Расследование. Фаза 3
Труп прикрыли простыней – но в машину отчего-то пока не грузили.
– Вы знали его? – прогнусавил лейтенант полиции. Он страдал жестоким насморком, и наверняка был вытащен из дома на службу лишь ввиду нынешней чрезвычайной ситуации.
Кеннеди замялся. И сказал правду:
– Знал лишь под рабочим псевдонимом.
Он действительно так и не узнал настоящего имени Твистера. Возможно, теперь и не узнает. Судя по всему, тот использовал псевдоним старый, а не придуманный в день, когда появилась на свет подгруппа «Дельта». На визитной карточке, врученной Кеннеди, было вытеснено – золотом, наискосок, стилизуясь под торопливый почерк – одно слово: ТВИСТЕР. И стоял номер спутникового телефона.
– Понятно, – сказал лейтенант, явно ничего не понявший. – Похоже, какая-то шишка, хоть на вид и не скажешь… В Вашингтоне всполошились, сюда уже летит спецбригада… Вы их дождетесь?
Кеннеди покачал головой.
– Едва ли… Очень много дел.
– Понятно, – вновь сказал лейтенант и шумно высморкался. – Наверное, не до сна и отдыха, когда такое творится? Да и у нас работки прибавилось. Кое-кто решил, что теперь можно всё… За сутки – половина среднемесячной нормы умышленных убийств. Кражи со взломом едва успеваем регистрировать – люди валом валят на юг, подальше от канадской границы, дома стоят пустые… За ночь на моем участке – тридцать семь взломов… Не повезло вашему коллеге. Напоролся…
Кеннеди сочувственно покивал.
Элис уже улетела – как и планировала, в Мэриленд. Кеннеди застрял в аэропорту Милуоки – с гражданскими рейсами творилась жуткая неразбериха. Два часа безуспешно прождав вылета, раз за разом откладывающегося, и в конце концов услышав об отмене всех рейсов до утра, он отправился в аэропортовскую гостиницу, где и провел остаток ночи. На рассвете Кеннеди наконец понял, что так зацепило его в рассказе Твистера, – и немедленно набрал указанный на визитной карточке номер. Ответил не Твистер, и даже не рядовой детектив, а этот вот самый лейтенант[14]…
Твистер убили ударом ножа точно в сердце – расчетливым и профессиональным ударом. Но оставшееся в ране оружие – нож явно кухонного вида – скорее наводило на мысль об удачно попавшем дилетанте. Бумажник и часы у трупа отсутствовали.
– Что обнаружилось в карманах? – спросил Кеннеди.
– Обычные мелочи – ключи, водительские права, расческа, зажигалка, упаковка презервативов, швейцарский ножик. Сигарет не было… Да, еще сушеная заячья лапка.
– Электронной записной книжки или компьютера-«наладонника» не нашли?
– Нет. Не оказалось даже обычной бумажной записной книжки или блокнота.
Значить это могло что угодно. Электронная игрушка Твистера стоила куда дороже, чем заячья лапка или швейцарский ножик. Ее вполне мог изъять несознательный гражданин США, решивший в смутное время пополнить семейный бюджет, подстерегая с ножом прохожих на безлюдных и неосвещенных улицах. Мог взять профессионал, охотящийся единственно за содержимым «наладонника». Или, для отвода глаз, – профессионал, имевший задачу лишь устранить Твистера.
– А вот такую штучку не нашли? – Кеннеди продемонстрировал полицейскому прицепленную к связке ключей на манер брелка прямоугольную пластинку, похожую на те, что крепятся к ключам в дешевых мотелях.
– Такой точно не было, – ответил полицейский и чихнул.
Пропуск Твистера на командный пункт ВВС – при этом совсем не похожий на пропуск – исчез.
Разговор проходил по обычной, незащищенной телефонной линии, – и поэтому собеседникам приходилось обмениваться намеками и недосказанностями.
– Про нашего жулика я все уже знаю, – сказал Рональд.
«Кто бы сомневался», – подумал Кеннеди, и спросил:
– Ночь прошла спокойно?
– Относительно. Самого главного так и не произошло, но… В общем, соколы Молчаливого Пола закогтили кое-какую дичь… Не ту, что поджидали. Воробья вместо стервятника.
– То есть?
– Информация пошла в СМИ – представленная как величайшая победа сил ПВО, стоящих на страже демократии, прогресса и общечеловеческих ценностей… Через час-полтора вы все узнаете. Или – приезжайте к нам, обсудим подробности. Но предупреждаю – к главной задаче «Дельты» они отношения не имеют.
– Не получится. Через час мы с Элис выезжаем в Вашингтон, – солгал Кеннеди, внимательно прислушиваясь к реакции Рональда.
Тот ничем себя не выдал.
– Удачи! И будьте поосторожней. Помните о нашем невезучем парне… Приглядывайте за спиной друг другу. Выезжаете – в смысле, на машине?
– В аэропорту творится черт знает что, – сообщил Кеннеди чистую правду.
– Да, похоже, в ближайшее время гражданские рейсы будут летать над Штатами только днем. А путь-то неблизкий… Может, пристроить вас на военный борт?
– Спасибо, доберемся. Есть кое-какие дела по дороге…
Вопреки сказанному, Кеннеди выехал не через час. Почти сразу – как только избавился от «скаута» и оформил прокат на другую машину. И – отнюдь не в Вашингтон. Гораздо ближе. В Мэдисон, столицу штата Висконсин.
Дежурил по местному отделению ФБР Джефри Ресник – старый знакомец Кеннеди. А больше в неприметном особнячке на Индепенденс-роуд почти никого и не было. У входа подремывал охранник – судя по измотанному виду, вторую смену подряд, субтильная мисс в очках отвечала на непрерывные звонки, из-за какой-то двери доносился бойкий перестук клавиш компьютера – и всё.
– Все в разгоне, – объяснил Джефри. – Сижу один с двумя девицами. Того и гляди их тоже рекрутируют. А тебя, кстати, объявили в розыск – в наш, внутренний. Ты не знал?
Кеннеди удивленно покачал головой.
– Истерлинг вчера вечером приехал забрать тебя из госпиталя, и… – Ресник осекся, удивленно глядя на хохочущего Кеннеди.
– Представляю его реакцию, когда он откинул покрывало на моей койке!
Через минуту, узнав подробности, Ресник присоединился к веселью.
Хотя, по большому счету, поводов для смеха не было. По дороге – она затянулась почти на три часа из-за пробок и полицейских кордонов – Кеннеди неоднократно пытался связаться с Истерлингом. Безрезультатно. А теперь вот выяснилось, что Истерлинг где-то здесь, поблизости, в Мичигане или Висконсине – и безуспешно ищет Кеннеди. Неясно, правда, кто объявил агента во внутренний розыск. С тем же успехом это мог сделать и Каунтер…
– Может, объявишься пред светлыми очами начальства? – спросил Джефри без особого нажима.
– Подожду день-другой, – сказал Кеннеди. – Хочу проработать до конца одну линию.
– Тогда хоть справкой обзаведись – о последствиях контузии. Дескать, в первую неделю после травмы обнаружились кратковременные выпадения сознания, постепенно сошедшие на нет…
Кеннеди кивнул, а затем поинтересовался подробностями одержанной ПВО великой победы – из услышанных в пути сообщений можно было уяснить одно: сбитый зенитчиками самолет никак не мог иметь отношения к трем предыдущим бомбежкам.
– Два придурка в Айдахо решили под шумок свести старые счеты, – объяснил Ресник. – Загрузили в двухмоторную «Чессну» пятидесятигаллоновую бочку из-под бензина, набитую взрывчаткой и гвоздями, – и отправились бомбить автостоянку, принадлежавшую конкуренту. Взлетели с частной взлетной полосы, наплевав на запрет ночных полетов, полетели низко, впритирочку к земле. Что самое интересное, могли ведь и преуспеть. Но напоролись на броневик «Коммандо», принадлежащий национальной гвардии – Эмнуэльсон, похоже, выгнал на ночное дежурство всё, способное хоть как-то стрелять вверх. Ну, гвардейцы и рады стараться – изрешетили самолетик из 20-миллиметрового «Эрликона». Загорелся, совершил вынужденную посадку, весьма жесткую… Что с пилотами – не знаю. Вроде живы. Не удивлюсь, если их сейчас прессуют вполне всерьез: расскажите, мол, как разбомбили Гамильтонвилль и Ластинг… Так что хотелось бы верить: настоящие бомбежки закончилось. Но отчего-то не верится. Куда вероятней, что мы получили однодневную передышку по причине технического тайм-аута.
– Понятно, – сказал Кеннеди. – У меня маленькая просьба – хочу поработать с нашими базами данных. По твоему допуску, мой Каунтер временно заблокировал. Это реально?
Ресник внимательно посмотрел на него и произнес очень серьезно:
– Если бы я не знал тебя много лет, Макс, то сказал бы: «Конечно!», потом провел в комнату без окон, попросил пару минут подождать – запер и позвонил бы Каунтеру. Но я всего лишь спрошу: ты уверен в том, что сейчас делаешь?
Кеннеди ответил честно:
– Нет. Но кто-то очень заинтересован направить меня по другому пути. Кто-то старательно шуршит кустами со всех сторон – кроме одной, нужной. И поневоле закрадывается подозрение: а отчего это там так тихо?
– Хорошо. Пойдем, познакомлю тебя с одной девушкой.
Комната оказалась действительно без окон – и именно из-за этой двери Кеннеди слышал лихое шлепание по клавишам. Девушка же оказалась невысокой и полногрудой афро-американкой лет двадцати с небольшим. Волосы ее выглядели наглядной демонстрацией достижений современной косметологии и парикмахерского искусства – старательно распрямленные, обработанные какой-то химией, не дающей вернуться в природно-курчавый вид, да еще и окрашенные в рыжий цвет. Кеннеди подумал было, что это искусно сделанный парик, совершенно дисгармонирующий с чертами и цветом лица. Но черные корни волос убедили в обратном.
Ресник представил их друг другу с улыбкой, значение которой Кеннеди поначалу не понял:
– Джиллиан – специальный агент Макс Кеннеди.
Глаза рыжей негритянки вспыхнули двумя прожекторами в ночи.
– О-о-о, мистер Кеннеди!!! – возопила она, точно правоверная вудуистка, узревшая снисхождение Ориша Шанго с небес. – Я ваша давняя поклонница, вас и мисс Блэкмор! Проведенные вами расследования – это просто, это просто… – Она захлебнулась восторгом, не находя слов.
Вот даже как. Цвет волос это отчасти объясняло. Но не более того. Отчеты по раскрытым их тандемом преступлениям в прессу и на телевидение не передавались. Каким таким образом девушка из вспомогательного персонала провинциального отделения ФБР смогла стать ярой поклонницей Кеннеди и Элис?
Ресник довольно улыбнулся и сказал:
– Джилли не имеет равных в работе с компьютерными сетями. Как с нашими служебными, так и с чужими. Однажды она случайно натолкнулась на архив с вашими подвигами, ну и…
«Твистер номер два, – подумал Кеннеди. – Интересно, есть ли еще в Штатах хоть один более-менее приличный хакер, не вычисленный и не поставленный на службу государству или частной корпорации?» Он подозревал, что вольными стрелками ныне остались лишь самые бездарные компьютерные взломщики, либо только начинающие осваивать сие нелегкое искусство.
– Мистеру Кеннеди нужна твоя помощь, – сказал Ресник, повергнув Джиллиан в еще больший экстаз.
«В жизни бы не променял свою паршивую работу на жизнь какой-нибудь звезды эстрады или экрана», – тоскливо подумал Кеннеди…
Через полтора часа стало ясно: в архивах ФБР можно раскопать сведения о восстаниях Сидящего Быка и Джеронимо, о малоизвестных подробностях последних индейских войн, о подлинных причинах захвата индейцами Алькатраса… Некоторые факты показались Кеннеди удивительными – например, он и понятия не имел, что последние более-менее крупные отряды продолжающих сопротивление индейцев были уничтожены в США уже в двадцатом веке, под шумок Первой Мировой войны – с использованием аэропланов, пулеметов и удушающих газов. В Канаде же стычки Королевской конной полиции с индейцами продолжались еще и во времена Второй Мировой…
Хватало здесь материалов и про современных квази-индейцев вполне европеоидного происхождения. Однако – ни единого упоминания об алгонкинах-либерейторах не нашлось. Равно как и об их вожде и вдохновителе – человеке, скрывавшемся под псевдонимом Легин-Са-Ок. Расстроенная Джилли уверяла, что данные изъяты совсем недавно – и клятвенно обещала не спать и не есть, пока не раскопает, куда перекачаны искомые файлы…
– Не стоит, – сказал Кеннеди. – Счет времени идет на часы, очень скоро эта информация потеряет свою цену. Давайте попробуем посмотреть другое. Данные о потерях наших самолетов во Второй Мировой войне…
…Спустя еще час Кеннеди покинул и неприметный фэбеэровский особнячок, и вообще Мэдисон. Ехал он в место, с которым расстался двое с лишним суток назад – и был уверен, что появится там не скоро. Может быть, никогда.
Кеннеди спешил на озеро Трэйклейн.
Курортный городок казался вымершим. Пустые пляжи, пустые столики под навесами летних кафе. И – в Мэдисоне и Милуоки такого не наблюдалось – Кеннеди снова увидел окна, крест-накрест заклеенные широкими белыми полосами. Это было правильно, это было хорошо, что тут нашелся кто-то, вспомнивший старый немудреный способ, – большинство раненых в Гамильтонвилле и Ластинге пострадали именно от осколков вылетающих стекол. И все равно – Кеннеди стало не по себе. Эти окна, напоминающие о военных фильмах, произвели на него куда более сильное впечатление, чем сводки о погибших и раненых…
Шериф Кайзерманн находился в своем офисе – мрачный, как грозовая туча.
– Понимаешь, Руди, – говорил ему Кеннеди немного погодя, – я никак не мог понять, что меня зацепило здесь, на Трэйклейне, – что-то относящееся к нынешним событиям. Сидела какая-то заноза в памяти… Сегодня – вспомнил. Когда мы с Элис уже улетали, я увидел сверху, с борта вертолета, интересную картину – тогда совсем не показавшуюся важной. Увидел и благополучно забыл.
– Какую же?
– Взлетающий самолет.
– Боевой? С подвешенными бомбами?
– Да нет, обычный – может, транспортник на десяток пассажиров, может грузовой – тоже небольшой…
– Тогда неудивительно, что ты про это забыл, – хмыкнул Кайзерманн. – Зрелище не самое редкое, особенно в окрестностях какого-нибудь аэропорта.
– В том-то и дело, что никакого аэропорта там не должно быть – судя по карте. Полное впечатление, что самолет взлетел прямо из леса. Но не это главное. Почти там же – на две-три мили ближе к нам, к вертолету, – я видел несколько конусообразных шатров весьма характерного вида. Если это были не вигвамы – то Голливуд безбожно обманывал нас насчет их внешнего вида. Никаких резерваций ведь поблизости нет?
– Нет… Но почему ты вдруг сделал стойку на эти вигвамы?
– Ах, да… Ты же не знаешь, – спохватился Кеннеди. – В прессе ничего про заявление «либерейторов» так ведь и не появилось…
И он коротко рассказал шерифу о «Лиге освобождения алгонкинов».
– Покажи на карте, где ты видел эти вигвамы, – предложил Кайзерманн.
Кеннеди показал.
– Понятно… Про «Лигу…» я не слышал, но знаю, что те места – около восьмидесяти квадратных миль – на теплые месяцы, с мая по октябрь, переходят во временное владение некоего «Союза свободных племен». Частичная аренда… Местные жители прозвали их леса «Индейской территорией» – и не слишком довольны таким соседством. Но вот аэродромов там нет. По крайней мере, до последнего времени о них ничего не было слышно. Жаль, что это за пределами моей юрисдикции, округ Трэйк заканчивается вот здесь… – Палец шерифа провел линию по развернутой карте. – Но если эти парни действительно ответственны за бомбежки или имеют к ним хоть какое-то отношение… Знаешь, Макс, я всегда спал сном младенца и понятия не имел, какой вкус у снотворного. А теперь вот не уснуть. Часами пялюсь в потолок – прислушиваюсь. Доктора говорят: лучший способ избавиться от беспокойства – устранить его причину…
После недолгого раздумья Кайзерманн взял телефонную трубку, набрал номер. Заговорил резко, отрывисто:
– Нордуик! Поднимай людей! Всех, кто свободен от дежурства… Я так понимаю, человек пять-шесть наберешь… Нет, Ширли не надо. Полевой камуфляж, каски, бронежилеты… Помповые ружья. Поедем на моем джипе, где-нибудь раздобудь еще один внедорожник… Где хочешь!!! Да хоть угони со стоянки у «Олд Саймона»! Всё. Через сорок минут всем быть у меня.
