Острая боль пульсировала в затылке. Она нащупала увесистую шишку.
– Зачем ты меня ударил? – спросила она.
– Это не я. Ты ударилась головой о стену, когда брыкалась. – Он осторожно установил подсвечник в одной из немногих пустот перед дверью, между резными деревянными стульями.
Снаружи кто-то застонал. Что-то тяжелое билось о дверь. Сваленная кучей груда церковной мебели скрипела.
– И слава богу, – добавил Асен, тут же быстро перекрестившись. – Сам бы я тебя не сдержал.
– Почему? Что я делала?
– Пыталась сигануть с колокольни! Кричала что-то неразборчивое и лезла на перила, и уж поверь, внизу твоего прыжка ждали, пуская слюнки.
Кровь прилила к щекам Косары. Она с тревожной ясностью вспомнила кладбище, упырей, пение, Невену. Она расцарапала Асену все лицо, пока тот держал ее.
Но в тусклом свете свечей царапины были едва заметны. Хорошо что она недавно подстригла ногти.
– Прости. – Она указала на царапины.
– Не извиняйся. Ты была не в себе. Эти упыри явно тебе голову заморочили.
– Ты их видел?
– Конечно видел. Разлагающиеся трупы. Серокожие, волосы сходят клочьями. Мерзость, да и только.
Косара кивнула: мерзость да и только.
– Спасибо, что не пустил меня к ним.
– Не стоит благодарности, – улыбнулся Асен. – Друзья затем и нужны.
Косара почти улыбнулась в ответ, прежде чем встревожилась: друзья? Неужели он уже считал их таковыми?
Нет, конечно нет. Он просто старался вести себя с ней вежливо после того, как она чуть не выцарапала ему глаза.
Она обернулась к двери. Что ж, по крайней мере, упыри перестали петь, снаружи доносились лишь стоны и бульканье. Должно быть, шумели они знатно, раз она могла ясно слышать их сквозь звон в ушах.
Упыри снова ударили в дверь, и тогда один резной стул упал и раскололся.
– Долго нам тут не отсидеться, – сказал Асен. – Нужен другой план.
Косара кивнула и тут же пожалела об этом из-за болезненной пульсации в голове.
Асен провел рукой по своим волосам, но не смог пригладить их.
– Вот что я предлагаю. Я пойду первым и постараюсь вывести из строя как можно больше упырей. Ты пойдешь следом за мной, добивая тех, у кого еще будут признаки жи… – Он осекся. – Словом, любого, кто шевельнется.
– Плохая идея. Если им удастся снова заколдовать меня, я перережу тебе горло прежде, чем ты спохватишься. А если они заколдуют тебя, ты начнешь палить по мне.
Он открыл рот, чтобы возразить, и Косара добавила:
– Знаю-знаю! Ты устойчив к магии и так далее. Но я-то нет.
– Есть идеи получше?
Идей у нее не было. Они угодили в капкан. Из-за нее они оказались заперты в церкви. Да когда же она, наконец, научится? «Не ходить на кладбище в Темные дни» – какой бы еще глупый, несусветный идиот дважды совершил одну и ту же глупую, несусветную ошибку?
Асен не собирался этого говорить, но она знала, что он тоже так думает. Она ненавидела этот его до боли знакомый взгляд, сообщавший: а я говорил, что не надо этого делать.
Косара зажмурилась. Нет времени для паники, нужно включить голову.
Они не могли сражаться с упырями из-за ее восприимчивости к их чарам. И она не могла защитить себя – без тени, без магии, разве что…
– Сколько у нас еще чеснока?
– Несколько головок. А что?
– Давай их сюда.
Косара села на пол и стала чистить головки чеснока, в спешке царапая их мякоть. Шелуха так и липла к дрожащим пальцам.
– Что ты задумала? – спросил Асен.
– Я все это съем. – И она взяла горсть чеснока, засунула его в рот; глаза ее наполнились слезами, когда чеснок обжег язык.
– Для чего это? – Асен наблюдал за ней, склонив голову набок.
– Надо, чтобы я была как можно более невкусной. Тебя они не заколдуют, потому что не могут, а меня – потому что не захотят. Стану, считай, ходячим отпугивателем упырей. Первый ингредиент – чеснок.
– Понял. – Асен сел рядом с ней и помог ей дочистить оставшиеся головки. – И много для этого нужно чеснока?
Косара пожала плечами. Она роняла чеснок на пол каждый раз, когда ее пальцы превращались в тень. «Эй, ладошка, – упорно думала она. – Эй, другая, мойся, левая…»
Наконец перед ней оказалась кучка очищенного чеснока. Пока она жевала, слезы текли по ее щекам, а язык онемел. Этот вкус будет стоять у нее во рту ближайшие несколько дней.
– Думаешь, это сработает? – спросил Асен.
Косара снова пожала плечами, не в силах говорить с набитым ртом. Кто знает?
– Что дальше? – сказал Асен. – Какой второй ингредиент?
Косара все еще не могла ответить, поэтому указала на искусно выполненный фонтан со святой водой у входа. Он был достаточно большим, она поместится в нем согнувшись. Само предназначение фонтана было для Косары загадкой, хотя ей казалось, что ответ крылся в каких-нибудь песнопениях и отрывках из Священного Писания. Наверное, это касалось всего в церкви.
