на. Славное местечко! Сюда бы наведаться ради удовольствия, не ожидая никакой пакости! До чего жаль, что линии вероятности сходятся именно в Нистале…
Вдоволь налюбовавшись, Раэн тронул поводья, и лошадка, весело потряхивая головой и уже предвкушая отдых, заторопилась вниз по тропе.
Вблизи долина оказалась еще приятнее на вид. Копыта звонко цокали сначала по засыпанной мелким галечником дороге, потом по булыжной мостовой, что сделала бы честь иному городу. Вокруг то и дело белели стенами аккуратные домики, окруженные садами и огородами. А вскоре дорога вывела его на площадь, без которой, понятное дело, не может обойтись ни одно уважающее себя поселение.
Проезжая под аркой, указывающей путнику на сердце Нисталя, Раэн не удержался и потрогал известняк, украшенный искусно вырезанным орнаментом. В сумерках камень будто светился ровным жемчужным сиянием. Лошадь миновала высокий просмоленный столб на середине площади и безошибочно направилась к приземистому строению чуть в стороне, откуда тянуло запахами дыма, еды и конюшни. Раэн спрыгнул на мощенный тем же известняком двор и бросил повод выскочившему мальчишке.
Ну, вот он и в Нистале! Завтра найдет старейшин и попросит разрешения на время поселиться в долине. Кто же откажет целителю, приехавшему для сбора редких корней и древесных грибов? Даже если здесь имеются собственные лекари, лишних, как известно, не бывает. Нужно только снять уединенный домик, чтобы переждать первый приступ любопытства к чужаку и потом жить спокойно, не отвлекаясь на назойливых соседей. Нет, ну до чего все-таки обидно, что неумолимые линии судьбы указали ему дорогу именно сюда…
* * *
– Виданное ли дело держать такую зверюгу в доме? – негромко, но очень выразительно страдала Иргана, стоя на коленях у кровати. – Да еще в спальне, да на ковре халисунском! У-у-у, шерсти-то, как от медведя! Говорят, на самом далеком севере живут такие медведи, белые, словно молоко! Хорошо, что госпоже такого никто не подарил!
– Тебе-то что переживать? – буркнула Мирна. – Через три дня выйдешь замуж, и больше пачкать руки не придется. Богатый муж тебе служанок наймет, будешь им только пальчиком указывать. Одна ковер почистит, вторая кофе с пахлавой подаст, а третья с опахалом встанет.
– А тебе завидно, да?! – Иргана выпрямилась, уперев руки в бока, и тут же покраснела, встретившись взглядом со стоящей в дверях Наргис. – Ой, простите, госпожа!
– Иргана, разве я не сказала тетушке Навадари, чтобы тебе не давали домашней работы? – нахмурилась Наргис. – Не хватало еще, чтобы ты ушла в дом мужа усталой и истомленной. Невеста должна радовать глаз и сердце всякого, кто на нее посмотрит. А ты что делаешь?
– Да я только ковер почистить! – затараторила Иргана, быстро сложив руки перед собой. – Шерсти-то, шерсти сколько! Это ж никакого ковра надолго не хватит! Зверь ваш его лапами истопчет, когтями порвет, а шерстью так покроет – узора видно не будет!
– Вот в своем доме и будешь коврами распоряжаться! – отрезала Мирна. – Дай сюда, я сама! – Она ловко выхватила у Ирганы из рук щетку и фыркнула: – Час уже ползаешь, а толку никакого. Точно тебе в купеческие жены надо, руками-то совсем работать разучилась.
– Мирна! – взвизгнула Иргана, заливаясь краской еще сильнее.
– Прекратите, – устало вздохнула Наргис, проходя в комнату, и обе служанки замерли, как мыши, увидевшие кошку, следя за ней круглыми глазами. – Иргана, сходи к тетушке Навадари и скажи, что я прошу список того, что выделено тебе в приданое. Возьмешь его и возвращайся сюда. Мирна… – Она запнулась, глядя на ковер, действительно лишившийся обычной свежести. – Вот что, скажи это вынести. А сюда пусть принесут гладкий коврик, с него шерсть легче убирать.
– А может, лучше уберем собаку? – жалобно спросила Мирна. – Госпожа Наргис, он такой огромный и мохнатый, все равно придется каждый день чистить.
– Значит, будешь чистить, – непреклонно сказала Наргис. – Возьмешь в помощь еще одну служанку, а понадобится – двух. Но Барс останется здесь. Мне так спокойнее спится.
В этом она не лукавила. С тех пор, как подарок целителя Раэна поселился у нее в спальне, Наргис перестал мучить постоянный страх, что она снова проснется в объятиях Джареддина. Пусть пес и не сможет ее защитить, но хотя бы предупредит о появлении чужака, в этом Наргис не сомневалась. О том, что будет, если Барс кинется на чародея, она старалась не думать. Может, было бы правильнее не рисковать жизнью мохнатого стража, однако Наргис малодушно утешала себя, что Джареддин не станет ронять свое достоинство, причиняя вред собаке. Ведь не станет же? А если что, она сумеет сдержать Барса, ведь пес понимает любые команды и слушается их, как вышколенный охранник.
– Как скажете, госпожа, – вздохнула Мирна и посмотрела вслед Иргане с неожиданной неприязнью. – Честное слово, я ее работать не заставляла. Эта дуреха с утра сама не своя, то помогать кидается, то хвастается, как хорошо жить станет, то плачет, то смеется. А чего теперь плакать, сама свою судьбу выбрала. Эх, жалко…
– Кого? – не поняла Наргис. – Иргану?