– Что собираешься делать? – удивленно спросил Кеннеди.
– Собираюсь грубо нарушить границы своих полномочий… И, вполне возможно, заодно уж нарушить несколько федеральных законов и законов штата. Вплоть до неправомерного применения оружия и допроса третьей степени. Ты со мной?
Кеннеди взглянул за окно. Сквозь жалюзи было хорошо видно, что солнце потихоньку начало клониться к вершинам холмов. Близился вечер. А за ним близилась ночь, неизвестно что приготовившая.
– Ты со мной? – настойчиво повторил шериф.
– Естественно. У меня и справка есть. О кратковременных выпадениях сознания. Последствия контузии в Гамильтонвилле. Так что – Кровавый Шериф и Контуженный Макс вновь выходят на тропу войны! Кстати: ты умеешь снимать скальпы?
В замке зажигания «Лэндкрузера» вместо законного ключа торчало приспособление весьма жульнического вида. Кеннеди, давно на него поглядывающий, наконец не выдержал и спросил:
– Неужели вы действительно угнали машину от «Олд Саймона»?
– Нет, – вздохнул Нордуик. – Из гаража собственного тестя. Надеюсь, удастся потом договориться полюбовно…
Судя по тону старшего помощника шерифа, надежда была весьма слабая. Он добавил:
– Но если вдруг старый хрыч обнаружит какую вмятинку или царапинку… Тогда, пожалуй, единственное, что сможет меня оправдать и спасти – ядерная бомбежка Америки. И то если первая же атомная бомба угодит в дом тестюшки… Обычная от его бронированной лысины отскочит.
Очевидно, это было задумано как шутка, но голос Нордуика звучал слишком мрачно. Кеннеди же при его словах вспомнил, как лежал рядом с Гретхен в сквере у отеля – прижавшись к теплой и упругой (пока еще теплой и все еще упругой) груди трупа… В итоге остаток пути прошел в тягостном молчании. Полицейский на заднем сидении – имени его Кеннеди не знал – тоже за всю дорогу не произнес ни слова.
Нордуик развернулся, попробовал объехать огромную поваленную ель с другой стороны – но уткнулся в слишком крутой откос. Заглушил мотор и сказал, распахивая дверь:
– Всё, «Кэмэл-Трофи» закончено. Дальше пешком. Но тут недалеко – три четверти мили, не более.
Из шерифского джипа вылез Кайзерманн и еще трое полицейских. Камуфляжные костюмы и ружья придавали им вид браконьеров, решивших до открытия сезона поохотиться на оленей. Но бронежилеты и каски, в которые вся компания начала облачаться по приказу шерифа, несколько смазывали впечатление. Представители семейства плотнорогих обычно ответного огня по охотникам не открывают…
Двинулись, растянувшись цепочкой, след в след, – впереди Нордуик, в молодости исходивший с ружьем все окрестные холмы и леса.
– На этой поляне у них дней десять назад проходила какая-то ежегодная тусовка, – вполголоса сказал Кайзерманн, не отрывая от глаз бинокля. – Большинство потом разъехалось, но кое-кто остался…
Кеннеди лежал рядом и внимательно рассматривал стоянку – тоже в бинокль.
Поляна оказалась велика. Ее можно было бы назвать полем, но если этой земли когда-то и касался плуг, то очень много лет назад. Квази-индейцев тут действительно осталось немного. Восемь вигвамов, стоящий поодаль длинное сооружение немалых размеров, напоминающее ангар, – похоже, обшитое древесной корой. И всё. Но, судя по большому количеству чернеющих кострищ и пятен примятой травы, народу на недавнюю индейскую тусовку собралось немало. Вдали виднелись каркасы еще нескольких «ангаров» – кору с них уже сняли. Людей почти не виднелось – лишь возле одного из вигвамов сидели у костра четверо в индейских костюмах – отнюдь не таких ярких и изукрашенных, как то бывает у карнавальных аборигенов…
– Что это? – показал Кеннеди на «ангар». Конечно, стратегический бомбардировщик в подобном сооружении разместить не удастся, но пару авиеток или вертолетов – легко. Или склад горюче-смазочных материалов. Или – изрядное количество бомб-пятисотфунтовок.
– Это такая индейская национальная изба, запамятовал название, – объяснил Кайзерманн. – Большинство племен, кстати, проживали отнюдь не в вигвамах – только самые дикие и нищие, не знавшие даже зачатков земледелия, вынужденные жить охотой и кочевать вслед за стадами животных. Остальные старались возвести что-нибудь покапитальнее. Ирокезские племена, аборигены здешних мест, обитали именно в таких бунгало…
– И нынешние псевдо-ирокезы тоже обдирают деревья? Это же сколько коры надо…
– Они бы ободрали, да кто им даст, – усмехнулся шериф. – Эта «кора» – патентованный синтетический материал. Не возгорающийся, непромокаемый и служащий хорошим теплоизолятором. Возят с собой… А дерево для топлива и каркасов рубят согласно строгим квотам. Так что всё под контролем.
– Кроме этого сарая, ничего подозрительного не видно. Подползем поближе?
– Подползем, – вздохнул Кайзерманн. Его комплекция к ползанию по-пластунски не располагала.
Оставив готовую прикрыть огнем команду полицейских во главе с Нордуиком на опушке, шериф и Кеннеди двинулись вперед, используя как прикрытие отдельно растущие группы кустов. И через десять минут их и сидевших у костра людей разделяло не более полусотни ярдов. Дальше росла лишь трава, не способная укрыть разведчиков.
Но и с близкого расстояния ничего подозрительного рассмотреть не удалось.
– Делать нечего, – прошептал Кайзерманн. – Возвращаемся, окружаем, и берем всех…
– По какому обвинению? – спросил Кеннеди, не слишком вслушиваясь в ответ. Его пристальное внимание привлекла одна из сидящих у костра фигур.
– Что-нибудь придумаем. Можно найти у них марихуану – я прихватил два здоровенных пакета с ней на всякий случай.
– Подожди, Руди… Дай-ка свой бинокль, он помощнее…
Кайзерманн протянул спецагенту чудовищных размеров оптическое устройство, явно купленное на распродаже излишков военно-морского имущества.
Кеннеди приник к окулярам. Наблюдаемая картинка стала гораздо крупнее и четче в деталях. «Ну обернись же!» – мысленно воззвал Кеннеди к сидевшей с краю фигуре в куртке, обшитой длинной бахромой. Фигура словно услышала телепатический призыв – и повернулась, взмахнув рыжими косами, украшенными небольшими перьями и чем-то еще…
Несмотря на покрывавший лицо слой боевой раскраски, сомнений не осталось. Скрестив ноги, у индейского костра сидела Элис. Или ее клонированная сестра-близнец.
– А тебе к лицу индейская одежда, – ехидно сказал Кеннеди. И не менее ехидно добавил: – Вот только макияж несколько вызывающий. Помнится мне, у индейцев лица раскрашивали лишь мужчины-воины…
Насмешкой он пытался скрыть неловкость и досаду. Задуманное эффектное появление не удалось. Спустя буквально несколько секунд после того, как Кеннеди с изумлением опознал Элис, тайному наблюдению отряда Кайзерманна за индейской стоянкой пришел конец. У костра появился пятый персонаж – непонятно откуда вынырнувший юнец. Он сказал что-то на ухо рослому мужчине в шикарном головном уборе из перьев, тот встал, взяв лежащий за спиной лук. И выпустил стрелу в небо – казалось, совершенно неприцельно, в никуда. Но, взлетев по крутой дуге, украшенная серыми перьями стрела вернулась обратно и вонзилась в землю не далее как в полутора футах от залегших в кустах Кеннеди и Кайзерманна. После чего мужчина гаркнул, приложив ладони ко рту рупором:
– Выходите, презренные бледнолицые! Выходите, если не хотите узнать, как остры наши стрелы!
Ему вторила Элис, тоже вскочившая на ноги:
– Кайзерманн, это вы?! Выходите!!
Как выяснилось позже, мальчишка-дозорный успел не только засечь их «скрытно» выдвигавшийся отряд, но и детально обследовать джипы… В общем, неудобно получилось.
Однако сыновья лесов и прерий оказались – несмотря на столь грозное приглашение – достаточно мирными людьми. По крайней мере, осмотреть свой «ангар» позволили без пререканий. Ничего подозрительного не нашлось: ни авиеток, ни вертолетов, ни бомб, ни емкостей с горючим…
Оставалось одно – раздобыть как можно больше информации.
– Серджио Перес, он же Винхаята, он же Легин-Са-Ок, – личность в наших кругах более чем известная, – говорил «давний поклонник» Элис, представившийся как Одинокий Медведь. – Талантлив, нет спору. Свободно говорит на полудюжине индейских наречий, в лесу как бог: возьмет любой след и не даст взять свой, завалит лося одной стрелой и сделает каноэ при помощи лишь ножа… При этом защитил две докторские диссертации, считается крупным специалистом по социологии племен и по истории индейских войн… Но, как говорится, с тараканами в голове. Мягко выражаясь. Диагноз простой: прогрессирующий нарциссизм на фоне мании величия. Спит и видит себя Бонапартом. Все ему не сидится на месте, все выдумывает что-то новое, все ищет свой Тулон…
– Вы имеете в виду «Лигу освобождения алгонкинов»? – спросил Кеннеди напрямую.
– «Либерейторы» – пустышка. Бабочка-однодневка. Возникли и канули в небытие. Сейчас у Серджио другие идеи. Одни достаточно безобидные – назначил сам себя главкомом некоего «Индейского генерального штаба», пишет статьи, разбирая альтернативный ход сражений у Совиного ручья и при Скво-Вайтинге – при котором эти битвы завершаются успехом краснокожих. Другие начинания – на мой взгляд – не столь безобидные.
– Например? – насторожился Кеннеди.
– Например, его проект «индиан-туров». Нет, я не против, когда к нам приезжают действительно увлеченные этим делом люди, такие же, как и мы, – из Канады, Мексики, из Европы и даже из России… Мы всегда рады их принять. Как говорится: у большого костра всем места хватит. Но делать из этого коммерцию, тащить сюда со всего света богатых придурков, желающих лишь забить косячок под тотемом да потрахаться в вигваме… На Совете племен я был против. Но Серджио всех заболтал…
При словах «забить косячок» Кайзерманн подозрительно потянул носом воздух. Он готов был поклясться, что отнюдь не табак тлеет в длинной, украшенной перьями трубке, которую сейчас старательно раскуривал один из «краснокожих».
Одинокий Медведь продолжал:
– Одного у Переса не отнимешь – энергии у него хватит на десятерых. Воплощение проекта уже началось. И первая группа – кто бы вы подумали? Арабы! Богатые арабы из Эмиратов! Да какое они вообще имеют отношение к индейской культуре?!
«Да уж, – подумал Кеннеди, – мы с носителями индейской культуры контактировали куда активнее и плотнее – почти до полного их исчезновения. А теперь такие вот Одинокие Медведи рядятся в перья и играют в жизнь уничтоженных их прадедами людей… Пусть уж будут арабы, те хоть ни в чем перед индейцами не виноваты».
– Расскажи про аэродром, – негромко попросила Элис.
– Тоже придумка Переса, – поморщился Медведь. – Милях в трех с небольшим отсюда находится старая бетонка. Не знаю, кто и зачем ее проложил, но восемь лет назад, когда здесь возникла «Индейская территория», дорога была уже заброшена, – хотя и оставалась в неплохом состоянии. Стараниями нашего Серджио полторы мили бетонки подремонтировали, расширили – и превратили во взлетно-посадочную полосу. Зачем, спрашивается? По его версии – срочно эвакуировать заболевших и получивших травмы, быстро и без проблем доставлять кое-какие припасы… Наши предки прекрасно обходились без каких-либо самолетов, даже без телег, используя лишь волокуши, и… – Тут Одинокий Медведь увидел столь явное изумление на лицах Кеннеди и Кайзерманна, что сбился с мысли и вынужден был пояснить:
– Я имею в виду предков по духу, не по крови. Хотя я усыновлен племенем могавков.
– Когда начал функционировать этот лесной аэродром? – быстро спросил Кеннеди.
– Чуть больше года назад.
– Сертификацию в Федеральной комиссии по воздушным перевозкам он проходил?
– Не знаю. Едва ли… Серджио не собирался принимать здесь рейсовые лайнеры. Никто из чужих об аэродроме не знает. И вы бы не узнали, не будь вы другом Рыжей Куницы.
Кеннеди обменялся взглядами с Кайзерманном и Элис. Это был след. Горячий след, чуть не обжигающий. Объяснения Переса насчет подвоза припасов и эвакуации тяжелобольных – полный бред. Вполне достаточно лесной поляны, способной принять вертолет. Можно было бы подумать о контрабандном канале в недалекую Канаду – любителей погреть руки на беспошлинных сигаретах и виски всегда хватает. Хотя тогда стоило бы затевать строительство ближе к границе. Но самое-то главное – взлетно-посадочная полоса длиной в полторы мили! Что же за самолеты собрался тут принимать и отправлять Серджио Перес? Стратегические бомбардировщики?!
Медведь продолжал свои сетования:
– Какие тут были леса… Никого чужих. А теперь пожалуйста – через этот аэродром пойдут косяком закупившие «индиан-тур» иностранцы… Всё, пропало заповедное местечко…
Кеннеди спросил:
– Когда прибывают арабы?
– Они уже прибыли. Четыре дня назад. Не то десять, не то двенадцать человек.
– Ты ничего мне про это не говорил! – возмутилась Элис.
– Черт побери… – растерянно протянул Кеннеди.
– Himmelherrgott!! – высказал свое мнение Кайзерманн. Подумал и добавил: – Scweinmuttergottes!
«Неужели Молчаливый Пол угодил в десятку? – лихорадочно думал Кеннеди. – А почему бы и нет? Даже стоящие часы дважды в сутки показывают точное время, даже клинический идиот может высказать правильную догадку…»
Собственно, версию об арабских террористах они не приняли всерьез именно потому, что она прозвучала в устах Эмнуэльсона. Да еще потому, что на арабов последнее время сваливали все неприятности Америки – достаточно вспомнить истерию с возбудителем сибирской язвы в почтовых конвертах. Там все объяснилось куда проще – конверты с порошком рассылал уволенный со службы сотрудник центра вирусологии, принадлежавшего армии США…
Кеннеди встал. Посмотрел на часы. Посмотрел на солнце – садящееся, проглядывающее уже сквозь кроны деревьев. Сказал Кайзерманну и Элис:
– Три с лишним мили по лесу – часа полтора, а то и больше. Если они готовятся к ночному вылету – есть шанс прихватить с поличным. Но выходить надо немедленно. И стоит подумать о подкреплении. Боюсь, эти двенадцать туристов не совсем туристы… Шериф, где ваша рация?
– В машине, Der Teufel, – доложил Кайзерманн. – Только у нас не ФБР, и моя рация действует лишь в Трэйк-Бич и окрестностях. А дальняя связь – при необходимости – идет через ретранслятор на крыше «Олд Саймона». Проще говоря, отсюда нас никто не услышит.
– Scweinmuttergottes, – констатировал Кеннеди, взглянув на мобильный телефон. Его «моторола» в этом лесу годилась лишь для того, чтобы сыграть в «тетрис» – и не более того.
После короткой проверки выяснилось, что мобильники, подключенные к другим операторам сотовой связи, тоже оказались вне зоны приема.
– Как вы связываетесь с кем-либо при нужде? – спросил Кеннеди у Одинокого Медведя.
– Зажигаем сигнальный костер, – ответил тот с долей издевки. – Или посылаем гонца. Привыкайте, привыкайте… Не всегда в жизни можно достать из кармана мобильник и спокойно ждать, пока служба спасения поменяет вам подгузники. Наши предки…
Кеннеди резко перебил его:
– Покажете дорогу к аэродрому? Или вы тоже выступаете за бомбежки бледнолицых собак до тех пор, пока остатки их не уберутся за Соленую Воду?
