Косара прошла мимо них и установила граммофон посреди площади. Как только она опустила иглу на пластинку, тишину наполнил звук барабанов и флейт. Раздался сонм женских голосов, одни – низкие и гортанные, другие – пронзительные; все они пели о смерти своих мужей на войне, или на море, или в шахте. Косара закатила глаза: ох уж этот фолк.
Однако Асен был прав, самодивам нравилось. Их ноги уже отстукивали ритм в высокой траве.
– Как мило с твоей стороны… – сказала одна из них, – принести нам подарок.
– Я так и думала, что без музыки вы заскучали.
– О, я не о музыке. – И самодива протянула в сторону Асена длинную тощую руку: – Ты потанцуешь с нами?
Он поймал ее руку, затем поднял взгляд и встретился с ней глазами. Глупая улыбка озарила его лицо.
– Конечно!
Черт! Косара же предупреждала, чтобы не смел смотреть им в глаза.
Самодивы схватили обе протянутые руки Асена и вовлекли его в свой танец. Они танцевали дико: их волосы рассекали воздух, как кнуты, платья развевались как корабельные паруса, а ноги стучали по земле не хуже боевых барабанов. Асен на удивление хорошо держался, ступал осторожно, дышал размеренно, но время от времени он отставал, и тогда они резко тянули его за собой.
– Как тебя зовут? – спросила одна из них.
– Асен! – выкрикнул он.
– Асен, – повторила самодива.
Косара чувствовала, что их магия пленяет его все сильнее. Ругаясь про себя, она подумала: «Ну как можно было не запомнить ни единого ее слова? Глупый упрямый полицай!»
Ветер усилился. Дубовые листья зашуршали, срываясь с ветвей и опадая на землю под собственным весом. Трава колыхалась, как бурное море. Роса плескалась под ногами самодив.
Косара видела, что Асен устал. Его шаги становились все тяжелее, а дыхание – быстрее. Он снял пальто, под которым его футболка была мокрой от пота и прилипала к груди. Одна самодива протянула ему бутылку, и он отхлебнул; лунный свет стекал по его подбородку и падал на грудь большими блестящими каплями.
Косара снова ругнулась, на этот раз вслух. Она сама не понимала, на кого злилась больше: на Асена – за то, что он не послушал ее; на себя – за то, что поддалась на его уговоры; или на самодив, просто за то, что они были.
– Бахаров! – крикнула она.
«Посмотри на меня, – мысленно взывала она. – Посмотри на меня!»
Спустя долгий миг ему удалось оторвать взгляд от самодив, и Косара резко выдохнула. В его глазах по-прежнему была его душа, то не был остекленевший дикий взгляд зачарованного бедолаги. Косара все еще могла успеть спасти его.
Хотя, признаться, это была не ее забота. Она говорила ему не идти, говорила же? А он настоял. Как ему выучить правила, если она будет защищать его от каждой потусторонней твари, угрожавшей заплясать его до смерти?
Косара вздохнула. Ну конечно же, она его спасет. Она все же ведьма. И ее работа – спасать вот таких ротозеев от чудовищ. Она наклонила нож так, чтобы на него упал луч луны, и направила свет в глаза Асену.
Он моргнул. Косара сердито посмотрела на него. «Если в тебе есть еще хоть капля здравого смысла…»
Тут Асен схватил одну самодиву за талию. Склонившись к ее шее, он вдыхал аромат весенних цветов, источаемый ее кожей…
Прежде чем потащить ее за собой через площадь, мимо деревьев, в ближайший проулок.
Косара понеслась за ними. И хотя она все еще слышала музыку, трава уже потихоньку исчезала, виднеясь лишь пятнами между булыжниками.
Асен крепко держал самодиву. Они танцевали так быстро, что превратились в два размытых пятна: он – красное и черное; она – бело-серебристая.
Косара опустилась на колени в траву. Ее белеющие от напряжения пальцы стискивали рукоять ножа. Холодная роса просачивалась сквозь брюки. Тени Асена и самодивы проносились мимо так быстро, что у Косары закружилась голова.
– Сейчас! – крикнула она.
Ничего не произошло. Они продолжали танцевать, прижавшись друг к другу. Косара прикусывала щеку, пока не почувствовала вкус крови. Неужели она все-таки опоздала?
– Сейчас! – повторила она.
Он не обращал на нее внимания.
– Бога ради, Бахаров! Давай же!
Наконец его взгляд встретился с ее взглядом, и Асен замер как вкопанный. Самодива пошатнулась, держась за его плечо. Резким движением он сорвал с нее вуаль и швырнул Косаре.
Взвизгнув, самодива прыгнула за вуалью, но – поздно! Косара проткнула вуаль ножом и пригвоздила к земле.
Самодива рухнула на колени. Блеск сочился из ее кожи. Волосы ее тускнели, словно покрываясь патиной. Ее вуаль на земле трепетала и извивалась шелковой змеей. Косаре приходилось держать рукоятку ножа обеими руками.
Асен оперся на одно из деревьев и тяжело задышал.
– Ты в порядке? – спросила Косара.
Он открыл рот, чтобы ответить, но начал кашлять. Вместо слов он поднял большой палец вверх.
– Уверен?
На этот раз он поднял оба больших пальца.
Косара взглянула на пойманную самодиву, стараясь избежать ее темного взгляда. Это было непросто, поскольку их глаза находились на одном уровне, ведь они обе стояли на коленях. В высокой траве чудовище казалось до странного маленьким.
