Фарис вспомнил свою, изодранную, залитую кровью, – и осознание случившегося накрыло его с головой. Что он творит? Собирается подраться со своим спасителем?! Мерзкое слово «хозяин» он постарался отогнать, как отвратительного овода, норовящего сесть на открытую рану.
– Прости, твою рубашку спасти не удалось, проще было выкинуть, – проницательно сообщил Раэн. – Ну так что, будешь бить меня голым или все-таки сначала оденешься? – Устыдившийся Фарис уже начал подбирать слова для почтительной просьбы о прощении, но целитель окинул его пристальным взглядом от мокрых волос до ступней, поднял смеющиеся глаза к лицу Фариса и вкрадчиво добавил: – А хочешь, оставайся так. На красивое тело и посмотреть приятно, а дров я в очаг еще подкину – не замерзнешь.
В бессильной ярости Фарис кинулся натягивать подштанники, а затем и штаны, понимая, что снова попался на ту же уловку, что вчера. И ответить-то нечего, за границы положенной учтивости целитель ни разу не перешел, а шутки… Что ж, не Фарису на них обижаться!
Штаны липли к влажному телу, Фарис торопливо подтянул их и замер, когда рука привычно дернулась к пряжке пояса… С трудом отвернулся от целителя, пряча лицо… Нарядная, словно у жениха, рубашка валялась на полу, куда он ее уронил. Наклонившись, Фарис поднял и судорожно стиснул пальцами тонкий шелк, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться в него зубами и заглушить утробный отчаянный вой.
– Не надо, – тихо прозвучало от двери.
Не дождавшись ответа ни словом, ни движением, Раэн подошел вплотную, с неожиданной властностью приподнял за подбородок склоненную голову Фариса, повернул к себе.
– Не надо, – повторил он со спокойной уверенностью. – Не позволяй тому, что случилось, управлять тобой. Пояс – это просто полоска кожи с медными бляшками. Кожа и медь. Это не часть твоей души.
«Неправда! – хотел крикнуть Фарис, но не смог, завороженный бездонными провалами черных глаз. – Ты не знаешь! Ты не из Нисталя, тебе просто не понять, что он значил для меня…»
«Думаешь, не понимаю?» – безмолвно ответили ему глаза целителя.
– Фарис ир-Джейхан, – негромко произнес Раэн вслух, и напряженный, как тетива, Фарис не услышал в его голосе жалости, за которую сейчас возненавидел бы любого. – Можешь и дальше скорбеть о своей судьбе. Можешь тосковать о кожаной ленточке, которую носил с детства. Можешь биться головой об стену и умирать от голода. Но тем, кто погиб у Девичьего родника, плевать, на чем сейчас держатся твои штаны. Так что прекрати растекаться по полу, как жидкий навоз, и приди в себя хоть ненадолго. Мне понадобится твоя помощь.
Он отступил на шаг. Фарису показалось, что ему надавали оплеух, так загорелись щеки. Не глядя на Раэна, он молча надел измятую рубашку, на удивление оказавшуюся впору, и собственную замшевую безрукавку. Натянул сапоги и остановился, не представляя, что делать дальше.
– Ну как, вкус к еде еще не появился? – ровным голосом, словно не размазывал только что Фариса, будто лепешку по противню, осведомился целитель.
Откуда-то из-за спины он вытянул, не поворачиваясь, два грубо вырезанных деревянных меча, недлинных и узких, больше похожих на степняцкую саблю, которой в Нистале учится владеть любой мальчишка.
– Я тут краем уха слышал, что ты неплохой боец. Один из лучших в долине, говорят… Это правда? – с той же вернувшейся вкрадчивостью поинтересовался Раэн.
– Может, и правда, – буркнул Фарис, но чужих заслуг себе приписывать не стал: – Только лучшим у меня отец был, а я так… тень его, да и то не слишком длинная.
– Мастерство – дело наживное, – утешил его целитель и вышел из дома во двор, засыпанный снегом, но уже утоптанный. – Ну, чего стоишь? Или не по руке?
Фарис повертел в руках деревяшку и удивленно посмотрел на чужестранца. Высокий и, пожалуй, статный, тот все равно не казался достойным противником. Целитель же! Да и стоит как-то странно, слишком расслабленно, будто вовсе не готовится к бою. Ни хищного прищура, ни особой опасной тяжести во взгляде, которые Фарис видел у опытных бойцов. Будто вот-вот улыбнется. Или шагнет – и пойдет в легкий праздничный пляс.
– Зачем? – осторожно спросил он у Раэна и выдавил непослушными, словно вдруг замерзшими губами: – Все равно мне оружие больше не положено. Даже в руки брать нельзя. Так что если тебе джандар нужен, то промахнулся ты, почтенный.
– Забавные у вас обычаи, – усмехнулся целитель. – Саблю не положено, значит, а вилы или, к примеру, мотыгу, можно? Как будто в умелых руках они хуже сабли. Я еще не видел вещи, которой нельзя убить человека. Ну а это… – Он указал взглядом на деревяшку. – Не разминался я давно. Да и тебе полезно тяжелым помахать, чтобы меньше глупостей в голову лезло. Хочешь на спор? Кто первый три удара пропустит, после завтрака всю посуду моет. Ее давно почистить пора, да мне все некогда было.
– А если синяков наставлю? – уточнил Фарис, у которого слегка отлегло от сердца.
Размяться – это дело хорошее, правильное. И деревянная сабля, больше похожая на игрушку, никак не противоречит обычаям, по которым ашара даже нож в руки брать непозволительно. И вообще, Раэн сам велел!