Медведь ответил после паузы, медленно и торжественно:
– Я, сахем Одинокий Медведь, живу в мире, где бомб нет. Не придуманы. Когда рушились и горели ваши Вавилонские башни – я смеялся. Потому что дым от сожженных за триста лет индейских жилищ куда гуще. Когда вы сходили с ума от страха перед белым порошком в конвертах – я смеялся. Потому что вы первыми придумали дарить индейцам зараженные оспой одеяла. Ваши бумеранги возвращаются к вам. Но у меня есть свои долги – долги крови. Перес-Винхаята усыновлен чейенами. Могавки – к которым я принадлежу – их исконные враги. И не раз выступали против алгонкинских собак плечом к плечу с бледнолицыми братьями[15]. Мы – я и четверо моих сыновей – откопаем томагавк и встанем на тропу войны вместе с вами. Я, сахем Одинокий Медведь, сказал.
«Так и остался ребенком, – подумала Элис. – Двухметровым сорокапятилетним ребенком…»
А Кеннеди подумал: «Сказал бы уж прямо, сахем, что хочешь убрать из Совета племен опасного конкурента и на корню подрубить проект индиан-туров…»
– Выгодное дельце, – одобрил шериф. – Между прочим, премия за скальпы со времен Гайаваты весьма поднялась. Президент обещал пять миллионов баксов за голову каждого, кто был на борту бомбовозов. Не больше и не меньше…
После того как сводный отряд пополнили Элис и пять «краснокожих» воинов, списочная численность достигла тринадцати человек.
– Нехорошее число, – сказал шериф. – Может быть, отправитесь на моей машине за подмогой, мисс Элис? А то если мы угодим к столбу пыток, некому будет даже вызвать кавалерию из-за холмов…
Элис не удостоила ответом его предложение. Кайзерманн пожал плечами и протянул Одинокому Медведю свой второй револьвер – «индейцы» отправились в поход, вооруженные лишь холодным оружием, не вызвавшим у шерифа особого почтения.
Медведь от револьвера отказался. Указал на несколько шишек, висевших на ветви ели, стоявшей в отдалении. И тут же срезал одну из них стрелой. Потом предложил шерифу сбить соседнюю из пистолета или ружья.
– Пожалуй, не стоит тут зря шуметь… У наших «друзей» могут быть выдвинуты дозоры в эту сторону, – сказал Кайзерманн смущенно. Но не удержался и подпустил шпильку: – Что же вы, такие меткие, не разместили полсотни лучников в том месте, где причалил «Мейфлауэр»?
Кеннеди перед выступлением спросил, нет ли у Медведя фотографии Переса. Снимок нашелся – в большом кожаном альбоме, украшенном ручным тиснением и орнаментом из игл дикобраза.
Кеннеди всмотрелся в упитанное лицо. Показал соратникам.
– Этого берем живым, без вариантов. Сдается мне, не сам он всё затеял и организовал.
Все началось неожиданно – минут за пять до назначенного для атаки срока.
Слева – от бревенчатого ангара с алюминиевой крышей – ударила очередь. Кеннеди замер, прижавшись к земле. Он как раз преодолел ползком три четверти расстояния до небольшого деревянного здания с двумя спутниковыми тарелками на крыше (не то там был штаб противника, не то диспетчерская, а может – то и другое вместе). Судя по звуку, что-то небольшое и короткоствольное, под пистолетный патрон… «Узи»? Обнаружены сыновья Медведя, выходившие на ударную позицию именно там? Или кто-то из охранников просто выпалил по подступающим к взлетной полосе кустам – на всякий случай, для собственного успокоения?
Через пару секунд все сомнения исчезли.
Выстрелы – справа, слева, со всех сторон. Очереди – длинные и короткие. Разрыв гранаты. Редко – слишком редко – одинокие хлопки помповых ружей.
Все, конец, думает Кеннеди, вскакивая и бросаясь к штабу-диспетчерской.
Как выяснилось в результате визуальной разведки, противников было не меньше полусотни – вооруженных до зубов и держащихся настороже. Единственный крохотный шанс состоял во внезапности удара. Теперь он упущен.
Кеннеди бежит зигзагом, спотыкается, падает – и очень вовремя. Над головой проходит очередь – пули срезают ветви и листья подлеска. Кеннеди стреляет по маленькому окошку, из которого грохочет автомат – раз, другой, третий. Слева слышится раскатистый гром дробовика. Громоздкая фигура в бронежилете – кто-то из полицейских – напрямик таранит молодую поросль, на ходу передергивая помповушку. И – подламывается в коленях, падает медленно и нелепо. Кеннеди всаживает в окно остаток обоймы, вставляет новую, стреляет еще. Автомат замолкает.
Он вскакивает, несется вперед. Быстрее, еще быстрее! Навстречу – из-за угла штаба – человек в камуфляже, в руке пистолет. Они стреляют – одновременно. Щеку обжигает дуновение пролетевшей мимо смерти. Человек отброшен выстрелом, пытается встать, пытается поднять оружие. На правой стороне груди растет красное пятно. Кеннеди стреляет снова – и в момент выстрела узнает человека: Грег!!! Промах! Мать твою, вот где всплыл этот тихоня! Надо брать живым!
Пистолет в дергающейся руке Грега ходит ходуном – но плюется огнем и свинцом. Кеннеди, как-то проскочив между пулями, бьет ботинком по оружию. И тут же второй раз – в голову.
Бежит дальше. Дверь в диспетчерскую полуоткрыта. Внутрь! Человек у пульта связи что-то лихорадочно орет в микрофон, в опущенной руке – «Ингрэм» с глушителем. Больше никого, лишь под окном видна бесформенная груда в камуфляже – от нее расползается красная лужа. Человек резко поворачивается. Кеннеди стреляет трижды. Одна пуля попадает в шею, разрывая артерию. Неправдоподобно яркая кровь хлещет на пульт, на пол. Несколько капель долетают до Кеннеди. Человек давит на спуск – рефлекторно. Глухие, очень частые хлопки «Ингрэма» сливаются в непрерывный звук, пули терзают пол из свежих сосновых досок…
И Кеннеди совершенно неожиданно чувствует резкий аромат смолы, перекрывший запах крови и сгоревшего пороха.
Пистолет-пулемет затихает, расстреляв всю обойму. Человек ворочается на полу – тоже затихая. Кеннеди запирает дверь, бросается к пульту. Чем бы не кончился бой, надо немедленно послать сообщение… Лишь тогда всё будет не напрасно… Проклятье! Одна из его пуль разнесла блок питания – ни один светодиод на панели рации не светится… Кеннеди рычит.
Не повезло. Придется умирать просто так… Но не хочется… Кеннеди делает медленный шаг к двери. Грохот дробовиков уже почти не слышен, но бой на улице не прекращается, – и это странно.
Дверь дергается – раз, другой – потом трещит и прогибается от мощных ударов. Кеннеди стреляет сквозь тонкое полотно двери. Вернее, пытается выстрелить – патроны кончились. Обойм больше нет. Он бросается к окну – слишком узкому, чтобы в него протиснуться. Бросается за автоматом мертвеца. Оружия не видно. Под телом?
Проверить Кеннеди не успевает. Дверь рушится внутрь. В проеме – пятнистая фигура, на голове капюшон с прорезями. Ствол с глушителем быстро движется – словно обнюхивает помещение, словно ищет жертву. И находит Кеннеди. Конец, понимает тот. В крохотной комнате с очередью не разминешься…
Надо попробовать достать врага в прыжке, пусть и безнадежном, но Кеннеди медлит. Ему кажется – медлит целую вечность, время останавливается, секунды и терции застывают неподвижно, и он видит и замечает в этом застывшем времени всё, но мозг почему-то выбирает и фиксирует отдельные мелкие детали: пылинки, плясавшие – а сейчас замершие – в последнем красном луче закатного солнца, и желтую повязку на рукаве пришельца, и черные пятна копоти на дульном срезе глушителя, и… – и Кеннеди кажется, что он видит там, в глубине оружия, в черной бездне, поблескивающую пулю. Он знает, что сможет разглядеть ее неспешное движение по стволу, и плавный полет, – но не уверен, что сумеет уклониться, тело осталось где-то в другой Вселенной, совсем близкой, но время течет там иначе, и не остается ничего другого, как…
Ствол опускается – резко.
Человек сдирает маску-капюшон.
Это Рональд.
Кеннеди не понимает ничего.
Рональд не дает опомниться, оказывается рядом – выдирает из кармана и сует в руки какую-то желтую тряпку.
– На руку! На правую! А то свои пристрелят! Живей, веселье не кончилось!
Свои? Кеннеди торопливо нацепляет повязку. Переворачивает труп – оружие под ним – «Коммандо-733»[16]. Отщелкивает магазин – пустой. У Рональда такой же «Коммандо», только с глушителем – и тот отдает запасной магазин. Оба выскакивают за дверь.
– Свои с желты… – начинает было Рональд и не успевает закончить. А Кеннеди не успевает крикнуть, что всё уже понял. Что-то оглушительно взрывается.
Справа – где высились емкости с топливом – вспухает огненный шар. В небе медленно-медленно летят черные обломки. Рональд и Кеннеди падают на землю. Тут же сверху рушатся куски перекрученного обожженного железа.
Их не зацепляет, они вскакивают и куда-то бегут, что-то вокруг горит и взрывается – уже не так громко, время от времени в поле зрения попадаются фигуры в камуфляже – Кеннеди ловит их прицелом и высматривает желтую повязку, если ее нет – давит на спуск. Экономными, на три патрона, очередями. Но фигур без повязок всё меньше и меньше…
Желтоповязочники, напротив, попадаются все чаще. Рональд на бегу выкрикивает им приказания, показывая рукой в разные стороны.
Сарай из рифленого железа. Дверь распахнута. Выстрелы – не по ним, внутри. Рональд врывается туда первым. Автомат в его руках дергается – приглушенных выстрелов Кеннеди не слышит, в ушах все еще стоит эхо недавнего взрыва. Он протискивается следом, вскидывает ствол… Поздно, работа сделана. Два камуфляжника валятся на земляной пол. И – люди в штатском. Много, больше десятка. Почему-то связанные по рукам и ногам. Многие лежат неподвижно – на одежде набухают красные пятна. Некоторые шевелятся. Один прыгает к ним – неуклюже, на стянутых ногах, руки за спиной, что-то вопит – непонятное. На лбу – зеленая повязка с белой арабской вязью.
– Арабы-террористы! – кричит Рональд. – Заветная мечта Молчаливого Пола!
Связанный понимает его, орет:
– Ньет!!! Ньет!!! Ньет мы террористы!!!
Врываются еще люди – с желтыми повязками. Рональд показывает им на пленников, выскакивает на улицу. Кеннеди за ним.
Стрельба стала реже. Над головой слышен грохот ротора. Вертолет. Желтой повязки на нем, понятно, нет. Кеннеди вопросительно смотрит на Рональда. Тот, не колеблясь, стреляет вверх. Кеннеди тоже. Они не одиноки – нити трассирующих пуль тянутся к вертолету со всех сторон. И – что-то подламывается в его полете. Двигатель ревет натужно, винт уже не рокочет, а будто бы громко стучит, справа по борту кабины Кеннеди видит струйку дыма. Вертушка, постепенно снижаясь, уходит к лесу.
Они бегут туда, где должна опуститься винтокрылая машина. Напрямик не получается – путь загораживает длинный пылающий ангар. Приходится огибать его – долго, слишком долго. И, обогнув, оба замирают на месте.
Перед ними пятеро. Четверо в индейских костюмах, пятый – в бронежилете, лицо прикрыто щитком каски, но огромную фигуру шерифа Кайзерманна не спутать ни с кем.
Рядом с ним – двое, сыновья Медведя. Луков нет (расстреляли все стрелы?), в руках – томагавки.
Против них, метрах в десяти, еще двое. Перес – его раскормленную харю Кеннеди узнает сразу. И – у него в руках – Элис. Ее индейский костюм залит кровью, но на ногах напарница еще держится. Однако к ее горлу приставлен нож Переса – длинный, прямой, обоюдоострый.
Кайзерманн, похоже, сохраняет вертикальное положение из последних сил. Пошатывается, но стоит. Короткоствольный револьвер в его левой руке ходит ходуном. Правая рука висит плетью.
Увидев их с Рональдом, Перес реагирует мгновенно – делает несколько шагов назад, чуть поворачивается – теперь Элис заодно прикрывает его и от новых противников.
Кеннеди поднимает оружие – медленно, плавно. Ловит прицелом Переса, пытается найти точку, попадание в которую убьет мгновенно – что бы не успел в последние секунды жизни рефлекторно полоснуть по горлу Элис.
Бесполезно. Все такие точки прикрыты. Рядом матерится Рональд.
Перес медленно – шажок за шажком – отступает к лесу. Что-то кричит – Кеннеди не слушает. Торга не будет. Если только дать ему добраться до деревьев – Элис мертва. Серджио в лесу как бог – так говорил Одинокий Медведь…
Кеннеди кажется, что все это тянется долго, очень долго – на деле после их появления из-за ангара не прошло и минуты.
Взгляд Кеннеди сквозь диоптрический прицел скользит по руке Переса – той, что сжимает нож. Если попасть точно в лучевой нерв, конечность парализуется мгновенно… Но прошедшая навылет пуля наверняка заденет Элис. Куда же выстрелить, чтобы не слишком сильно ее ранить…
Ничего придумать Кеннеди не успевает. Стрела падает сверху, по крутой траектории, почти вертикально – серебристым высверком. Точно в лучевой нерв, именно туда, куда целится Кеннеди.
Рука разжимается. Нож падает. Элис нырком уходит в сторону.
От неожиданности Кеннеди на долю секунды опускает ствол. Снова вскидывает. Рональд ревет в ухо:
– Живьем!!!
Кеннеди стреляет по ногам – одновременно с Рональдом. Кто попал – не понять, но коленная чашечка приемного сына чейенов словно взрывается изнутри. Кровавые ошметки летят в стороны. Он падает.
Только тогда Кеннеди оглядывается – туда, откуда прилетела стрела. Видит Одинокого Медведя. Лук еще в его руках – но уже бессильно опущен. Двое сыновей поддерживают отца с двух сторон – а он все сильнее наваливается на них. На губах пузырится кровь.
Раздается отчаянный крик одного из мальчишек, стоявших рядом с Кайзерманном. Паренек тоже оглянулся только сейчас… И – стремительной тенью он бросается к Винхаяте-Пересу – тот упрямо пытается подняться. Мальчишка оказывается за спиной врага. Подставив колено, загибает ему голову далеко назад – кажется, что слышен хруст позвонков. Тут же, мгновенно, режет ножом по горлу – глубоко, от уха до уха. Голова откидывается назад еще больше. Кровь бьет вверх – высоко, сильно… Рональд шипит что-то злобное. Кеннеди отворачивается, видит Элис – она поднимается с земли, на вид живая и невредимая…
Вдруг Кеннеди понимает, что уже не слышит стрельбы, – и довольно давно. Он подходит к Элис медленно, едва волоча ноги; тело – внезапно, за доли секунды – налилось ртутной тяжестью. Пытается что-то сказать ей. Не получается, во рту нечто мерзкое и клейкое. Кеннеди сплевывает вязкий комок. С трудом хрипит, показывая на ее куртку с бахромой, залитую кровью:
– Зацепило?
Элис качает головой. Отвечает, тоже с трудом, делая большие паузы между словами:
– Не моя, чужая… Меня… По голове… Обломком… Не сильно… Но отключилась… И тут этот…
Тяжело ступая, к ним подходит Кайзерманн, стягивает с головы каску. Говорит глухо:
– Нордуик убит. Кейли убит… Все ребята погибли. Один я остался…
Пальцы Кеннеди словно сами собой разжимаются. Автомат – ставший вдруг неподъемным, свинцово-тяжелым – падает. Кеннеди хочется упасть рядом с ним.
Элис отбрасывает использованный шприц-тюбик. Достает новый, срывает колпачок с иглы, делает инъекцию у сгиба локтя – на этот раз себе.
Кеннеди стоит неподвижно, ждет результата укола, хотя сам уверен – не подействует. Подействовало. Свинцовая тяжесть уходит из головы – появляется чувство какой-то не совсем натуральной, звенящей легкости. Руки и ноги – о, чудо! – наливаются упругой силой.