– Отпусти меня, маленький гремлин! – произнесла самодива. – Зачем ты меня мучаешь?
Действительно, зачем? Для чего было причинять боль столь прекрасному созданию?
Косара поймала себя на том, что собралась выдернуть нож из земли. Она покачала головой, не поддаваясь магии самодивы, и погрузила орудие глубже во влажную землю.
– Я отпущу тебя, – сказал Косара, – только окажи мне услугу.
– Что ты хочешь?
– Мне нужно твое приглашение на пир Змея.
Самодива запрокинула голову и громко засмеялась, сверкнув белыми зубами в лунном свете.
Вроде бы Косара ничего смешного не сказала.
– Что?
– Ты хочешь сходить на тухлую вечеринку Змея? Там же от скуки только на стенку лезть!
– Не твое дело.
– Признаться, на старости лет он стал таким занудой. Даже плясать бросил.
– В таком случае можно мне твое приглашение?
– А зачем просить об этом меня? Я уверена, он выдаст тебе такое же, если вежливо попросишь. Попасть во дворец для тебя будет легко, а вот о том, как покинуть его, придется подумать.
Косара пристально посмотрела на самодиву: да, в том-то все и дело.
– Слушай, я ведь все понимаю, – сказала самодива. – Ты от него бегаешь. Не осуждаю тебя, ведь я тоже. Честно говоря, мой милый карлик. – Самодива наклонилась к ней, словно делясь великой тайной. – С тех пор как исчезла его сестра, он здорово переменился.
– Какая сестра?
– Он винит себя, винит нас; в этом нет и капли нашей вины, ведь мы танцевали, когда все это случилось. Может, с ней вообще все хорошо, понимаешь? Просто захотела девица немного личного пространства – сама знаешь, насколько властным он может быть… Ну, теперь ты меня отпустишь?
Левая рука Косары потянулась к рукоятке ножа, но правая тут же поймала ее за запястье и прижала к телу.
– Какая сестра? – спросила она еще раз. – О чем ты говоришь?
– О боже, вечно я забываю, до чего коротки ваши жалкие жизни. Для вас, людишек, это, должно быть, древняя история.
Косара раздраженно вздохнула. Ну почему нельзя было повести откровенный, честный разговор с самодивой, чтобы та не начала все запутывать, уклоняться от вопросов, трезвонить байки о том, что было сотни лет назад?
Нельзя было, конечно же.
– Можно мне приглашение? – еще раз сказала Косара.
Самодива уставилась на нее черными и блестящими, как жуки, глазами.
– Может быть. Я подумаю. Не то чтобы оно мне нужно. Я не желаю возвращаться в его дворец, пока он не извинится. Запомни эти слова, мой тролленок, запомни эти слова.
Косара небрежно оперлась ладонью на рукоять ножа и заставила его еще глубже погрузиться в землю. Самодива вскричала:
– Ладно, ладно, противный гоблин! – Она щелкнула пальцами.
В ее руке материализовался тонкий серебряный диск. Вздохнув тихо, словно ветер шуршал среди деревьев, она протянула диск Косаре.
Он был твердым, но хрупким, как кварц, хотя Косара понимала, что материал, из которого он был сделан, вряд ли принадлежал ее миру. На нем не было ни единой надписи, а когда она провела по нему пальцем, его поверхность оказалась абсолютно гладкой.
– И это все? – спросила она.
– Все, – ответила самодива.
– Если ты пытаешься меня обмануть…
– Ты же знаешь, что я не могу лгать тебе, пока у тебя моя вуаль, мой милый спятивший хобгоблин. Поднеси диск к лунному лучу.
Косара так и сделала, тут же ахнув. На диске появилась цепочка символов, сияющих, как яркие звезды. Такого диалекта ей еще не приходилось видеть. Символы были настолько сложными, что казалось, они были придуманы не для функциональности, а в чисто эстетических целях.
– Видишь? – сказала самодива. – Теперь я могу идти?
Косара знала, что не сможет долго удерживать самодиву в плену. Земля под вуалью уже дымилась, деревянная рукоятка ножа почернела, и вскоре лезвие станет плавиться. Кроме того, Косара получила то, за чем пришла. Она вытащила нож из земли.
Самодива глубоко вдохнула, словно до этого задыхалась. Ее вуаль взмыла в воздух, и хозяйка поймала ее и накинула на лицо. Она встала, возвышаясь над Асеном и Косарой, вновь с сияющей кожей, со струящимися по спине серебристыми локонами. Теперь она выглядела не испуганной, но пугающей.
– Пришло время мне вернуться к сестрам. Пойдешь со мной? – Самодива протянула руку Асену, ее пальцы зависли в воздухе, белые, длинные, как у статуи.
Ее глаза были как два черных зерцала. Если раньше ему еще удавалось каким-то образом противостоять волшебству самодив, сейчас у Асена просто не было шансов. Магии было столь много, что даже Косара почувствовала притяжение, мощное, как у магнита.
– Он никуда не пойдет. – Пальцы Косары на рукоятке ножа вновь побелели; она сама была удивлена тем, насколько разозлилась.
«Ты ведь не начинаешь привязываться к чертовому полицейскому?» Главное, чтобы не как в тот раз, когда ее отец принес домой кролика, чтобы откормить его перед забоем у мясника, а Косара по глупости своей дала кролику имя.