– Да нет же, светлейшая! Маруди! – Мирна потупилась и попыталась тоже проскользнуть мимо Наргис, но была остановлена.
– Тебе-то с чего Маруди жалеть? – снова нахмурилась Наргис, присаживаясь на кровать. – Мирна, говори прямо, он тебе нравится?
Служанка вздохнула и, не поднимая взгляда, ухитрилась уставиться мимо Наргис куда-то в сад.
– Разве такой парень может не понравиться? – спросила она тоскливо. – Дурочка Иргана! Польстилась на золото, шали шелковые да сад с прудом. Вы, госпожа, не подумайте лишнего! – Она испуганно посмотрела на Наргис. – Я в Маруди не влюблена! Еще чего! А просто жалко его. На глазах сохнет, все клянет себя, что раньше с Ирганой не поговорил. Хотел как лучше и достойнее, а вышло вон как. Все деньги копил, а теперь и деньги есть, и чин немалый, да зачем ему это все? А ушел бы со службы годом раньше, купил на сбереженные деньги товаров да повел караван в Халисун или Джайпур – так вернулся бы с прибылью один к трем, не меньше! Тогда и на лавку хватило бы, и Иргана была бы его!
– Это он так говорит?
Наргис покачала ногой в шелковой туфельке, сосредоточенно следя за позолоченным носком. Ах, как нехорошо. Глупышка Иргана, сама того не желая, может натворить дел. Если Маруди кинется добывать деньги, чтобы исправить то, что уже почти случилось, это может привести его на скользкую дорогу. Быстрые деньги требуют либо великого ума, либо грязных рук и даются обычно кровью или бесчестьем.
– Вы, госпожа, не слушайте мою болтовню! – спохватилась Мирна. – Маруди ничего такого не говорил! Это я слышала, как стражники болтали!
– И кто из них об этом болтал? – спокойно поинтересовалась Наргис, но у девчонки виновато заметался взгляд.
– Ой, светлейшая, а я и не припомню, – промямлила она. – Темно было во дворе, я просто мимо шла, а они говорили, вот я случайно и услышала. Простите дуру языкатую! Это не Маруди, правда-правда!
– Смотри, язык от вранья почернеет, – усмехнулась Наргис. – Не бойся, Маруди я не накажу. Но если он и правда думает уехать, мне об этом нужно знать, чтобы вовремя с ним поговорить. Не дело это – срываться с достойного места. А чтобы торговлей заработать, нужно не только саблей уметь махать. Люди этому с детства учатся, да не у всех получается. Куда Маруди торговать, у него язык не повернется ни свой товар похвалить, ни на чужой цену сбить.
– Ваша правда, госпожа, вот и я ему так сказала… Ой!
Мирна зажала себе рот руками, глядя на Наргис с нешуточным испугом.
– Сходи принеси лимонного шербета, – вздохнула Наргис. – И ничего не говори Маруди, я сама найду время с ним побеседовать.
– Да, госпожа… – пролепетала служанка и выскочила из комнаты.
«Вот почему так неудобно устроен мир? – грустно подумала Наргис. – Если верная и старательная, то непременно дурочка, а если умник, то хитрый и зачастую подлый. Нет, бывает, что ум сочетается с верностью, да только такие люди дороже золота. Отец умел их находить, но с его смертью многое в доме ир-Даудов изменилось. Те, кто помогал визирю в придворных делах, нашли новых покровителей, остались лишь те, кто служил в самом доме, а их всегда было немного, потому что отец выбирал тщательно и придирчиво».
Джандар Маруди ир-Бехназ один из этих немногих, но что Наргис делать, если он покинет их? Конечно, дядюшка пришлет нового джандара, а пока кто-то из людей Маруди заменит его, но… Она поняла, что боится перемен, цепляясь за видимость того, что в доме ир-Даудов все по-прежнему.
Однако привычный и любимый мир оказался подобен драгоценной чинской вазе с тонкой росписью. Смерть отца, матушки и брата разбила эту вазу, однако осколки на время замерли, не рассыпавшись сразу, и Наргис позволила себе поверить, что вазу можно удержать и склеить. А теперь что-то случилось – и расколотый мир посыпался мельчайшими частицами, что разлетелись во все стороны, потерялись, а то и вовсе оказались не от этой вазы.
И она сидела над ними, не в силах собрать обратно, сложить правильно. И, главное, понимая, что это бесполезно и глупо. Даже разбитая и склеенная ваза уже не будет прежней, а уж целый мир?
Что бы сказал на это отец?
«Ваза разбилась? – услышала она как наяву глубокий низкий голос Солнечного визиря Бехрама, ее любимого батюшки. – Это неприятно. Но такова участь всех вещей в нашем мире, рано или поздно их срок заканчивается. Ты всегда можешь поставить цветы в новую, такую же красивую или даже лучше. Мир должен меняться, дитя мое, иначе он умрет. Люди приходят и уходят, а они куда ценнее вещей, вот именно людьми и следует дорожить. Не отпускай тех, кто тебе нужен, если можешь не отпустить. Но не держи тех, кто не дорожит тобой. И помни, всегда будут те, кого ты удержать не сможешь, но они останутся с тобой сами, по своей воле. Мир состоит из возможностей и вероятностей, дитя мое. Выбирай их, как выбираешь путь по опасному месту, и не забывай смотреть по сторонам. Потому что мир, созданный для нас богами, прекрасен настолько же, насколько опасен. Упустить из виду опасность – неосторожно, а не успеть увидеть красоту – печально. И никогда, слышишь, никогда не горюй о вещах. Это меньшая из возможных потерь».