Откуда-то появляется Рональд. Зовет их:
– Пошли! Надо колоть этого паскудника, пока теплый. Подыграете мне немного…
– Какого паскудника? – не понимает Кеннеди.
– Которого ты взял – Грега. Молодец, чистая работа. Не ожидал…
Они идут.
Грег полулежит, полусидит на земле, прислонившись к стене диспетчерской – почти на том же месте, где полчаса назад так неудачно схватился с Кеннеди. Ему оказана первая помощь: грудь перетянута бинтом, глаза смотрят зло и внимательно, боли в них нет, – похоже, и он получил анестезирующую антишоковую инъекцию.
Рональд нависает над ним. Говорит негромко – мертвым, лишенным интонаций голосом:
– Ты сегодня убил моего лучшего друга.
Звучит это страшно.
Рональд оглушительно орет:
– Ты убил моего друга!!!
Он выдергивает пистолет. С маху, изо всех сил тыкает стволом в лицо Грегу. Вопит что-то нечленораздельное, но оглушительное.
Кровь из рассеченной скулы заливает лицо пленника. Он верещит – испуганно и громко:
– Не я!!! Не я!!! Не я!!! Не я!!!..
Кеннеди подыгрывает. Говорит холодно и равнодушно:
– Не марай руки. Пристрели эту падаль, и пойдем.
Рональд, похоже, готов последовать совету. Ствол упирается Грегу в висок.
– Сдохни, гребаный козел! – выкрикивает Рональд.
Верещание Грега сливается в протяжный визг. В районе промежности растет темное пятно.
В игру вступает Элис:
– Постой! Может, он сообщит что-то важное…
– Кончай его, – стоит на своем Кеннеди. – Задержанных и так хватает, на хрен он нам сдался… Стреляй, Рон.
У Грега – издававшего нечто совсем уж невнятное – вдруг прорезается дар связной речи:
– Они ничего не знают! Ничего! – визжит он. – Только я! Я!!!
И тут Рональд, по мнению Кеннеди, слегка торопится:
– Говори, тварь! Считаю до двух!!! Быстро!!! Кто всё затеял?!
В глазах Грега что-то мелькает. Наверняка его тоже учили методам экстренного потрошения. Он заводит речь о гарантиях – и теперь голос звучит несколько тверже.
– Раз… – отсчитывает Рональд, не слушая. – Два! – И давит на спуск.
В последнюю долю мгновения ствол чуть меняет положение. Пуля рвет левое ухо Грега. Он вопит – и Кеннеди знает, что не от боли в кровоточащих лохмотьях, оставшихся от ушной раковины, – ее он сейчас не чувствует. Боль там, внутри, в разорванной барабанной перепонке.
Элис нагибается, почти кричит в уцелевшее ухо – со слухом у пленника сейчас проблемы.
– Вы правы, ребята! Ничего он не скажет! Кончай его, Рон!
Рональд – разбивая жертве губы и дробя передние зубы – вколачивает ствол в рот Грега.
– Отсоси напоследок, пидор!!!
Пленник пытается что-то прокричать – слов не понять.
Рональд выдергивает пистолет.
– Не слышу! Громче! Громче, падаль!!!
– Это Эмнуэльшон! – шепеляво вопит Грег. – Это вше он!!
Кеннеди достает диктофон, непонятно как уцелевший в передрягах сегодняшнего дня.
– Такого свидетеля в суд не вытащить, – кивает Элис на носилки с Грегом.
– Суда не будет, – хмуро отвечает Рональд. – Вы забыли, что говорил полковник? Молчаливый Пол замолчит навсегда – в результате сердечного приступа. Майор Грегори Левинс геройски погибнет при выполнении боевого задания. А нам с вами не стоит ожидать «Пурпурных сердец» или медалей Конгресса…
Кеннеди молчит. Ему тошно.
– Рональд… – говорит Элис.
– Да?
– Там, в ангаре, стоял один самолет…
– Ну да, один, старый «Дуглас»…
– Ластинг бомбили семь бомбардировщиков… – говорит Элис и замолкает.
– Семь, – соглашается Рональд. – И не с этого аэродрома, сомнений нет. Просто Молчаливый Пол решил воспользоваться ситуацией. Сбить летящий на автопилоте «дуглас» – предъявив обломки самолета, невзорвавшиеся бомбы и изуродованные трупы арабов. Наверняка на месте падения нашлись бы и еще какие-то следы, ведущие на Ближний Восток… И сбылась бы мечта идиота об оккупации Палестины. Джордж-младший сидит сейчас как на иголках, не знает, на кого обрушить праведный гнев…
– Ты не о том, Рон… КТО БОМБИЛ НАШИ ГОРОДА???
– Не знаю. Не знаю, черт побери! Не знаю!!!
Рональд замолчал, переводя дыхание. Сказал уже спокойнее:
– Когда мы вылетали на операцию, я был уверен: есть контакт! Нащупали базу террористов! Теперь – ничего не знаю…
– Как вы на них вышли? – спросила Элис. Об их с Кеннеди приключениях она уже рассказала.
– Как и рассчитывали. Через закупки авиационного бензина… Перес раньше не особенно конспирировал это дело… Вся затея с арабскими лже-террористами – сплошной экспромт.
– Что связывало его с Эмнуэльсоном?
– Знаешь, мне на это глубоко наплевать. И тот, и другой, – трупы. Стоит подумать о живых…
Вертолет подлетал к Милуоки.
За всю дорогу Кеннеди не произнес ни слова.
Эпизод 4
Тогда и сейчас
На стене – портрет фюрера. Задумавшись, тот стоит вполоборота на каменной террасе, в длинной кожаной шинели, заложив руки за спину. Смотрит на альпийский луг, свежий и сверкающий, над которым только что прошла весенняя гроза. На голове – фуражка с высокой тульей, очень похожая на ту, что много позже станет носить генерал Давид П. Эмнуэльсон.
Человек, смотрящий на задумчивого фюрера, про его сходство с Молчаливым Полом не знает. Ему хочется плюнуть в портрет. Ублюдок с усиками просрал войну. Ублюдок с усиками просрал Германию. Ублюдок с усиками просрал их жизни…
Человек молчит. Отворачивается от портрета. Садится на жесткий вращающийся табурет, стоящий у пульта.
В помещении без окон всё как прошлой ночью. Так же крутится светлая полоса по круглому зеленоватому экрану, так же громко гудят приборы, так же пахнет горячим металлом и нагревшейся изоляцией. Та же жара.
На стене – портрет президента. Улыбаясь, Буш-младший стоит на фоне своего техасского ранчо. Побелевшие на коленях джинсы заправлены в высокие ковбойские сапоги – свой в доску парень. Он совсем не похож на задумчивого фюрера, но человек, смотрящий на портрет, этого не знает.
Ему хочется плюнуть в улыбчивую харю. Проклятый недоучка поставил на кон их жизни – и, похоже, проигрывает партию. Под тихим августовским небом в десяти милях отсюда мирно спит жена, спит Бонни. Спят под небом, готовым содрогнуться от взрывов и рева моторов…
Человек молчит. Отворачивается от портрета. Садится в удобное вращающееся кресло с гидропружиной и мягкими подлокотниками, стоящее у пульта.
В помещении без окон всё как прошлой ночью. Так же светятся экраны дисплеев, так же еле слышно гудят приборы, так же пахнет фиалковым ароматизатором, заглушающим запах нагревшейся пластмассы. Та же подаренная кондиционерами прохлада.
– Летят! – пытается сказать напарник. Ничего не получается, из осипшей глотки – невнятное хрипение. Он сглатывает комок в горле и выкрикивает:
– Летят! Тревога!
Человек видит все сам. Светлые пятнышки наползают на экран – на вид маленькие и безобидные. Их много. Очень много.
Отточенным движением человек протягивает руку, откидывает прозрачный щиток, давит большую красную кнопку. Кажется – ничего не происходит. Но он знает: там, наверху, сейчас заполошно воют сирены, расчеты торопливо бегут к зениткам, прожектористы шарят слепящими лучами по темному зимнему небу… И – мама обнимает Лотти и молится. Тихонько молится…
Он заставляет себя не думать об этом. Начинается работа.
– Восьмой сектор?
– Сто пятьдесят семь!
– На максимум, быстро!
Напарник с усилием дергает тумблеры – большие, искрящие. Стрелки на круглых циферблатах датчиков движутся рывками. Гудит теперь так, что приходится орать.
– Восьмой?!!!
– Сто восемьдесят два!!!
– Седьмой?!!!
– Сто сорок!!!
– Девятый?!!!
– Сто двадцать девять!!!
Человек знает – это предел. Максимальные цифры за последние трое суток. В Дрездене и окрестностях обесточено всё – кроме их объекта, зенитных батарей и пункта правительственной связи.
– Готовность минус пять!!! – орет напарник, не отрывая взгляд от стрелок.
Пять секунд. Дольше не выдержат конденсаторы, накапливающие чудовищную мощность. Дольше не выдержит проклятый кристалл.
– Минус четыре!!!
Человек вскакивает. Срывает пломбу с рычага на стене. Вцепляется в него двумя руками.
– Минус три!!!
Человек смотрит на экран. Scweinmuttergottes![17] Проклятые томми и янки что-то просекли – светящиеся пятнышки расползаются по экрану. В седьмом-восьмом-девятом секторах их все меньше.
– Минус два!!!
Человек рычит. Карта, на которую поставлено всё, бита. Удар – первый после испытаний удар полной мощностью – уйдет в никуда. Почти в никуда… Что-то менять – поздно.
– Минус один!!!
Бомбовозы прорвались. Почти все. Бомбы полетят на маму. На Лотти…
– Давай!!!
Человек дергает рычаг.
И – мир куда-то исчезает. Весь. И тело тоже исчезает. Ничего. Темнота. Одинокий мозг висит в центре опустевшей Вселенной – и беззвучно вопит от ужаса.
Проходит всё мгновенно. Вселенная возвращается. Тело тоже.
Человек смотрит на экран – целей стало меньше. Не намного, но меньше. Три сектора пусты.
– Вижу цель! – пытается сказать подчиненный – молоденький лейтенант. Ничего не получается, из разом онемевшей глотки слышно лишь невнятное побулькивание. Лейтенант надрывно кашляет и выкрикивает:
– Групповая цель! Тревога!
Человек видит все сам. Стилизованные фигурки самолетов вспыхивают на дисплее – на вид маленькие и безобидные. Возникают совершенно неожиданно, ниоткуда. Их много – больше десятка. Человек пытается сосчитать – и сбивается.
Отточенным движением он протягивает руку, барабанит по клавишам со скоростью автоматной очереди, жмет на «ввод». Кажется – ничего не происходит. Но он знает: там, наверху, сейчас заполошно воют сирены, пилоты торопливо бегут к перехватчикам, а дежурящие в воздухе меняют курс, локаторы шарят невидимыми лучами по темному августовскому небу… И – жена обнимает Бониту и молится. Тихонько молится…
Он заставляет себя не думать об этом. Начинается работа.
– Количество?
– Семнадцать!
– Локализация?
– Восемнадцать-три-семь!
Дьябло! Почти над ними!
– Курс?
– Полста три-сто четырнадцать!
– Скорость?
– Двести двадцать!
– Высота?
– Восемнадцать девятьсот!
Подчиненные отвечают, не отрываясь от экранов и клавиатур. Барабанный треск клавиш сливается в сплошной звук. Человек знает – где-то в недрах вычислительного комплекса вся информация прессуется в тугие кодированные пакеты, и несется по волоконно-оптической и по спутниковой связи – в Белый Дом, в НОРАД, в Комитет начальников штабов… Знает и другое – никто ничем не поможет. Просто не успеет. До Миннеаполиса – три минуты полетного времени. Истребители не успевают… А у него – три пусковые установки. И семнадцать целей. И – два миллиона (с Сент-Полом и пригородами никак не меньше) людей за спиной. Людей, с тревогой смотрящих в небо. Среди них – жена. И Бонни.
Пока эти мысли теснятся в голове, он командует, выдает на одном дыхании, без пауз:
– Цель групповая сектор восемь-семнадцать очередью три ракеты ручное наведение метод половинного спрямления – товсь!
Кажется, клавиатуры сейчас разлетятся. Или вспыхнут.
Молоденький лейтенант выпаливает в ответ, не отрываясь от экрана:
– Цель групповая сектор восемь-семнадцать очередью три ракеты ручное наведение метод половинного спрямления – старт!
Он знает – три огромных сигары с ревом и грохотом рванулись сейчас с направляющих. Ракеты старые – и в первые пять секунд полета неуправляемые.
Он берется за ручку наведения – очень похожую на банальный джойстик. Большие яркие цифры в углу экрана показывают обратный отсчет.
Четыре…
Человек крепче стискивает джойстик. Старается успокоить дыхание – все в порядке, все ничуть не сложнее, чем на зачетных стрельбах…
Три…
Он вдруг понимает, что промахнется. Обязательно промахнется. Проклятье! Надо было выбрать метод «трех точек»[18] – это проще, это первое, чему учат операторов-новобранцев… Или стоило включить компьютерное наведение. Но он не смог, просто не смог доверить жизнь жены и Бонни бездушной машине…
Два…
Человек смотрит на дисплей. Porca Madonna![19] Проклятые гады что-то просекли – светящиеся пятнышки расползаются по экрану. Цель уже не групповая – полтора десятка одиночных.
Один…
Человек рычит. Карта, на которую поставлено всё, бита. Удар уйдет в никуда. Почти в никуда… Радиус разлета осколков позволит зацепить одну-две цели, в лучшем случае – три. Что-то менять – поздно.
– Контакт!
Он видит на экране крохотные стилизованные изображения ракет. Спокойно и уверенно выполняет всё необходимое. Внутри – пустота и холод. Бомбовозы прорвались. Почти все. Бомбы полетят на жену. На Бонни…
Кажется – ракеты в самой гуще врага. Кажется – пора.
– Ну же!!! – истошно вопит молодой лейтенант, забыв о том, что подрыв боеголовок с земли не управляется. Маломощный радар в носовой части ракеты – с крохотным радиусом действия – насчитает восемь отраженных от цели импульсов. И грянет взрыв…
Синие ракеты на экране исчезают – одна за одной. Вместо них расцветают красные цветочки взрывов – красивые и безобидные. Но там, наверху, гуляют огонь и смерть.
– Есть!!! – орет кто-то. Может быть, он сам. Два изображения самолетиков разваливаются на куски. Всего два.
Бомбы падают на Дрезден. Сюда не доносятся звуки разрывов, даже не ощущается содрогание почвы – но они знают.
– Уничтоженных – около пятнадцати, прорвавшихся – свыше сотни, – говорит напарник. – К утру проявят снимки – будем знать точно.
Он кивает на фотоаппарат, установленный за их спинами и отщелкавший пленку в автоматическом режиме. Добавляет:
– Все не так уж плохо. Мы сделали всё, что смогли.
Гауптштурмфюрер Крюге не отвечает. Встает с табурета, подходит к шкафу, открывает. От кристалла почти ничего не осталось. Еще один налет – и всё. Вся аппаратура превратится в груду металлолома.
Хочется шнапса. Много шнапса. Напиться и забыть обо всем.
Фюрер – на портрете над шкафом – задумчиво смотрит вдаль. Крюге страстно желает плюнуть ему в лицо. Но не плюет.
Бомбы падают на Миннеаполис. Сюда не доносятся звуки разрывов, даже не ощущается содрогание почвы – но они знают.
– Двух мы все-таки прихватили, – подает кто-то голос. – И истребители на подлете…
Он не понимает – кто говорит и о чем. Тот же голос добавляет – утешающе:
– Все не так уж плохо. Вы сделали всё, что смогли…
Капитан Стив Тонелли рявкает яростно:
– Отставить разговоры! Что с пусковыми?!
Он не ждет ответа. Знает сам – сейчас в бешеном темпе ракеты снимают с транспортеров и устанавливают на направляющие. Капитан Тонелли встает с кресла, подходит к шкафу, открывает. Достает плоскую фляжку. Делает долгий обжигающий глоток. И еще один. И еще.
Президент Буш – на портрете, над шкафом – обаятельно улыбается. Тонелли хочется плюнуть ему в лицо. И он смачно харкает.
Расследование. Фаза 4
Толком выспаться Элис так и не удалось.
