созданное посредством дегтярных чернил и красок – разумеется, бледных, чтоб удобно было читать названия мест. А поскольку он привык осмыслять мир как картину, которую можно сложить и носить в кармане, или как описание, сделанное старинным сагописцем, бойко отбросившим всё второстепенное, – то ему и кажется, что оттуда, где он сейчас находится, легко добраться до всех исторических мест древности: на юг, в Миклагард, в Святую землю, на восток – в Швецию и Великую Швецию, на Новую землю, в Азию.
Но всё, что предстаёт его глазам – ещё пустяки по сравнению с тем, что приходится выносить ушам, ведь у всего здесь свой звук: грохот, гогот, крик, хлопок, лай, звон, стук, плач, гром, ржанье, рыганье, хрюканье и гулкие шаги животных и людей – бегущих, ковыляющих, семенящих, топающих. Разумеется, Йоунас может сузить своё поле зрения, идя в затылок за преподобным Паульми Гвюдмюндом и вперив взгляд ему в спину, – и как раз так он и делает, несмотря на неоднократные жалобы сына, что отец наступает ему на пятки, – но закрыться от шума он не может. Не может зажать уши, ведь обе его руки заняты. В одной он держит коробку с одеждой их с сыном провожатого – студента с юга Исландии, который, в обмен на то, что они побудут для него носильщиками, обещал проводить их до сносного постоялого двора, – а в другой руке несёт длинный ящик, достигающий ему от кулака до лодыжки. Нет, чтоб заглушить шум большого города, ему надо было бы залить уши воском!
Йоунас Паульмасон Учёный – один из тех, кого фортуна без устали вращает на своём колесе. Не успевает он причалить в надёжной гавани – как ему снова приходится пускаться в путь по бурным волнам, причём всегда на более утлом судне, чем то, на котором он приплыл. Отец с сыном устроились на постоялом дворе «Sommerfuglen»[27], который Йоунас прозвал «Пуночка» – вестница лета в его жизни – жильё, которое пристало добрым малым, свидетельство того, что Провидение собирается погладить их с преподобным Паульми Гвюдмюндом мягкой лапкой. И отдых на этом постоялом дворе был ему так приятен по сравнению с житьём на острове Гютльбьяртнарэй и качкой на корабле, что в первые недели он не показывал носа за порог, а дни напролёт лежал в постели, читая по складам новое издание басен Эзопа. Да и городской шум он так слышал меньше. А преподобный Паульми Гвюдмюнд, напротив, носился по всему городу, хлопоча об устройстве тех дел, что были целью этой поездки: добиться решения короля об отмене их приговоров. Он заходил к тем своим землякам, которых считал дружественно настроенными к себе и отцу, и выслушивал от них советы о том, как лучше донести свою просьбу до короля, – ведь чтобы расшевелить судей на Альтинге Исландии и заставить их изменить мнение, нужен по меньшей мере рукописный лист с печатью от самого его величества Кристиана IV. Но в его добыче удача ему не улыбалась. А ещё преподобный Паульми Гвюдмюндссон выяснил, что за отъездом его и отца из Исландии стояла группа учёных, им надоели расспросы Оле Ворма об этом Йоунасе Учёном, который, как был убеждён датский профессор, обладал важными знаниями старинного рунического алфавита. В течение шести лет они отвечали ему примерно одно и то же: что о жизни этого Йоунаса известно мало, он вечно в бегах от властей, он осуждён и заражает своими несчастьями всех, кто только приблизится к нему. Но в конце концов, когда доктор Вормеус устроил так, чтоб высший совет Копенгагенского университета рассмотрел дело Йоунаса и, если потребуется, его сына, – исландские коллеги больше не могли пренебрегать просьбами своего брата в науках и личного друга короля и собрали складчину на поездку для Йоунаса. Они послали с ним и преподобного Паульми Гвюдмюнда в надежде, что эта семейка баламутов больше не вернётся в Исландию.