— Филбин, — произнесла она, кивнув ему.
— Глазам своим не верю, — отозвался тот. — Наконец-то твой изверг-паладин выпустил тебя подышать воздухом. Переворачивай второй стороной!
— Целли! — раздался крик. Её заметили счастливые малыши.
— Привет, — отозвалась Целлика. Она ступила на крепкую лестницу и, закрыв за собой лаз, присоединилась к своей приёмной семье.
Группка детишек-полуросликов мигом обступила её со всех сторон, воркуя и улюлюкая, словно щенки. Она заметила их мать, жену Филбина, Лин, готовившую еду над раскалённым двигателем печатного пресса: яичницу с ветчиной и гренки. В желудке у полурослицы заурчало.
— Я так понимаю, ты явилась за деньгами, — сказал Филбин. — А заодно поглотить бесплатный завтрак?
С первого взгляда нельзя было сказать, что глава полуросличьего семейства был одним из самых богатых дельцов Глубоководья; этому он, в некоторой степени, был обязан своей скупости.
Целлика достала из своей сумки бутылку.
— Я прихватила вина.
Филбин закатил глаза.
— Как раз к завтраку! — воскликнул один из младших братьев, Дэм.
— А вот и нет! — встряла кроха-полурослица по имени Мира. — Ко второму завтраку!
Целлика обретала покой среди полуросликов Муравейника, города-под-городом, расположенного под мостовыми Глубоководья. Это место не было домом — дом остался в руинах далеко на севере, в Лускане, — но здесь Целлика могла хотя бы представить себе, что она дома. По крайней мере, пока есть такая возможность.
Глава 5
Присев на край стола, Арэйзра чётко произнесла:
— Эллис Колач.
— Эллис Колач, — повторил Кален, ничем не выдав узнавания имени.
Арэйзра вздохнула. Конечно, Кален не выказал и тени эмоций. Камень — и тот был бы выразительнее.
У них выдалось свободное время — они ждали, пока колокола пробьют «Закрытие врат», после которого все входы-выходы из города будут перекрыты. После этого им предстояло отправиться в очередной патруль. В комнате они были только вдвоём, а в воздухе висела гнетущая тишина.
Если Кален внешне казался спокойным, Арэйзра не знала, что поделать с собой — ей страсть как хотелось поговорить, но завязывать разговор первой женщина не решалась. В итоге всё это переросло в гнев, который гвардеец обратила ни на себя или Калена, а на собственного начальника.
Бездна забери треклятого коммандера Джерти, отклонившего её запрос по поводу перевода на дневные смены. Будь Джерти дважды проклят: он убедил её в том, что большинство преступлений будут совершаться ночью, а не днем!
Арэйзра бы душу продала, чтобы схлестнуться в честном бою с культистами Шар, шпионами шадоваров, подавить какое-нибудь восстание — да вообще, столкнуться с какой угодной опасностью такого рода. Но нет же, сейчас ведь воцарился мир, а всё вокруг кишит заговорщиками и теневыми дельцами, будь они неладны.
В таком случае Арэйзра без тени сомнений взяла бы с собой Калена — или Таланну, окажись та свободна, — но тогда Рэйз не смогла бы свободно разговаривать с Каленом. Девушка могла попытаться пообщаться с ним сейчас, если бы только Кален соизволил обратить на неё внимание.
Арэйзра отложила в сторону медальон с наполовину законченным рисунком: на картинке была изображена залитая золотистым солнечным светом, пробивавшимся из окна, комната. Это было её любимое занятие, за которым Арэйзра коротала свободное время в казармах перед очередным патрулём.
Женщина прямо посмотрела на Калена: на грубое, немного серое от постоянной щетины лицо, обрамлённое тёмно-каштановым ёжиком волос. Странным образом бесцветные глаза, похожие на льдинки, избегали встречного взгляда, но гвардеец не собиралась сдаваться теперь, когда ей удалось привлечь внимание мужчины.
— Эллис Колач, — снова повторила Арэйзра. — Тот самый жуликоватый торговец, с которым мы столкнулись прошлым вечером.
— А, — Кален поправил очки.
Целый день Дрен изучал документацию Стражи к большому недовольству Арэйзры. Кален ни разу не объяснил ей, для чего это было нужно. Впрочем, женщина его и не спрашивала.
— Мне рассказали... — Арэйзре, наконец, удалось сесть так, чтобы Калену пришлось смотреть на неё. — Колач явился сегодня во дворец в ужасном состоянии: одежда изорвана в клочья, глаза опухли, — и потребовал, чтобы мы посадили его за нарушение торговых законов и торговлю краденым.
Арэйзра улыбнулась уголками губ. Девушка знала, что от этой улыбки все мужчины сходили с ума.
— Ты, случаем, не в курсе, с чего это торговец так себя повёл?
Кален пожал плечами. Он подвинул бумаги к себе и продолжил что-то писать.
Арэйзра нахмурилась, а затем наклонилась прямо над бумагами — глаза её оказались на одном уровне с его глазами.
— А ещё, на его челюсти и физиономии в целом добавилось фиолетового. Не так ли?
Кален встретил её взгляд. Арэйзра заметила, что уголки губ гвардейца дрогнули. Недовольство? Или всё-таки улыбка?
— Арэйзра, — сказал Дрен холодно, — я работаю.