Сначала – после того как их не то привезли, не то доставили под конвоем в гостиницу ВВС – Рональд сообщил, что через час состоится совещание остатков подгруппы «Дельта». Потом совещание отложилось на полчаса, потом – еще на полчаса. Потом пришла весть о бомбежке Миннеаполиса, и про совещание как-то забыли.
В общем, Элис уснула три часа назад – не слишком крепко. А сейчас проснулась от ворвавшейся в ее тревожный сон негромкой барабанной дроби.
Она открыла глаза. За окном серел рассвет. И – маячил силуэт Кеннеди, выбивавшего пальцами дробь по стеклу.
Элис встала, драпируясь в простыню. Приоткрыла балконную дверь. Начала было:
– Ну что за манера ходить…
Кеннеди поднес палец к губам. Прошептал:
– Тише! Одевайся, быстро!
По его тону стало ясно – дело серьезное. Осознание этого факта отнюдь не прибавило Элис хорошего настроения. Она, не пригласив Кеннеди в номер, резко задернула занавеску – тут тебе не стриптиз-клуб. Быстро натянула камуфляж. Подобный наряд донельзя опостылел, к тому же конкретно этот комбинезон – полученный вчера от щедрот ВВС – оказался на два размера больше нужного. Но иной одежды у Элис сейчас не было, лишь залитый кровью индейский костюм. Не было косметички, не было зубной щетки, не было даже расчески… Агент Блэкмор появилась на балконе весьма быстро – и весьма не в духе.
– Молодец, – тихонько похвалил Кеннеди. – Новобранцев армии США учат одеваться за полторы минуты. Ты уложилась в минуту семнадцать.
– Ты разбудил меня, чтобы делать дебильные комплименты? – прошипела Элис как разъяренная гремучая змея.
– Нет. Нам надо срочно и незаметно исчезнуть отсюда. Не по коридору.
– У тебя парашют? Или дельтаплан? – мрачно поинтересовалась Элис, посмотрев вниз. Вид с седьмого этажа открывался неплохой.
– Вот! – Кеннеди жестом иллюзиониста продемонстрировал тонкий черный леер, свисающий вниз.
– Ты спятил, – констатировала Элис. – С чего ты взял, что я полезу по этому ботиночному шнурку? Он пятилетнего ребенка не выдержит!
– Он выдерживает полторы тонны, – машинально ответил Кеннеди, закрепляя на леере приспособление, отдаленно напоминающее руль от детского самоката. – Спускайся первая. Держись за ручки, притормаживай этим вот рычагом…
Элис перелезла через ограждение балкона, думая: и почему я не стала врачом? Родители были бы счастливы…
– Точно полторы? – спросила она и заскользила вниз, не дожидаясь ответа.
Кеннеди укрепил на леере второе такое же приспособление…
…Они быстро шагали какими-то пустынными закоулками. Впрочем, и главные улицы Милуоки оставались в этот час пустынными – если не считать многочисленных пеших и моторизованных патрулей. Кеннеди вел уверенно – судя по всему, он неплохо знал дорогу.
Элис в конце концов не выдержала:
– Может быть, ты все же объяснишь цель своего визита и нашей совместной прогулки? В противном случае я возвращаюсь в номер и ложусь спать.
– Сейчас, найдем подходящее место и потолкуем спокойно…
– А гостиница тебя для этой цели не устраивала?
– Ты не пробовала выглянуть в коридор? В последние два часа?
– Кеннеди… Я спала эти два часа. СПА-ЛА. И с охотой проспала бы еще два, и еще…
Кеннеди не обратил внимания на ее сетования. Только сказал:
– А вот я попробовал… В общем, нас без особого шума взяли под домашний арест. Вернее, под гостиничный. В коридоре – ровно напротив наших дверей – сидят пятеро прилично одетых молодых людей. И вежливо так заявляют: покидать номера запрещено приказом полковника Сондерса. А для большей доходчивости демонстрируют автоматы с глушителями. И, знаешь, – убеждает. Мне, по крайней мере, гулять по коридору сразу расхотелось…
Подходящего места, как на грех, не попадалось. В утреннем, затаившемся городе бездомные агенты ФБР были видны за милю – присесть на скамейку в сквере или на улице значило неминуемо обречь себя на объяснения со скучающими патрульными.
Кончилось тем, что Кеннеди извлек из кармана доставшееся в наследство от покойного Нордуика приспособление – наверняка конфискованное помощником шерифа у какого-нибудь взломщика автомобилей. Хитрая игрушка сканировала и дистанционно отключала почти все известные системы сигнализаций; также в комплект входил универсальный ключ.
Через минуту они с Элис удобно расположились в чьем-то джипе с густо тонированными стеклами, безалаберно припаркованном прямо на улице. Руль машины запирался блокиратором устрашающего вида, но Кеннеди и не собирался никуда ехать.
Версия 3. Кеннеди
– Ну что, пора расставить точки над i, – предложил он.
– Давно пора, – кивнула Элис.
– Ты согласна, что Эмнуэльсона, Переса и всю их компанию нам подставили? – спросил Кеннеди.
– Никаких сомнений. Столько жирных стрелок-указателей, ведущих к нему… Смотри: и ты, и я, и Рональд, – каждый из нас шел своим путем. И все как один оказались на «Индейской территории» – как раз накануне провокации с арабскими лже-террористами.
– И кто, по твоему, выиграл от всего этого?
Элис не колебалась:
– Заместитель Эмнуэльсона, автоматически принявший бразды правления. Ставший и.о. Даже если президент немедленно назначит замену Молчаливому Полу – все равно, не меньше месяца реальные рычаги власти останутся у…
– У полковника Сондерса, – закончил Кеннеди.
– Именно так. Возможно, именно он как-нибудь вскользь, намеком, подсказал Молчаливому Полу идею с террористами…
Кеннеди продолжил, загибая для наглядности пальцы:
– Первое. Расследуя таинственное исчезновение самолетов с экранов, Сондерс и Рональд подбросили мысль о том, что во всем виноват компьютерный сбой искусственного происхождения. Трудами покойного Твистера эта версия была опровергнута. Но тут имеется одна логическая нестыковка – Твистер поработал с компьютерами гражданских РЛС, неспособных увидеть самолет технологии «Стелс». А к пресловутому «Скайкиллеру» его не подпустили! Нам пришлось поверить на слово Сондерсу, что и там все в порядке.
Элис возразила:
– Но насколько я поняла из их объяснений…
– Заметь: из их объяснений! – встрял Кеннеди.
– …Технология «Стелс» применима лишь на реактивных, сверхзвуковых самолетах. Которые никак не могут выходить на цель так же медленно, как наши НЛО.
– Правильно. Из чего я делаю вывод: мы имеем дело не со «Стелсом», но с чем-то аналогичным. С каким-то новым изобретением, применимым лишь к тихоходным самолетом – и потому не заинтересовавшим руководство ВВС. Заинтересовавшим кое-кого другого. И в самом деле, к чему прятать от радаров тихоходные транспортники? Они вступают в дело все равно после того, как ПВО противника уничтожена сверхзвуковой авиацией. Я не знаю, что это за новинка. Возможно, это новый тип покрытия. Возможно – электронная аппаратура, какой-то хитрой интерференцией поглощающая импульсы радара. Неважно. Важно другое – нашелся человек, придумавший, как можно использовать это отвергнутое ВВС изобретение. Полковник Сондерс.
Кеннеди сделал паузу и продолжил, загнув второй палец:
– Второе. Бедолага Твистер, судя по всему, мог все это вычислить еще легче, чем мы. Поскольку устранили его, а не нас. Предполагаю, он просто проглядел кончик следа в Дулуте и в других аэропортах. Вернее – видел и не понял, с чем столкнулся. Скорее всего, «Нью-Стелс» – назовем его для простоты так – обеспечивает не совсем идеальную маскировку. Какое-то эхо остается, очень слабое. Расшифровывающий сигнал радара компьютер принимает ее за помеху – и отфильтровывает. Твистер, несмотря на имидж придурка, был парнем головастым. И – имел пленки с записями непосредственно сигналов радара. Необработанных. Если бы он с ликованием неофита не вцепился в уфологическую версию происходившего – наверняка сразу мог бы обратить внимание на характерную помеху. Возникающую именно тогда, когда исчезает сигнал от объекта. Но поскольку своим бредом о Бермудском треугольнике он ни с кем, кроме нас, не поделился – его устранили. Пока он еще раз вдумчиво не изучил пленки.
Кеннеди загнул третий палец:
– Далее. Выбор объектов (по крайней мере, до минувшей ночи) вполне укладывается в мою версию. Маленькие, ничем не примечательные городки. Сондерсу не нужно уничтожать Америку. Ему надо лишь пробиться наверх на мутной волне истерии. Гениальный ход – оказаться самому под бомбежкой в Гамильтонвилле. Снимает все подозрения. Заметь – в отель, из которого полковник не вышел, ни одна бомба не попала.
– А Миннеаполис? – тут же спросила Элис.
Цифру потерь от последней бомбардировки они не знали. Но, судя по всему, была она на порядок выше, чем предыдущие.
– К тому же, – добавила Элис, – один факт в твою версию никак не укладывается. Почему полковник не распустил «Дельту», когда имел полную к тому возможность?
– Все это идеально укладывается в пункт четвертый, – Кеннеди загнул еще один палец и продолжил: – Есть сильное подозрение, что события вышли из под контроля Сондерса. В дело вступила какая-то новая сила. Либо – исполнители затеяли какую-то свою игру. И на атаку Миннеаполиса полковник приказ не отдавал. Зачем? Все его цели уже были достигнуты, Эмнуэльсону осталось жить считанные часы… А может, события пошли по непредвиденному сценарию еще раньше.
Кеннеди загнул пятый палец, задумчиво посмотрел на получившийся кулак.
– Пятое. История с псевдоиндейцами-либерейторами и их «дугласом». Ты помнишь слова Сондерса-старшего перед последним совещание «Дельты»? Услышанные нами случайно, когда он не знал о нашем приближении? Дословно он сказал следующее: «Ты представляешь, что будет, если это действительно „либерейторы“?» Голова у старикана еще варит, и наверняка он о многом информирован. Возможно – обо всех планах сына. И старик предположил, что назначенные на роль козлов отпущения люди хитрым маневром перехватили вожжи. Что Перес – личность, по словам твоего друга, «с тараканами в голове», – всерьез начнет бомбить бледнолицых собак. Крупные города, важные объекты, ядерные электростанции… Вот, собственно, и всё. По-моему, темных мест не осталось.
– Логичная версия. Но есть один неучтенный факт, который ее подтвердит либо опровергнет в самое ближайшее время. Во время налета на Миннеаполис сбиты четыре бомбардировщика. Обломки ищут. Возможно, уже нашли. Какие-то следы твоего «Нью-Стелса» должны обнаружится, будь то новое покрытие или неизвестная аппаратура…
– Это смотря кто первым найдет место падения, – усомнился Кеннеди. – Если люди Сондерса… В любом случае, мы хотя бы узнаем тип самолета. Кстати: я, при помощи одной твоей ярой поклонницы (Элис взглянула на него удивленно) попробовал проследить судьбу самолетов Второй мировой. Тех, которые после войны передавались в частные руки в связи с сокращением ВВС. В частности – все, что касается больших четырехмоторных бомбардировщиков, которые могли после переделки использоваться как транспортные или пассажирские…
– И что?
– Результат интересный. Допуска Ресника оказалось недостаточно. Потребовался допуск по форме Эм-Эйч-18. Ты когда-нибудь слышала о таком?
– Нет… Эм-Эйч-13 – такой шифр носили материалы по проекту «Манхеттен», но он давно рассекречен.
– Твоя поклонница – тебе, кстати, интересно будет с ней познакомиться, – обещала залезть-таки в этот самый Эм-Эйч. Надо позвонить, узнать, получилось ли.
– Знаешь, Кеннеди, – задумчиво произнесла Элис, – в век повальной компьютеризации и мы, и наши противники делаем одну и ту же ошибку.
– Какую?
– Часто не принимаем в расчет бумажные носители информации. И – человеческую память. Пару лет назад Истерлинг познакомил меня с одним фанатиком истории военной авиации. Если уж он что-то об этом не знает – то не знает никто.
– Кто такой?
– Его зовут Герцог. Это не прозвище, фамилия такая: Герцог. Тимоти Герцог. Лет тридцать назад ему случилось унаследовать немалое состояние – и он вложил почти все миллионы в создание частного авиамузея под открытым небом. Приглашал меня посетить, да все как-то не складывалось. По-моему, он знает всё об уцелевших после войны боевых самолетах…
– Тебе надо с ним связаться. И побыстрее.
– У меня есть один вопрос. Рональд – он задействован Сондерсом втемную? Или в курсе всего?
Вопрос был серьезный. Рональд – это боевики, это возможность расправиться с вышедшими из-под контроля сотрудниками ФБР не путем аппаратных интриг, а прямыми физическими методами.
Однозначного ответа у Кеннеди не имелось. Особенно после вчерашнего дня, когда они вместе с Рональдом побывали под пулями…
– Не знаю… – протянул спецагент. – Трудно сказать. Помнишь допрос Грега? Ради дела, которое он считает правым, Рональд не остановится ни перед чем. Вопрос в том, может ли он по каким-либо причинам считать таковым бомбежки Америки… Думаю, надо связаться и с ним. По телефону. И проверить его реакцию на наше исчезновение из гостиницы ВВС. А заодно попробовать узнать новости из Миннесоты – нашли ли обломки самолетов. Думаю, так или иначе карты ему приоткрыть придется.
– Значит, план у нас простой, – резюмировала Элис. – Связываемся с Рональдом, с этой самой «поклонницей», с Герцогом, – и, если полученная от них информация подтверждает твою версию, – находим Истерлинга. Нам двоим эта компания не по зубам.
– Истерлинг? – усомнился Кеннеди.
– А кто еще? Предлагаешь обратиться напрямую в Белый Дом?
– Ладно, пусть будет Истерлинг… – согласился Кеннеди.
Но про себя подумал: у Сондерса – если именно он фактический глава заговора – есть свой человек в ФБР. И наверняка – не среди рядового состава. Иначе изоляцию, в которую угодили они с Элис, ничем не объяснить… Внутренний розыск, бесплодные попытки связаться с Истерлингом, странная позиция Каунтера, заблокированный допуск Кеннеди… Есть такой человек. И, вполне возможно, они его знают.
– А теперь – я закрываю совещание, – решительно заявила Элис. – Прохожие стали появляться, хозяин этой таратайки может внести при помощи полиции кое-какие коррективы в наши планы. Если нас упекут за попытку угона – полковник Сондерс будет долго смеяться.
План Элис – как и многие другие вполне разумные планы – оказался невыполним. Чисто по техническим причинам.
Сотовая связь не работала. Вообще. Городские телефоны-автоматы тоже мертво молчали, не выдавая даже тональный сигнал. Впрочем, в рано открывшемся магазинчике, куда зашли Кеннеди и Элис, телефон функционировал. Но соединял только с абонентами в пределах Милуоки. Даже с Мэдисоном соединения не было. «Извините, линия временно перегружена», – ласковым девичьим голосом сообщала магнитофонная запись.
– В компьютерные сети не выйти, – пожаловался толстый лысый продавец, он же хозяин магазинчика. – Электронная почта заблокирована – дескать, подождите, у провайдера временные технические трудности. Половина телеканалов не работает, по остальным – фильмы и клипы, ни единого выпуска новостей. В радиоэфире – та же картина. И даже спутниковая связь накрылась…
Он жаловался и жаловался на все эти жизненные неудобства – а в глазах плескался страх. Не тот, который бывает, когда гадаешь: узнает или нет жена о шашнях с соседкой? заметит или нет сотрудник налоговой службы нестыковку в декларации о доходах? Нет, настоящий, животный ужас стоял в глазах продавца.
Кеннеди подумал: «Толстяк пытается убедить себя: ему так плохо оттого, что он не может позвонить любимой тете в Кентукки или скачать из сети понравившуюся игру, – а вовсе не оттого, что, засыпая, знает: проснуться теперь можно от воя бомб, и от падающих на голову стен собственного дома, и от предсмертного хрипа своих детей… Многие магазины, кстати, украшены табличкой „ЗАКРЫТО“ без какого-либо объяснения причин – а этот открылся ни свет, ни заря, словно желая доказать кому-то: ничего не изменилось, всё остается как встарь, жизнь идет по-прежнему… Ничего не будет по-прежнему. Ничего».
