– Нет, Маруди, – сказала она вслух. – Домой нельзя. Джареддину достаточно подать жалобу шаху, что от него сбежала законная жена, и я никому не смогу доказать, что выходила замуж за Аледдина, а не за него. Он любимый племянник нашего государя, а я… дочь покойного визиря, который уже не сможет за меня заступиться. Меня вернут мужу, забрав из родного дома силой, если понадобится. Но если я просто исчезну, то выиграю время и смогу найти помощь и защиту.
– И как вы думаете исчезнуть, госпожа? – помолчав, рассудительно спросил Маруди. – Вы знатная девица, которой не так-то легко спрятаться. Кое-какие деньги у меня с собой есть, но надолго их не хватит. Продавать ваши серьги нельзя, по ним легко вас выследить. А когда ир-Джантари поймет, что птица улетела из клетки, он примется искать вас. Времени у нас до утра, вряд ли больше. Однако ночью за городскую стену никого не выпускают. Разве что попробовать подкупить стражу…
– Боюсь, у нас возьмут деньги, но из города не отпустят, – вздохнула Наргис. – А главное, нельзя бежать бесконечно. Заяц, может, и быстрее волка, но в конце концов попадает к нему на обед. Я должна узнать тайну Джареддина, в ней наверняка скрывается оружие против него. И есть место, где можно получить ответы на вопросы. Отведи меня туда, Маруди, а дальше решай сам, останешься со мной или уедешь из Харузы и попытаешь счастья в другом месте. Джареддин тебя не простит, но если отправишься далеко и надолго…
– Что вы такое говорите, госпожа? – У джандара даже голос от обиды задрожал. – Давно ли считаете меня подлецом? Или, думаете, я забыл великодушие вашей семьи? Куда вас отвезти? И давайте поторопимся, ночные улицы опасны.
– В Пестрый Двор, – сказала Наргис, виновато улыбнувшись и протянув Маруди руку, которую он почтительно поцеловал. – Мне нужно увидеть гадалку Минри.
ГЛАВА 20. Дороги судьбы
Для Рудаза ир-Салаха на ночь посреди кольца повозок ставили небольшой шатер: не дело главному человеку в караване валяться под арбой вместе с остальными. Халид крадучись прошел к этому шатру, прислушался. Внутри было тихо. Возле входа любого, кто решил бы навестить караван-даша незваным, наверняка ждала опасная ловушка, опытные купцы и караванщики подобным не пренебрегают. Самые опытные ставят ловушки не только у входа, но и по всей окружности шатра, но тут уже Халиду пришлось рискнуть.
Он осторожно рассек заднее полотнище кинжалом и неслышной тенью скользнул в шатер, ступая так осторожно, словно босиком прогуливался по песку, полному змей и скорпионов. Замер и прислушался. Ровное дыхание спящего человека ничуть не изменилось, и крошечный язычок пламени в масляной лампе не дрогнул, когда Халид оглядел шатер и мягко, как струя воды, перетек в самое темное место – как раз у входа. Присел там на кошму и тихо поцокал языком. Рудаз ир-Салах еще раз глубоко и медленно вдохнул, а потом ритм его дыхания неуловимо поменялся.
– Не нужно звать на помощь, – негромко попросил Халид. – Я тебе ничего не сделаю, уважаемый. Хватит уже смертей.
– Смертей? – отозвался караван-даш, на лету ловя намек. – И кто умер? Хм… Или мне стоит спросить, кто еще умер?
– Те, кто это заслужил, – отозвался Халид. – А я, уважаемый ир-Салах, пришел рассказать одну историю. Но сначала должен попросить прощения. Помнится, я обещал, что от меня не будет беды и беспокойства. С беспокойством я клятву нарушил, а насчет беды – тебе судить.
– Значит, и правда ты пришел не за моей жизнью? – рассудительно уточнил ир-Салах и заворочался на ложе из верблюжьей кошмы, растянутой на колышках, и нескольких одеял.
– Не за твоей, – покачал головой Халид. – Поверь, я и сам не очень рад, что так получилось. Ну что, выслушаешь мою историю?
– Отчего же не послушать? – невозмутимо откликнулся караван-даш. – Говорят, ночь выпускает на свет потаенные мысли. Ничего, если я сяду?
– Устраивайся, как удобно, уважаемый, – разрешил Халид и прислушался.
Снаружи было по-прежнему тихо, плотные стенки шатра отсекали звуки в обе стороны, и вряд ли кто-то мог слышать его негромкий разговор с караван-дашем. Ну вот и славно. Приятно все-таки иметь дело с опытным неглупым собеседником. Халид вдруг почувствовал странное стеснение в груди, и мысли, до этого стройные и спокойные, понеслись вскачь, как Пери. Зачем он пришел сюда, к совершенно чужому человеку, которому нет никакого дела, что там случилось восемь лет назад в другом караване? Зачем решил ему все рассказать? И что надеется услышать в ответ? Отпущение грехов, как после исповеди в храме? Глупо…
Он не солгал, когда сказал Анвару, что не хочет оправданий за тот старый позор. Но… что-то внутри все-таки толкало его на откровенность. Может быть, желание очиститься… Наверное, именно так змеи сбрасывают старую шкуру – потому что не могут вывернуться наизнанку, изгоняя из собственного тела накопившуюся грязь.
– Я расскажу тебе не свою историю, – промолвил он, позволяя словам свободно течь и понимая, что это не ложь. – Через меня сейчас говорит один юноша, много лет назад погибший в пустыне. Это его звали Халидом ир-Кайсахом, и восемь лет назад он ушел из своего племени, чтобы стать караванным охранником и повидать мир…
Ир-Салах молчал, но Халид чувствовал его внимание. Караван-даш умел слушать, и это было хорошо. Слово за словом Халид нанизывал историю, которую не мог забыть, но и вспоминать старался как можно реже.