Никто не произносил её полного имени. Никто, кроме него — вечного, будь он проклят, господина любезность и равнодушие.
Женщину выбешивал его официоз даже тогда, когда у них был отдых, когда они были не на службе. К примеру, Арэйзра носила форменные штаны и сапоги, но сняла нагрудник и оружие. Ей было хорошо известно, насколько она привлекательно выглядит с чёрными распущенными локонами, водопадом ниспадающими на льняную сорочку. Тем не менее, треклятый идиот, Кален, её даже не замечал.
Раньше для неё не составляло труда привлечь внимание мужчин. Обычно-то всё происходило с точностью до наоборот — назойливых поклонников приходилось чуть ли не палкой по шаловливым рукам бить.
— Что ты там так выискиваешь? — спросила Арэйзра.
Кален посмотрел на неё поверх очков.
— Аррас Вир, дварф. Бороды не носит — в знак отказа от собственной крови, полагаю. Подозревается в преступлениях против города и граждан.
— С чего такой интерес? — спросила Арэйзра.
Кален не отрывался от чтения. То ли женщина раздражала его, то ли гвардеец попросту решил не обращать на неё внимания — тяжело было сказать наверняка. Кален никогда не делился собственными мыслями.
Арэйзра не сдавалась.
— Этот шрам на руке, — девушка указала пальцем на длинный розовый шрам, оставшийся как будто от ожога. Шрам немного выступал из-под левого рукава. — Откуда он у тебя?
Кален пожал плечами.
— Был неосторожен с кипящим котелком, — ответил Дрен. — Иногда я обжигаюсь и не замечаю этого, потому что... — он замолчал.
— Я... прости, пожалуйста, — извинилась Арэйзра. — Я не хотела напоминать об этом.
— Ничего, — он поправил рукав, прикрыв ожог.
Арэйзра вздохнула и возвела очи горе. Как бы ей хотелось поговорить с Каленом просто так, без всяких лишних и ничего не значащих фраз. Болезнь... На мгновение женщина задумалась, почувствует Кален что-либо, отвесь она ему подзатыльник в раздражении. Скорее всего нет.
Арэйзра предприняла ещё одну, третью попытку.
— Кален, в храме Красоты в День Зелёной Травы пройдет костюмированный бал, — с запинкой произнесла она. — Я надеялась... э, я думаю, присутствие гвардейца может...
— Как прикажешь, Арэйзра.
Крашеные ногти Арэйзры с силой впились в столешницу из тёмного дерева, но девушка сдержала яростный вопль. Кален вновь обратил внимание на бумаги, поправил очки и черкнул очередную заметку. Женщина заметила кольцо на левой руке Калена — на нём было выгравировано изображение латной перчатки. Дрен перевернул страницу и повернул руку — более детально изучить кольцо Арэйзра не успела.
В досаде она снова принялась за медальон: взяв тонкую кисточку, женщина стала прорисовывать льющийся из окна свет. Кален методично скрипел пером.
В конце концов, терпению женщины пришел конец.
Арэйзра закатила глаза, бросила на стол медальон и всплеснула руками.
— Боги, Кален! Просто Рэйз. Как давно мы работаем вместе? Неужели ты не можешь научиться называть меня так?
— Как прикажешь, Арэйз...
— Рэйз, — девушка схватила его за плечо, и Дрен вздрогнул. — Чёрные очи Бэйна, Кален... после всего, что мы пережили? После того...
Арэйзра тут же оборвала себя. О боги, неужели она едва не сказала это? Таланна прибьёт её.
Но пусть её проклянут боги — Арэйзра больше не могла сдерживаться. Она, та самая Арэйзра, прославившаяся своим железным самообладанием, пошла на поводу у собственных эмоций.
— Арэйзра, — хотя выражение глаз Калена не изменилось, но на лице у гвардейца появилось нечто, с натяжкой способное сойти за тёплую улыбку. — Нужно ли?
Сердце забилось чаще.
— Кален, мы должны поговорить, — тихо сказала она.
— О чём? — Кален вновь посмотрел на бумаги. — Ты положила этому конец, а не я.
— Только потому... — нахмурилась Арэйзра. — Кален, только потому, что ты бы... стлэрн[21].
Женщина ожидала, что Дрен не применёт указать ей, что так выражаться нельзя, но Кален только покачал головой.
— Рэйз, ты знаешь о моей болезни, — произнёс гвардеец. — Ты знаешь, я не... Я не могу. Ты знала об этом.
— Ты не сделаешь мне больно. — Арэйзра мягко коснулась его щеки. — Я не позволю тебе.
Кален мягко улыбнулся.
— Дело не в том, что я не хочу...
Дверь распахнулась, и рука Калена отпрянула от её. Арэйзра чуть не упала, но сумела удержать равновесие. Девушка встала и расправила льняную рубаху, мысленно проклиная себя за снятый доспех. Посеребрённый нагрудник лежал на соседнем стуле рядом со шлемом — пять небольших рукавиц, знак валабрара, Арэйзре виделись эдакими глазами, хитрющими и подмигивающими с пониманием.
Рэйз потребовалось мгновение, чтобы взять себя в руки, — самообладание редко её подводило.
В комнату вошла Таланна Тэнфезэр — волосы девушки по-прежнему были уложены в форме модных нынче рожек. На нагруднике были изображены три латные рукавицы — знак шилдлара.