Более практичная Элис на психологические экзерсисы не отвлекалась.
– Нас дважды останавливала полиция, – сообщила она продавцу. – Просили предъявить мобильные телефоны, осматривали их – и возвращали. Не знаете, что бы это значило?
– Не знаю, – пожал плечами хозяин. – Мир сошел с ума, вот что это значит.
…До Рональда дозвониться удалось – но разговор, во избежание непредвиденных эксцессов, затягивать не стоило. Впрочем, Рональд и не пытался. Ни словом не упомянул их исчезновение из гостиницы, коротко, без излишних подробностей, обрисовал ситуацию в Миннеаполисе, сказал, что у него много дел, – и отключился.
– Сигнальные костры и гонцы, – мрачно процитировал Кеннеди Одинокого Медведя, когда они торопливо покидали магазинчик. – Вот и всё, что нам осталось. У тебя никто из знакомых почтовых голубей не разводит?
Элис напомнила:
– Мы совсем забыли про изобретение старины Морзе – про телеграф.
Как выяснилось вскоре, про означенное изобретение вспомнили многие – огромная очередь тянулась через два квартала к дверям почтамта. Что характерно, к запертым дверям. Когда они откроются, никто не знал. Северные штаты после бомбежки Миннеаполиса оказались напрочь отрезаны от остальной страны и мира.
Два дюжих молодца в нежно-бирюзовом одеянии санитаров оттаскивали от дверей почтамта женщину. Она отчаянно, с удивительной силой вырывалась, истошно выкрикивая одну и ту же фразу:
– Мне надо позвонить в Миннесоту!!! Мне надо позвонить в Миннесоту!!!
Ее скрюченные пальцы были красны от крови. Судя по кровавым пятнам на дверях – женщина пыталась разнести их голыми руками. Очередь отводила глаза, люди стыдливо смотрели в сторону – но безумные вопли терзали и терзали уши.
Наконец женщина затихла, получив успокаивающую инъекцию, и позволила посадить себя в санитарную машину. Название госпиталя на борту машины отсутствовало – лишь небольшая стилизованная картинка: три упитанных цыпленка жизнерадостно клюют корм. Кеннеди вспомнил, что местная психушка давно носит неофициальное наименование «Веселый курятник»…
И тут – у почтамта – Кеннеди и Элис повезло.
Воровато озираясь, к ним подошла личность в длинном, не совсем по сезону, пальто. И осведомилась:
– Позвонить не желаете, молодые люди? Тогда отойдем, проклятые копы совсем озверели… Вы, небось, резервисты, сдернутые из дому из-за этой чертовщины? И придумываете, как бы послать весточку домой, родным? Есть возможность.
Ошибка вороватой личности была понятна – они до сих пор оставались в армейском камуфляже. Кеннеди и Элис не стали разубеждать незнакомца, и отошли вслед за ним во внутренний дворик, где затаилась машина с мощной антенной на крыше.
Личность уселась на водительское место, не пригласив их внутрь. Протянула в окно трубку:
– Звоните. Если что – я бью по газам, эту игрушку тогда оставьте себе.
Надо думать, установленная в машине аппаратура стоила куда дороже простенькой трубки.
– Как же вы умудряетесь поддерживать связь? – спросил Кеннеди. Он подозревал какое-то жульничество, и вперед решил не платить.
– А какой у вас тариф? – поинтересовалась практичная Элис.
Личность ответила на вопросы в строгой последовательности:
– Через спутник Европейского консорциума. У наших вояк руки коротки до него дотянуться. А тариф небольшой. Триста долларов за любое соединение и разговор до двух минут. Потом – по двести за каждую минуту.
Кеннеди крякнул. Элис онемела.
– Не хотите – не звоните. Желающих хватает.
За две «золотых» минуты ни о чем расспросить Герцога Элис не успела. Выяснила лишь, что он не в отъезде и всегда рад ее видеть.
– У нас еще один разговор, – сказал Кеннеди, увидев, как из окна машины протянулась согнутая лодочкой ладонь.
– Э-э, нет. Сначала заплатите за первый.
«Ну подожди у меня», – подумал Кеннеди, отсчитывая купюры. Наличности хватало, банкоматы работали пока исправно.
Разговор с Мэдисоном занял ни много, ни мало – шесть минут, пришлось долго ожидать соединения с Ресником. Личность радостно загибала пальцы, показывая, сколько прошло времени.
– Еще звоночек? – елейным тоном осведомилась личность. – А пока – с вас ровно тысяча сто зелененьких.
Кеннеди достал бумажник – но вместо денег извлек из него удостоверение.
– ФБР!!! – рявкнул он так, что с окрестных крыш слетели галки. – Немедленно покинуть машину!!!
Хапуга, как и обещал, «ударил по газам», окутав их облаком сизого дыма. Доставшаяся за триста долларов трубка отправилась в мусорный контейнер.
«Ну и тип… – подумал Кеннеди. – Кому война, а кому мать родна… Наверняка ведь спит и видит, чтобы бомбежки продолжались как можно дольше. На одних в эти дни с неба падают бомбы, на других – доллары…»
Он спросил у Элис:
– Как я понимаю, ты собралась в гости к Герцогу? Это далеко?
– Миль сто пятьдесят – сто восемьдесят к юго-востоку. Можно обернуться достаточно быстро, дороги южного направления так плотно не контролируют. Ты со мной?
– Нет. Надо смотаться в Мэдисон. У Ресника есть кое-какие новости – не телефонные.
Он слегка лукавил. Главную новость Кеннеди уже узнал по телефону. Но Элис о ней не проинформировал. Новость оказалась паршивая. Джиллиан – так развеселившая Кеннеди своей прической – ночью была убита.
«Пусть уезжает, – думал Кеннеди. – На юг, на юго-восток, куда угодно, – лишь бы подальше от здешнего кровавого болота».
Пора заканчивать игру, и лучше бы это сделать без Элис. Второй раз – как со стрелой Одинокого Медведя – может и не повезти…
– Тебе обязательно надо туда съездить, – иезуитски сказал Кеннеди. – И основательно покопаться в его архиве. Рональд сообщил интересную вещь: место падения двух сбитых в Миннесоте бомбардировщиков обнаружено. Но – ни единого трупа, ни одного крупного обломка! Всё куда-то исчезло. Хотя следы падения на почву присутствуют! Но до конца улики изъять не смогли – крохотные кусочки обшивки и другие детальки были рассеяны на слишком большой площади. И позволили сделать предварительный вывод: это машины времен Второй мировой! Если твой вельможа имеет данные о ком-либо, владеющим достаточным количеством старых бомбардировщиков – дело, считай, закончено. В общем, берем напрокат машины – и немедленно выезжаем. Если вернешься раньше – ожидай меня в местном «Хилтоне», номер забронирован на мистера и миссис Джонсон.
– Нет, Кеннеди. Не совсем немедленно. Сначала мне нужно пробежаться по магазинам. Ты только посмотри на меня! В этом наряде я похожа на незаконнорожденную дочь полка…
Собрание Тимоти Герцога состояло из двух частей. Из огромного бумажного архива: рукописи неизданных мемуаров летчиков Второй мировой и их частная переписка, пожелтевшие журналы боевых вылетов давно расформированных авиаполков, наградные листы на давно умерших людей, газеты военной поры с описаниями давно забытых подвигов, и т.д. и т.п. А еще – фотографии, фотографии, фотографии…
Вторая часть экспозиции занимала около сорока акров весьма живописной местности и включала без малого сотню старых самолетов, американских и иностранных, – не муляжей, подлинных экземпляров. «Самое большое частное собрание авиатехники во всем Западном полушарии», – горделиво сообщил Герцог.
Больше всего Элис хотелось немедленно взяться за бумажный архив, но на свою беду она сказала старику по телефону, что горит желанием осмотреть именно самолеты.
И теперь ей приходилось идти по узкой дорожке, вымощенной желтым камнем, вместе с Герцогом, приноравливаясь к его неровной, подпрыгивающей походке, – старик воевал в Корее, был тяжело ранен, и носил протез левой ноги. Идти и выслушивать льющиеся потоком объяснения.
– А вот это действительно уникальный экземпляр, мисс Блэкмор! Транспортный С-76 «Караван» – их выпустили всего двадцать пять штук! Двадцать пять! И здесь, у меня – последний «Караван» во Вселенной! Представляете?! Второго нет даже в музее ВВС! Двигатели полностью восстановлены – можно заправиться и лететь! Вы приглядитесь: цельнодеревянный корпус – для сорок второго года, казалось бы, – явный шаг назад. Но всё не так просто! После Перл-Харбора увеличение выпуска самолетов пошло по экспоненте – алюминия не хватало даже на штурмовики и истребители. И министерство обороны дало заказ производителям – поискать для транспортной авиации иные материалы. Но дерево еще что! Сталелитейный вагоностроительный – вагоностроительный! – завод в Филадельфии клепал цельностальные транспортники С-93 «Конестога»! Целиком из нержавеющей стали! Естественно, что немалая часть мощности двигателя тратилась на транспортировку не груза, а самого тяжеленного самолета… Но «Конестоги» стоили слишком дорого, чтобы пустить их после войны на слом. И в 47-м году их передали транспортной компании «Тайгер-Лайн». А потом, много лет спустя, из-за бюрократической неразберихи у этих придурочных «тигров» я не успел выкупить у них последнюю «Конестогу»! Они отдали ее в переплавку! Варвары, настоящие варвары…
Таких историй старик знал множество. Элис по мере сил старалась разделить его энтузиазм. Очевидно, получалось плохо, потому что Герцог заметил с грустью:
– Нынешней молодежи на все это наплевать… Я предлагал Техническому Университету Иллинойса бесплатно – бесплатно! – проводить экскурсии для групп студентов. Они отказались. Они часами смотрят какой-нибудь дебильный «Звездный путь» или пилотируют на компьютере виртуальные истребители – имея несколько «жизней» в запасе… Они думают, что воевать за них тоже будут компьютеры… Куда катится Америка? Знаете – я даже немного рад этим бомбежкам. Хоть кто-то о чем-то задумается…
Чтобы подбодрить старика, Элис начала задавать заинтересованные вопросы. Тем более что вскоре действительно заинтересовалась.
– Господи! Что это за чудо? – воскликнула она при виде огромного четырехмоторного самолета, зачем-то окрашенного в ярко-желтый цвет.
– Жемчужина моей коллекции, – пояснил Герцог. – Знаменитейший некогда был самолет, мисс. Русский, модель Ти-Би-семь. На нем – а может, на его брате-близнеце, – Молотов в ту войну летал из России в Британию и Америку… И не над полюсом – над охваченной боями Европой, недосягаемый для тогдашних зениток и истребителей. А потом Дядя Джо презентовал его старине Маку – не Молотова, хе-хе, – самолет. По легенде, Мак попросил на память об их встрече трубку генералиссимуса. Тот нахмурил бровь, сказал: «А что я тогда буду курить?» – и подарил этого красавца. У него и имя собственное было: Личный его превосходительства генерала Макартура четырех «Пурпурных сердец» именной самолет «Золотой Кондор»… Солдат, помнится, наизусть заставляли зубрить… «Рядовой такой-то! Поименуй личный самолет его превосходительства!» И солдатик, бывало, именует…
– По-моему, Сталин никогда лично не встречался с генералом Макартуром, – усомнилась Элис.
– Так я и говорю: легенда… – пожал плечами хозяин. – А вот, смотрите, чуть дальше начинаются наши бомбардировщики. Вон там – нет, левее, возле трех елочек – знаменитый В-29, он же «Суперфортресс». Именно с таких сбросили «Литл-Бой» на Хиросиму и «Фетмэн» на Нагасаки[20]. Доставившие их самолеты тоже, кстати, имели собственные имена…
Элис перестала слушать журчащую речь Герцога, всматриваясь в огромную четырехмоторную машину. Потом спросила:
– Какая у него бомбовая загрузка?
– Этот красавец мог нести до девяти тонн бомб. Но стандартный вариант, применявшейся в годы войны: двадцать пятисотфунтовок в переднем отсеке, плюс четыре бомбы по две тысячи фунтов – в заднем. Неплохой был подарочек на головы джапам, а?
– В Европе В-29 применялись?
– Нет. Их специально проектировали для Тихоокеанского театра военных действий – чтобы бомбить Японию издалека, с Марианских островов. В Европе такая большая дальность полета не требовалась – и там работали «Летающие крепости» и «Либерейторы»…
– «Либерейторы»… – повторила Элис.
А сама подумала: «Я идиотка! И Кеннеди – идиот. С чего мы взяли, что слово „либерейторы“ в устах Сондерса-старшего означало „Лигу освобождения алгонкинов“? У генералов свой жаргон, у играющихся в индейцев – свой…»
– «Летающие крепости» у всех на слуху, – забросила удочку Элис. – А вот про «Либерейторы» и их роль во Второй Мировой известно гораздо меньше.
– Действительно, странно, – согласился хозяин самого большого в Западном полушарии частного авиамузея. – Тем более странно, что В-24 – иначе говоря, «Либерейторов» – построили восемнадцать с половиной тысяч. А В-17, то есть «Летающих крепостей» – меньше тринадцати тысяч штук. Почти в полтора раза меньше! Но им была создана такая реклама, что поневоле создается впечатление – союзники выиграли войну в Европе только и исключительно на «Крепостях»! Я вижу тут лишь одну причину. В 1942 году, когда немцы рвались к Волге, а японцы к Австралии и границам Индии, – для поднятия боевого духа англо-американцев студия «Уорнер Бразерс» сняла фильм о летчиках, летящих бомбить Германию. Так и назывался: «Летающая крепость». Название, как теперь говорят, стало культовым, знаковым… Других причин нет – «Либерейтор» превосходил «Крепость» по всем параметрам, не говоря уже о количестве выпущенных…
«Могут быть и совсем иные причины, – подумала Элис. – Не только фильм шестидесятилетней давности…»
– А у вас он есть? – спросила Элис. – Я имею в виду – «Либерейтор»?
– У меня есть целых два! – с немалой гордостью сообщил хозяин. – B-24C – а это очень редкая модель, настоящее украшение моей коллекции. И B-24D – это та самая рабочая лошадка, которая выбамбливала Германию.
– Можно на них взглянуть?
– Не можно, мисс, – нужно! Обязательно нужно! Вы думаете, я собирал все эти сокровища для себя? Полно, много ли мне осталось… Нет, мисс! Для вас, для молодых! Что бы вы помнили о своих отцах и дедах – за которых тогда не воевали компьютеры! Которые летали над всем миром – и, как говорится, ад следовал у них по пятам! Пойдемте, пойдемте, мисс…
«Либерейторы» стояли не рядом – а так, словно летели в боевом порядке. Словно один был ведущим, а второй ведомым.
– Красавцы, не правда ли? – спросил старик.
– Да, конечно, – ответила Элис, отнюдь не разделяя его восхищения.
Так вот они какие, «Либерейторы»… Поменьше, чем В-29, на вид более неуклюжие, но тоже весьма внушительные…
– Сколько бомб они могли нести? – поинтересовалась Элис.
– В бомбовом отсеке – четыре тонны. А используя внешнюю подвеску под крыльями – почти шесть тонн, – без запинки выдал Герцог, не пользуясь какими-либо записями.
«Не сходится, – разочарованно подумала Элис. В чем-то ошибка… Но почему тогда Сондерс-отец, он же не мог не знать…»
Она не закончила мысль. Потому что хозяин добавил:
– Но с таким грузом резко падала дальность полета. Поэтому для боевых действий в Европе выбрали оптимальный вариант: бомбовая загрузка 2227 килограммов – плюс восемь с половиной тонн топлива. Тогда «Либерейтор» мог пролететь три тысячи миль. На высоте девятнадцать тысяч футов и при скорости двести двадцать миль в час.
– 2227 килограммов… – медленно повторила Элис. И, произведя несложный подсчет, получила уже известный результат:
– Десять пятисотфунтовых бомб…
– Да, мисс! Именно десять – осколочных или осколочно-фугасных, использовались еще зажигательные, но те были…
Элис не слушала, переводя в уме мили в километры. Сходилось всё. Абсолютно всё. Скорость, высота, бомбовая загрузка…
Неясно лишь одно: откуда в небе над Штатами взялись «Либерейторы»? Да еще в таких количествах?