– Я пробовал сдвинуть его, чтобы забаррикадировать дверь. – Асен хлопнул рукой по бортику фонтана – по нефу разнеслось эхо. – Но слишком тяжелый. Сделан из мрамора, наверное.
– Я не прошу тебя его двигать. – Косара встала и отряхнула колени, провела языком по зубам, пытаясь вытолкать застрявшие между ними кусочки чеснока. – Я прошу тебя помочь мне забраться в него.
Асен задумался над этим.
– Уверена, что не воспламенишься? Ты же ведьма и все такое…
– Ха-ха, – невесело сказала Косара. – Ну же, дай мне руку.
Она закинула руки на плечи Асену, отвернув лицо, чтобы не дышать на него чесноком. Он поднял ее, помогая опереться коленями о мраморный бортик фонтана. Святая вода под ней казалась чернильно-черной в тусклом свете, в ее глубине отражалось пламя свечей. Несколько пухлых херувимов уставились на Косару с неодобрением в гипсовых глазах.
А если она действительно воспламенится?
Она осторожно окунула в фонтан палец. Холодная вода соскользнула с ее кожи, заставив дрожать. Нет, не воспламенится. Косара глубоко вздохнула и с головой погрузилась в воду.
Холодно… Так чертовски холодно… Так холодно, что можно отморозить мозги… Она задержала дыхание на столько, на сколько могла. Ее волосы плавали вокруг нее – она не могла видеть их в темноте, но чувствовала, как они щекочут ей лицо. Зубы стучали, холодная вода заполняла рот.
Через несколько секунд она вынырнула и глубоко вдохнула. В ее носу и ушах стояла святая вода, глаза щипало от воды и растекшейся по лицу туши.
– Чувствуешь себя так, будто заново родилась? – спросил Асен.
– В основном чувствую, как холод пробирает.
– Что теперь?
Косара закусила губу. Что еще она могла сделать, чтобы отвадить от себя упырей? Смастерить себе доспехи из икон святых? Выучить несколько отрывков из Священного Писания и шептать их нараспев? Но она была неверующей, вдруг все это не сработает?
Куча церковной мебели покачнулась, опасно близкая к обрушению. У них оставалось не так уж много времени. И, как подозревала Косара, если ее не достанут упыри, то точно убьет зверский холод.
Святая вода стекала по ее волосам и собиралась в лужу у ног. Все тело дрожало. Ее кожа состояла из одних только мурашек. Косара выхватила из груды перед дверью большой серебряный крест и сжала его дрожащими руками на манер двуручного меча. Асен перехватил ее взгляд и вытащил револьвер.
Он осторожно потянул за ножку один из сваленных в груду стульев. Гора мебели снова закачалась, Косара видела, что, если толкнуть вон тот стол, все остальное рухнет, как карточный домик.
– Готова? – спросил Асен, все еще держа руку на стуле.
Косара кивнула. Ее зубы стучали так громко, что звук эхом разносился вокруг.
Асен сказал:
– Один… два… три…
– Стой!
Что-то было не так. Косара чувствовала это собственной гусиной кожей. Стоны снаружи словно поутихли. Дыхание упырей участилось, влажный булькающий шум теперь был частым, словно в кипящем котле.
– Кажется… – засомневалась Косара.
Лапы упырей зашаркали по снегу, а потом послышались удары, будто монстры наталкивались друг на друга, пытаясь убежать.
– Кажется, они бегут.
Несколько секунд Асен прислушивался.
– Похоже на то. Но почему?
Косара встретила его взгляд. Неужели она так хорошо постаралась, превращая себя в отпугивателя упырей, что они учуяли ее сквозь дверь? Конечно нет. Для такого ей не хватало как минимум половины ингредиентов.
– Понятия не…
Раздалось рычание, которое почему-то показалось ей знакомым. Она была уверена, что уже слышала этот низкий рокот раньше.
А затем послышался ритмичный звук, словно стук дерева по мерзлой земле: клик-клик-клик, все ближе, ближе…
Какого черта?!
Что-то гораздо сильнее, чем упырь, ударило в дверь. Тут уж груда церковной мебели не выдержала, качнулась взад-вперед и рухнула. Инкрустированное серебром и золотом резное дерево посыпалось градом, разбиваясь об пол рядом с Косарой и разбрасывая щепки.
Дверь распахнулась. В снегу у порога лежал мертвый упырь, глядя в небо остекленевшими глазами. Над ним склонился караконджул размером с большую собаку; между четырьмя рядами его клыков свисали куски разлагающейся плоти. Снежинки блестели в его коричневой шерсти и собирались в бороздках изогнутых рогов. Его ослиные уши стояли торчком, ушная шерсть колыхалась на ветру. Вся его морда чернела от крови упыря.
Рогатая голова повернулась и уставилась на Косару желтыми голодными глазами. Рычание стало громче.
Проклятье! Из огня да прямо караконджулу в пасть…
Косара попыталась нашарить в кармане осиновый кол. Против караконджула он не очень-то помог бы, но мог хотя бы замедлить чудовище. Знала бы, она бы все последние полчаса готовилась к встрече не с упырями, а с ним! В панике она засуетилась, отчаянно вспоминая хоть какую-то загадку. Асен был прав. Нелегко помнить такие вещи, когда на тебя смотрят глазами-семафорами и скалят клыки.
«Что ходит весной на одной ноге, а зимой – на двух?»
А это точно загадка? Или ей в голову лез всякий бред?