– А попробуй, не обижусь! – разулыбался целитель и первым сделал шаг.
Легкий, скользящий, даже снег не скрипнул под узким щегольским сапогом. Осеннее солнце, будто вспомнив, что должно растопить этот первый снег, брызнуло россыпью лучей. Фарис прищурился, вскидывая саблю, которая вдруг легла в руку, словно настоящая…
– Целители… так не дерутся! – выдохнул он, в который раз поднимая выбитое из руки оружие.
Запястье, которому досталось сильнее всего, болезненно ныло, голова кружилась, а перед глазами все плыло. И больше всего Фарису сейчас хотелось упасть на колени и просто отдышаться, но гордость заставляла стоять прямо, всем видом показывая, что он готов продолжать. А ведь времени прошло – тонкая свеча сгореть не успела бы!
– И многих целителей ты знал? – весело поинтересовался Раэн. – Еще и дрался со всеми?
– Все равно, – не уступал Фарис, радуясь передышке. Это не у него ноги подкашиваются и руки дрожат, а просто неучтиво разговаривать и махать саблей одновременно. – Зачем целителю уметь драться? А уж чародею – тем более! – вспомнил он качающиеся в воздухе ведра.
– Значит, я неправильный целитель и чародей, – хмыкнул Раэн, окинул его взглядом и первым опустил оружие. – Хватит с тебя, иначе упадешь. В глазах не темнеет?
– Вот еще! – вскинулся Фарис и… пошатнулся. – Да я просто…
– Ел последний раз вчера утром, – подхватил лекарь. – А то и позавчера. Потом тебя били, потом ты замерз… Хватит, говорю.
Он забрал у Фариса ненавистную уже деревяшку и, развернув его за плечо, подтолкнул в сторону дома. На последних остатках гордости Фарис еще намочил в кадке полотенце и вытер лицо, шею и руки, со стыдом подумав, что надо бы вымыться полностью, но сил нет. Раэн тем временем возился у стола, на котором появилась жареная курица, лепешки и сыр. Фарис растерянно замер, не зная, что делать. Если он гость, как сказал Раэн вчера, то ему положено ждать, пока позовут к трапезе. Но… какой он гость, если посмотреть правде в глаза?
– Садись, – позвал Раэн. – Сегодня будем доедать, что осталось, а завтра я в харчевню схожу. Тебе пока на улице лучше не показываться.
Фарис молча кивнул, опускаясь на лавку. Коротко возблагодарил богов, пожелал здоровья и благополучия хозяину дома, Раэн ответил положенными словами, словно и в самом деле принимал гостя.
Ели они молча, и с каждым проглоченным куском Фарис чувствовал, как возвращаются силы. Похоже, он и вправду был здоров, только очень голоден. А ведь думал вчера, что ребра ему точно поломали. Раэн, значит, не просто его отвязал, но и вылечил. А как он дерется! Конечно, будь Фарис отдохнувшим и сытым…
«И тогда бы ничего не смог сделать, – беспощадно сказал он самому себе. – Лекарь тебя гонял, будто котенок – перышко! Он владеет саблей лучше всех, кого ты видел. Даже лучше отца! Вот бы у кого поучиться… Но с чего ему тебя учить? Да и перенять такое мастерство – это все равно, что взглядом двигать ведра с водой. Он и это умеет, а тебе не дано».
Утолив голод, он встал и поклонился, а потом с некоторой растерянностью воззрился на посуду, что стояла на небольшом столике в углу. Там же была кадушка с водой и ковш, но…
– Что, думаешь, как проигрыш отрабатывать? – снова проявил проницательность чародей. – Тряпку хоть раз в руках держал?
– Не мужское это дело, – буркнул Фарис, принимаясь закатывать рукава щегольской рубашки и размышляя, не снять ли ее вовсе.
– Да-да… – протянул Раэн. – Целителям саблей владеть не положено, а воинам – тряпкой для посуды. Только жизнь, она посложнее, чем говорят обычаи. Поэтому лишних умений в ней не бывает.
– Говоришь, как мой отец, – заметил Фарис, и внутри снова болезненно потянуло: дожил бы глава семьи до этого черного дня, что бы он сказал?
Ох, ничего доброго.
– Вот видишь, мудрость со всех сторон льется тебе в уши, – рассмеялся Раэн.
Оглядев гору грязных чашек и мисок, Фарис вздохнул, покоряясь тяжкой участи и принимая ее как справедливое воздаяние за недавнее бахвальство. Хорошо еще, что хвастался он воинским умением самому себе и только в мыслях, а то вовсе постыдно вышло бы. Нет, ну кто мог подумать, что на кухне бывает столько посуды, и всю ее нужно мыть?! Притом их с целителем только двое. А как женщины ухитряются целыми днями готовить на большие семьи, держа кухню в чистоте?!
Закатив рукава чужой рубашки на самые плечи и стараясь не брызгать, он осторожно принялся за дело. Вроде бы ничего хитрого. Но на мисках и пиалах упрямо оставались грязные разводы, а вода заканчивалась так быстро, словно ею напоили целую отару.
– Ладно уж, сковородку и котелок можешь не мыть, – сжалился Раэн, наблюдая за его мучениями, и вытянул их из общей кучи.
Взял горсть золы из очага, отсыпал немного песка из противня с джезвой – и вскоре медная утварь, замасленная и прокопченная, заблестела так быстро, что вряд ли здесь обошлось без волшебства. Фарис рискнул тоже набрать золы и потереть жирные миски – дело пошло куда веселее. Одобрительно кивнув его стараниям, целитель ушел варить кофе, а Фарис, перетирая полотенцем чистую посуду, как это делала его мать, задумался.