– У тебя с ней что-то было? – спросил Кеннеди.
Ресник ответил уклончиво:
– У меня что-то будет с ублюдком, который сделал это. Ты не представляешь, Кеннеди, что у меня с ним будет. Я и сам еще не до конца представляю. Но обещаю: этот гад будет мечтать о газовой камере. Будет мечтать в ней очутиться – сразу, немедленно, минуя и предварительное слушание, и суд присяжных, и апелляцию в Верховный суд…
– Уже есть подозреваемые?
– Реальных пока нет, – помрачнел Ресник. – Но работа идет. Я говорю тебе это не как какой-нибудь начальник отела по связям с общественностью, желающий отвязаться от назойливых журналистов. Работа идет. Ребята роют носом землю. Не ради денег, чинов и наград – но чтобы все поняли и запомнили: наших убивать нельзя!
Кеннеди кивнул. Все правильно. Каста есть каста. Спросил:
– Что-нибудь сопутствовало? Ограбление? Изнасилование?
Ресник покачал головой:
– Ничего. Тык ножом в сердце – и ушел, никем не замеченный. Сам знаешь – таких, особенно гастролеров, брать очень трудно. Но мы возьмем, не сомневайся.
– Нож нашли?
– Остался в ране. Но след хреновый… Самый заурядный кухонный нож, в любом магазине их навалом.
Все сходилось. Один к одному. Только в эпизоде с Твистером еще попытались имитировать ограбление. Здесь же убийца решил на мелочи не размениваться.
– Тебе это не показалось странным? – спросил Кеннеди. – Ты наверняка встречался с убийствами, совершенными бытовыми ножами. Люди, сводящие счеты с их помощью, редко обходятся одним ударом. Обычно место такого преступления напоминает разделочный цех бойни. На моей памяти один бедолага получил восемнадцать ран от ножа для резки хлеба – остался жив, умудрился доковылять до телефона и вызвать полицию.
– И у дилетанта может случиться – один раз, как исключение, – грамотный удар.
– Один раз может. А два раза подряд?
Круглое улыбчивое лицо Ресника закаменело. Он сказал, тяжело роняя слова:
– Если ты хотел оставить такой козырь в своем рукаве – тебе не стоило говорить этого, Кеннеди. Теперь рассказывай всё.
– Крайне сомнительно, – сказал Самолетный Герцог. – Даже не сомнительно – попросту невозможно, что бы кто-то собрал у себя коллекцию в полтора десятка действующих «Либерейторов» – а я ни сном, ни духом. Мирок коллекционеров авиатехники очень замкнут, все собрания наперечет, это вам не филателисты и не любители кактусов…
– А за границей не может быть неизвестных вам собраний?
– Исключено. Наше сообщество интернационально. Маленький пример: неделю назад ко мне на электронный адрес пришло сообщение из России. Тамошние «блэк-скауты»[21] подняли из трясины где-то под Петербургом бомбардировщик Ти-Би-3 в весьма приличном состоянии – очевидно, не сбитый, но совершивший зимой вынужденную посадку на замерзшее болото, а весной ушедший в топь. Подняли и подыскивают покупателя. Так что я в курсе дел во всем мире.
– У правительства США где-нибудь в запасниках не могла сохраниться такая ретро-эскадрилья?
– Правительство… – протянул Герцог презрительно. – Правительство живет сегодняшним днем, спит и видит, как бы сэкономить лишний доллар на нашей боевой славе… Вы представляете, сколько стоит поддерживать один-единственный самолет в рабочем состоянии в течение десятилетий? Можете поинтересоваться у моего бухгалтера. Нет, эти скаредные крысы из Вашингтона предпочтут отстегивать гранты на ликвидацию компьютерной безграмотности!
Старик явно питал предубеждение против электронно-вычислительной техники – что, впрочем, не мешало ему иметь электронный адрес. Элис это порадовало. Материалы архива Герцога не были отсканированы и предоставлены для компьютерного доступа. И, похоже, остались вне поля зрения людей, заметавших следы нехорошо попахивающей истории с «Либерейторами»…
– Я хотела бы немного порыться в вашем архиве. – Элис постаралась произнести это как можно обаятельней. – Действительно, завесу молчания вокруг героев, летавших на «Либерейторах», необходимо развеять. Вы ничего не имеете против?
– Работайте хоть месяц, хоть целый год! – с энтузиазмом вскричал хозяин. – Пишите статью, пишите книгу! Но – на вынос материалы я не даю. Извините.
– Кроме идентичного способа убийства, есть и еще одна общая деталь, – говорил Кеннеди. – И Твистер, и Джиллиан незадолго до смерти проделали на компьютере одну и ту же операцию. Попробовали влезть в файл, где требовался допуск по форме Эм-Эйч-18. Тебе знакома такая форма?
Ресник покачал головой. Был он мрачен, бледен и немногословен.
– И мне не знакома, – продолжил Кеннеди. – Но там наверняка стоит несложная программа, фиксирующая появление непрошеных гостей.
– Всех убивают? – скептически спросил Ресник.
– Нет. Но если пользователь связан с госструктурами, способными серьезно расследовать всю эту кучу дерьма – то летальный исход более чем вероятен. Джефри, у нас есть один выход. Один-единственный. Взять убийц за глотку – и тут же выбить из них, откуда взлетают проклятые бомбардировщики и каким способом они прячутся от радаров. Мне тут недавно на вполне наглядном примере продемонстрировали преимущества экстренного потрошения. На привыкших к «предупреждению Миранды»[22] граждан действует неплохо. А если постараться – то и битых волков можно пронять до печенок.
Ресника перспектива нарушить чьи-то конституционные права и свободы отнюдь не смутила.
– Ты вычислил убийц? – деловито спросил он.
– Методом исключения. Организатор, дававший добро – без сомнения, Сондерс. Исполнитель – Рональд. Я прикинул время – используя армейский воздушный транспорт, он вполне мог смотаться в Мэдисон, убить Джиллиан и вернуться – к тому времени, когда я утром дозвонился до него в штабе ВВС.
Ресник уже получил от Кеннеди необходимую информацию о персонажах подгруппы «Дельта» – и представлял, о ком идет речь. Но усомнился:
– Зачем ему самому так рисковать? Проще было послать кого-нибудь из своих людей – самому заготовив алиби…
– Не проще. Киллеров-профессионалов у них нет, есть профессионалы-спецназовцы – это большая разница. Круг полностью посвященных очень узок, а подчиненных Рональда явно используют втемную. Акция против предполагаемых террористов на «Индейской территории» – это одно, а тайная ликвидация сотрудницы ФБР – совсем другое… Послать же человека, знающего всю подноготную дела, но при этом дилетанта в силовых акциях – слишком большой риск провалить операцию. Все сходится на Рональде.
– Ладно. Но почему такой крутой профи не подготовил две разных обставы? Ясно же было, что ты зацепишься за это сходство в двух убийствах.
– Не обязательно. Мы ничего не знали о Твистере, кроме прозвища – ни настоящего имени, ни места службы… Если бы еще один член подгруппы «Дельта» исчез из виду, я лично ничего бы не заподозрил. Связать два уголовных убийства в двух разных городах никому бы в голову не пришло – сам знаешь, что сейчас творится… Рональда подвела чистой воды случайность – Твистер спонтанно решил пойти на внеслужебный контакт с нами, полиция помогла ему отыскать дорогу, по которой мы уехали, а Элис взбрело в голову остановиться и побеседовать со мной на вольном воздухе. Такого сцепления событий ни один профессионал не предусмотрит. В результате я позвонил утром по номеру Твистера – и одним из первых оказался у его свежего трупа, узнав все подробности.
– Тогда возникает вопрос: как Рональд выманил из дому Джиллиан? Она не имела склонности к прогулкам под утро.
– Очень просто. Сказал, что у него к ней поручение от меня и Элис – ты помнишь, как она к нам относилась. Рональд знал о нас достаточно, чтобы слепить правдоподобную легенду.
Ресник помолчал и сказал одно слово:
– Убедил.
После паузы добавил:
– Каковы твои ближайшие планы? Добиваться ордера от военной прокуратуры? Или взять штурмом командный пункт ВВС? В любом случае – я и мои люди в полном твоем распоряжении.
– Ордер мне никто не даст, а командный пункт нам ни к чему. Настоящий штаб этих оборотней – дом Сондерса. Сейчас надо состряпать убедительную легенду для твоего начальства. Ты лучше меня знаешь Донахью – придумай что-нибудь…
– Кеннеди… Легенды не нужны. Донахью уже три дня как в больнице с острым пищевым отравлением. Сейчас я и никто иной возглавляю отделение ФБР в штате Висконсин.
Архив Герцога – огромные стеллажи с полками, уставленными пожелтевшими папками – содержался в идеальном порядке. Элис очень быстро освоилась с каталогом, рубрикатором, алфавитным указателем, – и принялась за работу.
И вскоре разочаровалась. Проследить, как она надеялась, судьбу всех сошедших с конвейера «Либерейторов» оказалось нереально.
B-24 одной лишь модификации «D» (украшавшей коллекцию старика) были выпущены в количестве не много, не мало – 2738 экземпляров. Причем на трех заводах: в Сан-Диего, в Форт-Вос и в Тулзе. А были еще и другие модификации… Более того, кроме корпорации «Консолидейтед», разработавшей этот самолет, часть заказа для ненасытного USAAC выполнял и «Дуглас Эйркрафт». Если к тому же учесть, что немалая часть «Либерейторов» (несколько сотен) была передана Великобритании, Канаде и Австралии, и при передаче получила иные серийные обозначения… А еще была Франция, незадолго до своего краха заказавшая партию В-24В – следы их утратились в неразберихе июньского разгрома. Еще был гоминьдановский Китай – Элис так и не разобралась, получил или нет Чан Кай-ши желанные «Либерейторы» для борьбы с коммунистами Мао… К тому же не стоило забывать, что вся запутанная история происходила на фоне войны, полыхавшей в трех частях света…
В общем, проследить путь каждого «Либерейтора» от конвейера до плавильной печи не смог бы никто. И вычислить «затерявшиеся» на этом пути партии воздушных машин – тоже.
Загрустив, Элис двинулась по дорожке, проложенной покойным Твистером – стала просматривать копии документов действовавшей в Европе 8-й воздушной армии в поисках сведений о пропавших без вести В-24. Хотя мысль компьютерного жулика о похитителях-инопланетянах по-прежнему казалась ей бредом…
Тезис агента Блэкмор о том, что над густонаселенной Европой – в отличие от Тихого океана – «исчезнуть бесследно» самолету было почти невозможно, вполне подтвердился. В статистике потерь Герцог сделал специальные ссылки – из них следовало, что следы практически всех «пропавших без вести» бомбардировщиков впоследствии обнаружились. В течение многих лет после войны обломки находили в горах и лесах, поднимали со дна болот и озер…
Лишь по привычке доводить любое дело до конца она покончила с 44-м годом и принялась за 45-й – благо эта папка уступала толщиной другим.
Потом она встала. Перед глазами плясали строчки таблиц. Элис медленно подошла к окну. Прижалась разгоряченным лицом к стеклу. За окном колосились поля, перемежаемые редкими купами деревьев – обычный пейзаж для Иллинойса. Мир был в порядке. Значит, что-то не в порядке с ее головой…
Деревянной походкой она вернулась к столу. Крепко зажмурилась и сказала себе: «Сейчас я открою глаза и увижу другие цифры. Совершенно другие».
Аутотренинг не помог. Цифры остались те же. При бомбардировке Дрездена в ночь с 31 января на 1 февраля 1945 года без вести пропало два «Либерейтора». Обломки одного из них, согласно сноске Герцога, обнаружились впоследствии в советской зоне оккупации. Второй исчез бесследно.
На следующую ночь налет шел в две «волны». И потери возросли: пять и семь «Либерейторов» соответственно – пропавших без вести и никогда не найденных.
В ночь на третье февраля бомбежки не было.
Зато на следующую ночь из ста тридцати машин на базу не вернулись двадцать две. Места падения пяти стали известны. Исчезли в никуда семнадцать…
Элис очень хотела бы поверить в случайность. Но не могла. Цифры совпадали идеально.
Гамильтонвилль – один неопознанный объект.
Через сутки:
Гамильтонвилль – пять объектов, Ластинг – семь.
Через сутки:
Бомбежек нет.
Через сутки:
Милуоки – семнадцать бомбардировщиков…
Она посмотрела на часы – и с замершим сердцем перевернула страницу.
И изумилась. Сведений о потерях больше не было. До самой капитуляции Германии – не было. Приписка Герцога свидетельствовала: скопировать документы в полном объеме ему не удалось.
Элис медленно произнесла вслух:
– Ну да, конечно, ведь он не имеет допуска по форме Эм-Эйч-18…
Следующие сорок минут она лихорадочно терзала клавиатуру ноутбука, составляя программу, коррелирующую появления и исчезновения «Либерейторов» в пространстве и времени…
Потом вскочила и бросилась к шкафу с рубрикатором. Должны, должны остаться какие-то свидетельства! Мемуары ветеранов, например… Неизданные мемуары.
Стук пришедшего Герцога она не услышала – тому пришлось постучать дважды.
– Мисс Блэкмор, со мной связался – и настаивает на разговоре с вами – один мой старый друг, – сказал Герцог. – Он сейчас в Милуоки.
– У вас действует связь с Милуоки? – изумилась Элис. – Через спутник Европейского Консорциума?
– Не совсем, – скромно улыбнулся старик. – Я не слишком доверяю этим новомодным игрушкам. У меня стоит старая добрая полевая рация.
– Инструкции ясны? – спросил Ресник.
Затянутый в черный ночной камуфляж агент кивнул головой, укрытой под капюшоном с прорезями. Что любопытно – люди в подобных нарядах вызывали теперь на улицах Милуоки куда меньше подозрительного интереса, чем бесцельно шатающиеся штатские. Военное положение имело свои плюсы.
И все равно им пришлось ждать темноты. Пересекать засветло огромный, засаженный редкими деревьями участок перед домом Сондерса не хотелось. Умом Кеннеди понимал, что для инфраоптики ночь не помеха, – но все равно в темноте было как-то спокойнее.
Хозяин особняка, по всему судя, со службы вернулся. Огромный лимузин час назад подкатил по подъездной аллее – и назад не проехал. Пташка сидела в гнезде – хотелось надеяться, что не одна.
– Через десять секунд начинаем, – сказал Кеннеди, не отрываясь от циферблата часов.
– Памперс надеть не забыл? – отпустил Ресник фирменную, давно ставшую ритуалом шутку.
И они начали.
Разводить Голливуд и преодолевать стену эффектными киношными способами не стали – фэбеэровский микроавтобус подкатил к стене задним ходом, Кеннеди с Ресником сквозь люк вылезли на крышу и без особых затей перевалились через гребень вниз. Машина тут же уехала. Видеокамера, лицезревшая сие зрелище с вершины стены, транслировала (стараниями потрудившихся над ней технических специалистов ФБР) в эти секунды ту же картинку, что и пять минут назад.
Они неслышными тенями скользили между деревьев. Откуда-то – похоже, из подсобных помещений на задах дома, – доносился приглушенный лай. Кеннеди готовился к появлению сторожевых собак и сжимал в правой руке портативный и мощный ультразвуковой генератор, предназначенный мгновенно лишать псов агрессивных намерений. Но пока все было тихо.
Переносной пульт в руках Ресника свидетельствовал: никаких невидимых лучей, объемных датчиков и прочих порожденных научно-техническим прогрессом пакостей на их пути нет. Кеннеди это тревожило. Если его расчеты верны, Сондерс и компания должны сейчас принимать все мыслимые меры предосторожности. Беспечная самонадеянность? Ловушка? Или истинное логово заговорщиков не здесь?
Они круто изменили траекторию, огибая угол дома и сектор обзора укрепленной над черным ходом камеры. Кеннеди сделал еще два шага и застыл соляным столпом.
Ресник недоуменно оглянулся. Кеннеди подошел, прижался губами к его капюшону в районе уха, прошептал почти беззвучно:
– Кто следил за аллеей? Когда подъехал этот «Додж»? Почему ты мне не сказал?