– Это было к закату от оазиса Дай-Гупур, где проходит большой караванный путь на ту сторону Великих песков Ур-Магали. Ты, уважаемый ир-Салах, водил там караваны?
– Нет, – уронил караванщик. – Но слышал про эту дорогу много разного. Говорят, она каждый год оставляет себе несколько человек, а раз в дюжину лет там теряется целый караван.
– Может быть, – согласился Халид. – Дорога через Дай-Гупур – старая дорога, у нее есть собственная душа. Тот юноша очень гордился, что его взяли в караван, идущий через Дай-Гупур. И очень старался хорошо делать свою работу…
Он прикрыл глаза, и воспоминания нахлынули запахами, звуками, красками и прикосновениями. Бесконечный жар днем и холод ночью, барханы до края мира и дрожащий над ними воздух, ткущий прекрасные и жуткие миражи… Ядовитые твари в песке, от которых даже круг из волосяной веревки не помогал, потому что они подкапывались под нее и вылезали внутри. Змеи, чье насмешливое шипение провожало людей, стоило слезть с верблюда… Соль на коже, темнота в глазах… Ох, дорога на Дай-Гупур не любит слабых. Ничуть не странно, что Масул в конце концов там и остался, а Анвар поменял караван.
– Ему еще не было двадцати, – негромко продолжил Халид, справившись с собственной памятью. – И был он наивен и доверчив, как новорожденный верблюжонок. Верил, что караван – семья, где все друг другу братья, готовые защитить и прийти на помощь. Верил, что клятвы чего-то стоят, а мир справедлив… Дурачок он был, этот ир-Кайсах, но славный. Притом неплохо владел арканом и саблей. Когда на их караван налетели разбойники, он сражался не хуже прочих. Сам знаешь, уважаемый, что взято с бою – то свято. Этому парню случайно достался в драке сам предводитель разбойников. Правда, уже раненый, но кто нанес последний удар, того и добыча, а добыча оказалась богатой – целая горсть золотых перстней и серьга с рубином – такую и высокорожденный носить не постеснялся бы.
…Кроваво-алый рубин на солнце горел изнутри, словно был полон пламени. Шемзи похлопал Халида по плечу и громогласно заявил, что новичкам везет, но за такую удачу надо бы проставиться, как только они доберутся до харчевни. Этакая вещь! Продать – и дом купить можно! А еще же есть золотишко… И Анвар с Масулом, друзья-халисунцы, подхватили шутливые похвалы крепкой руке Халида и его сабле. А сабля, помнится, была совсем простая, ничего даже близкого к Ласточке. Ну какую саблю может купить мальчишка, только недавно ставший джандаром?..
– Когда караван миновал оазис Дай-Гупур, эти четверо уже стали лучшими друзьями, – холодно усмехнулся Халид. – Шемзи, правда, порой глядел как-то странно и даже шутил пару раз некрасиво, не так, как одному мужчине прилично шутить с другим, но… шутки в караване бывают солеными, не обижаться же на них. А потом однажды их послали узнать, не пересох ли старый колодец, и стоит ли к нему сворачивать или лучше идти прежней дорогой к новому? Поручение заняло весь день, и возвращались эти четверо ночью. Шемзи с Анваром болтали, как обычно, Масул молчал, а молодой ир-Кайсах думал, что в городе продаст пару перстней и пошлет подарки своей семье. Сам, конечно, ни за что не вернется, пока не станет истинным Соколом каравана, а вот подарки станет посылать часто, пусть родные знают, что у него все хорошо и он о них не забыл. И так задумался, что же купить и где найти достойных людей, чтобы передали гостинцы, что очнулся уже связанным и с больной от удара головой. А друзья, которые клялись в верности, сидели рядом на песке и делили его золото.
…За серьгу споров было больше всего. Каждому из троих приглянулась именно она, и Халид, изнывая от бессильной ярости, молился всем богам разом, чтобы эти шакалы перерезали друг друга. Но шакалы отлично знали, что сильны они только стаей. Поэтому серьгу разыграли в кости, и досталась она Масулу. Анвар, особо не расстроившись, перебрал перстни и взял на свою долю те, что поярче, а Шемзи… Шемзи окинул лежащего на песке Халида сальным взглядом и сказал, расстегивая пряжку поясного ремня, чтобы Анвар с Масулом седлали коней, а он немного задержится. Хочет посмотреть, правда ли пустынные парни такие же сладкие, как их девки… Халид ушам своим не поверил, и если раньше его мутило от головной боли, теперь появилась причина куда гнуснее…
Он замолчал, словно захлебнувшись холодным ночным воздухом, не в силах продолжать. Не получалось рассказать ир-Салаху, как это было стыдно и жутко. А ведь Шемзи только и успел, что содрать с него, якобы беспамятного, штаны.
…Ублюдок бормотал похабные слова, и казалось, что они источают вонь, от которой Халид задыхался. А может, это пахло от самого Шемзи? Он влепил Халиду пару пощечин, чтобы привести в чувство, но какое-то глубинное чутье подсказало притворяться до последнего. И Халид терпел, пока его лапали, как девчонку, торопливо хватали за плечи, бока и ноги, переворачивали на спину, чтобы… Его выворачивало от омерзения, но пришлось делать вид, что удар оказался слишком сильным. Повезло – Шемзи не хотел развлекаться с бесчувственной жертвой и старательно пытался его разбудить. Из его бормотанья Халид понял, что ублюдок давно положил глаз на молодого ладного парня, а теперь уж точно какая разница, все равно добивать потом.