Ресник не стал тратить слов для ответа на дурацкие вопросы. Коснулся обшлага, показал шесть растопыренных пальцев, потом один – полусогнутый. Кто из агентов следил за подъездной аллеей – и в самом деле неважно. А сообщать ему про этот «Додж» с помятым и небрежно выправленным левым задним крылом Кеннеди не просил. Потому что был уверен – машина находится далеко отсюда. Вместе с арендовавшей ее Элис.
Напарник толкнул его – нетерпеливо.
Кеннеди двинулся дальше. Что бы ни привело сюда Элис, надо делать задуманное.
Они заняли позицию неподалеку от двери черного хода. Кеннеди знал: короткий коридор ведет от нее в огромный холл – с беломраморной лестницей, широченными парадными дверями, картинами и статуями. Там, у дверей, дежурили два охранника. Из коридора открывалась дверь – насколько мог судить Кеннеди, в пультовую. Там тоже наверняка сидели вооруженные люди. Другой информации после единственной – двухдневной давности – короткой экскурсии по особняку Кеннеди не имел.
Ресник аккуратно и беззвучно зашвырнул в кусты небольшой сверток. Они приготовили оружие и стали ждать.
Оружие было грозным только на вид. Честно говоря, даже самый придирчивый суд не усмотрел бы криминала в ночных прогулках с этими как бы револьверами – силлуминовыми, стреляющими пластиковыми шариками посредством укрытого в рукоятке баллона и продающимися в магазинах игрушек. Не усмотрел бы, если бы не одна малость.
Шариков в барабанах не было.
Вместо них они зарядили крохотные пластиковые карпулы с прижатыми до поры стабилизаторами и тяжелыми инерционными пробками-поршнями – выдавливающими наружу содержимое в тот момент, когда венчающая конструкцию игла во что-нибудь втыкается. Если этим чем-то окажется человек – три или четыре (в зависимости от комплекции) часа спокойного отдыха ему гарантированы. Против боевого автомата или даже пистолета – не слишком козырная карта. Но если тут несут охранную службу действительно ребята Рональда – с которыми Кеннеди побывал в бою – стрелять боевыми в них не хотелось.
Сверток заработал. В кустах раздался оглушительный и весьма натуральный собачий лай. И – громкое кошачье шипение.
Кеннеди ждал – натянутый как струна.
Не происходило ничего. Секунды ползли. Дверь не открывалась. Револьвер в поднятой руке был непривычно легковесен. Весь план казался дурацкой авантюрой.
Дверь распахнулась неожиданно – без всяких предваряющих звуков. Темная громоздкая фигура шагнула наружу. Остановилась, всматриваясь в направлении предполагаемой кошачье-собачьей схватки.
«Чпок!» – негромко сказал револьвер Ресника. Фигура начала оседать – медленно, потом все быстрее. Кеннеди метнулся в дверь. Ресник чуть задержался – подхватил охранника, не дал шумно рухнуть.
В темном коридоре стоял человек – шагнувший из ярко освещенной пультовой и едва ли что-либо видящий. И – хотелось надеяться – не слышавший за звуками лая слабый хлопок.
Так и оказалось.
– Ну что там, Брет? Опять небось Пайки? Этот мохнатый парень сам не свой до кошек, – обратился человек к Кеннеди.
Ответ был короток:
«Чпок!»
Кеннеди рванул с высокого старта. Пять ступенек, падающее тело, дверь, яркий свет по глазам – «чпок! чпок! чпок!» – две фигуры в камуфляже уткнулись лицами в пульты, третья стала заваливаться вместе со стулом. Кеннеди поддержал, опустил аккуратно на пол.
Аппаратура стандартная, это хорошо… Быстро пробежался взглядом по экранам мониторов внутреннего наблюдения: никого, никого, никого… отлично! В холле Ресник оттаскивает в сторонку, в укромный уголок двух стоявших у главного входа… Правильно, нечего им там валяться, интерьер портить… Продолжил осмотр: никого, никого, ни… черт возьми!
Кеннеди с трудом подавил желание немедленно устремиться на второй этаж. Втащил в пультовую охранника из коридора, заблокировал систему подачи внутренней тревоги – теперь всевозможные «тревожные кнопки» внутри дома можно давить хоть до посинения.
Из холла вернулся Ресник. Вдвоем они затащили с улицы незадачливого Брета, в недобрый час решившего поглазеть на драку собаки с кошкой, – и тоже уложили в пультовой.
Кеннеди взглянул на часы. Неплохо, график опережается почти на минуту. Еще одна двойка подтягивается сейчас к черному ходу, их позиция будет в пультовой… Третья двойка прикроет дом снаружи. И – резерв в микроавтобусе.
– Полковника не видно, – тихо сказал Кеннеди. – Но он мог и не ставить камеры в своих апартаментах. Зато… – Он кивнул на экран.
– Похоже, приехал сюда лишь старый хрыч, – так же тихо констатировал Ресник. – На романтическое свидание с Элис Блэкмор…
Он поднес ко рту небольшую коробочку, произнес раздельно и четко:
– Бета-два, бета-два!
Коробочка что-то квакнула в ответ. В диалог встрял левый пульт, запищал-замигал: несанкционированный радиообмен в окрестностях!
– А вот те хрен! – сказал ему Ресник злорадно. И, уже Кеннеди:
– Сейчас будут здесь. Пошли наверх, время дорого.
– Подожди…
Кеннеди быстро пощелкал клавишами, пытаясь услышать разговор Элис с генералом в отставке Джеромом Ф. Сондерсом. Бесполезно. Похоже, микрофоны в гостиной – в том самой, где проходило последнее совещание «Дельты» – не установлены. В общем, логично. Разговоры Сондерсов никак не предназначены для ушей охраны.
– Элис его на что-то раскручивает, – сказал Кеннеди, вставляя в барабан револьвера новые карпулы. – Подстрахуем, не светясь. И запишем разговор.
Ресник согласно кивнул.
Это был риск. Если приедет полковник Сондерс с Рональдом и его хваткими ребятами, и издалека почует неладное… Но недаром же здесь Элис. Что-то ей нужно от старика… Пусть тот расслабится, пусть чувствует себя хозяином положения, пусть думает, что достаточно коснуться кнопки – и на пороге появятся готовые на всё головорезы…
Всё повторялось. Всё возвращалось на круги своя.
Точно так же Кеннеди шел по коридору, и так же слышал издалека раскаты мощного мужского голоса – который, казалось, никак не мог принадлежать сухонькому старичку, разъезжающему в инвалидной коляске.
– Прискорбно, но вы сошли с ума, милая леди, – вещал голос генерала.
Элис ответила что-то неразборчивое.
– Помилуйте, но ведь наукой доказано – путешествия во времени невозможны! – столь же громогласно продолжал Сондерс-старший.
Конец ответной фразы Элис они услышали:
– …только в прошлое. А в будущее – почему бы и нет? Почитайте теорию относительности. Летящий со скоростью света звездолет движется не только в пространстве, но и во времени. Движется в свое будущее.
Дверь оказалась приоткрыта. Зачем? Кеннеди не стал долго задумываться, сделал знак Реснику. Тот достал из кармана крошечную видеокамеру, что-то в ней покрутил-подправил, нагнулся и осторожненько положил на порог, у самого косяка. Теперь останется на память фильм об исторической встрече. Правда, персонажи могут оказаться не в фокусе, но это уже издержки скрытной съемки.
Диалог меж тем продолжался. Говорил старик, и весьма ехидно:
– Боюсь, дорогая Элиза, что вы безбожно льстите компании «Пратт-Уитни», поставлявшей двигатели для «Либерейторов». Их движки не способны были разогнать бомбардировщик даже до скорости звука – не то что до околосветовой.
«Издевается, – подумал Кеннеди. – Ничего, посмотрим, кто в конце будет смеяться, а кто плакать».
Элис заговорила громко и с ноткой отчаяния:
– Генерал! Я не знаю и знать не хочу, что за дьявольское приспособление вы испытывали на своих «Либерейторах»! Мне наплевать на это! Наплевать! Я согласна даже допустить, что в окрестностях Дрездена в том феврале разверзлась черная дыра, поглотившая ваши самолеты! Я хочу знать другое: сколько «Либерейторов» пропало в ночь на пятое февраля сорок пятого года? И – в какое точно время?
– Зачем тебе это, девочка? – спросил генерал устало и серьезно. – Никто в целом свете не поверит в такое. Даже когда бомбы начнут рваться у него под задницей.
«Точно, никто не поверит, – подумал Кеннеди. – Я, по крайней мере, не верю».
– Посмотрите сюда, генерал…
Из комнаты раздались звуки – самые разные.
«Поставила ноутбук на стол, открыла, стучит по клавишам… – догадывался Кеннеди. – А это что за жу-жу-жу? – а-а, старик подкатил поближе…»
Элис заговорила вновь:
– Я составила коррелирующую формулу. Едва ли она вас заинтересует, но взгляните на результаты… Вот эта линия на карте оставлена дрейфующей точкой сегодняшнего появления самолетов – дрейфующей в зависимости от времени их исчезновения – тогда, в сорок пятом. Линия проходит через Милуоки! Полтора миллиона человек под ударом! Вы ведь сами, ваш сын, ваш дом, – под ударом! Выскочив в темноте непонятно где, потеряв ориентировку, пилоты полетят на огни первого же большого города! И сбросят бомбы, уверенные, что бомбят рейх! Надо хотя бы вырубить свет, ввести светомаскировку! Вы сможете, я знаю, ваш сын сможет!
– Спокойнее, девочка. Не паникуй. Ты ошиблась. Ты просто ошиблась в расчетах. У нас в ВВС тоже есть способные математики и программисты. Один из них – в порядке бреда – после Миннеаполиса просчитал ту же корреляцию. Отойди от карты… да нет, от той, что на стене… Самолет появится вот здесь – если принять твой бред на веру. Достаточно далеко, и там все готово для встречи. Через два часа. Ты ошиблась.
– Самолет… – медленно сказала Элис. – Один… Значит, один…
И заговорила быстро, резко:
– Но ведь в Миннесоте точка появления не совпала с расчетной?! Так?! Немного, но не совпала? Так или нет??!!
Генерал молчал. Но, очевидно, сделал какой-то подтверждающий жест. Потому что собеседница сказала:
– Не совпала… Ваш математик счел это допустимой погрешностью… – И Элис взорвалась: – Ему место в сортире!!! Считать генеральское дерьмо!!! Он не учел вторую производную от прецессии магнитного полюса!!! А она растет с каждым появлением в кубе!!! Я тоже не учла – сначала. Но не успокоилась, пока расчетные точки с точностью до десятого знака не совместились с реальными! Бомбы полетят на Милуоки, генерал!!!
– Бомба.
Сондерс-старший произнес всего одно слово, но Кеннеди удивился. С голосом генерала произошла разительная перемена. Впервые он зазвучал как голос глубокого старца.
– Что…
– Бомба. Одна.
Повисла долгая пауза. Потом старик сказал:
– Ты хорошо поработала, девочка. И заслужила право узнать то, что не смогла раскопать. Мне, похоже, теперь надо спешить, но я тебе расскажу…
«Что же ты не добавил: расскажу напоследок? – ехидно подумал Кеннеди. – Но Элис молодец, раскрутила старого пня этой бредятиной. Ох, и удивим мы его до невозможности…»
– Мы ничего не испытывали. Что-то испытывали немцы. Какое-то новое, секретное, принципиально новое оружие. Оно действовало довольно избирательно, в относительно узком секторе. Самолеты не падали, не взрывались – просто бесследно исчезали. Мы ломали голову: что это такое, что за новинка в области ПВО? Но решили прихлопнуть, как прихлопнули в свое время Пенемюнде. Ты знакома с той историей, девочка?[23]
Очевидно, Элис кивнула – потому что генерал продолжал:
– Здесь был весьма похожий случай. Дрезден, как и Пенемюнде, отходил в русскую зону оккупации – секретное оружие не должно было достаться Сталину. К тому же мы хотели продемонстрировать кое-что свое… Налетом в ночь на четвертое февраля мы хорошо вычислили мертвые зоны этой загадочной системы ПВО. Игра казалась беспроигрышной. Один из «Либерейторов» шел очень высоко – и почти без груза. С одной бомбой. На высоте без малого десять километров. Ни увидеть, ни сбить его не могли. Остальные лишь отвлекали внимание… Но исчез именно тот, один…
– Что это была за супербомба? – спросила Элис почему-то шепотом.
– Я думал, ты догадалась… Ты знакома с историей проекта «Манхеттен»[24]?
– Ну… да… – Голос Элис дрожал и прерывался.
«Готово дело, – подумал Кеннеди. – Психоз заразен. Не знаю, кто из них кого заразил – но спятили оба».
– Забудь эту историю. Ни слова правды. Ее писали люди вроде меня. Когда и где, по-твоему, взорвали первую ядерную штуку?
– Н-на полигоне, кажется где-то в Неваде… или нет… Летом сорок пятого… дату не помню… по-моему, перед самым Потсдамом…
– Все правильно. Только вот взорванная летом штука стала второй. Потому что до Потсдама была Ялта[25].
– Но…
– Да-да… Вторая. Лишь после провала в Дрездене испытания решились проводить на своей территории. Никто ведь заранее не знал, с какой мощностью оно шарахнет. У некоторых физиков имелись опасения, что цепная реакция втянет в себя и другие окружающие элементы. Никто не хотел получить воронку диаметром в пол-Америки… В общем, на Дрезден президента уговорили. У него и Черчилля были большие планы на той, Ялтинской, конференции. Предстояло оставить Австрию и Чехословакию в западной зоне оккупации, ограничить русское проникновение на Балканы, добиться еще кое-чего… Но для такой крупной игры с Дядей Джо совсем не было козырей. После Арденнского позорища – особенно. И Рузвельт подписал приказ. Встреча трех лидеров начиналась четвертого февраля. И на первую же ночь конференции запланировали демонстрацию. Первый в истории ядерный взрыв… При успехе мы получали козырного туза. При неудаче – лишь сильное радиоактивное заражение местности. Поскольку предполагалось, что не взорвавшуюся по какой-либо причине штуку должен разнести в клочки мощнейший заряд обычной взрывчатки… Та же система самоликвидации должна была сработать, если самолет подобьют или он потерпит аварию… Казалось, мы предусмотрели всё. А потом случилось то, что случилось. Штука исчезла. Словно растворилась в воздухе вместе с самолетом. Президент рвал и метал. Конференцию мы просрали, Дядя Джо получил всё, что хотел. Донован губил лучших разведчиков, но не мог найти следов штуки… Командование ВВС за несколько дней стянуло в один кулак все наличные силы – со всей Европы, даже из Северной Африки… В ночь на тринадцатое февраля на Дрезден высыпали больше взрывчатки, чем куда-либо и когда-либо до того… Города не стало. Бомба просто не могла уцелеть! Но никак себя не проявила. Ни взорвалась, ни распылилась… Наци успели найти и вывезти? Три месяца мы жили под дамокловым мечом и гадали, на кого ее сбросит Гитлер. На нас? На русских? Потом – когда у Сталина словно ниоткуда взялась своя бомба – у знавших родилась вполне логичная версия: штука досталась русским. Трумэн – ничего о Дрездене не знавший – брызгал слюной и мочился серной кислотой. Пришлось срочно искать изменников, организовывать процесс Розенбергов… А эта гадина, оказывается, болталась где-то между временем и пространством!
Генерал замолчал. Сказал после паузы тяжело, устало:
– Теперь всё знают два человека на земле. Ты и я. Остальные – кто знал – ушли. Тяжело было тащить это в одиночку… Жаль, что дальше придется снова одному… Лучше бы ты получала в колледже двойки по математике.
– А ваш сын? А Рональд?
– Сэмми знает многое, но не всё… Хотя самое главное – что за груз мы ждем сегодня – пришлось ему рассказать. Он долго не хотел верить очевидному, но Миннеаполис его убедил. А Рональд… Этот оловянный солдатик что-то разнюхал – хотя я надеялся, что он по уши увяз в деле Эмнуэльсона. Разнюхал и слетел с катушек. Надиктовал полкассеты идиллических соплей – и протаранил сегодня на своей машине ограждение виадука. Прямо под катящий тепловоз. Храбрый был парень, но глупый… Ладно, девочка. Сейчас сюда подойдут мои люди. Постарайся умереть красиво. А мне пора на командный пункт ВВС. Я не верю, что мой Сэмми сторожит мышь не у той норы, но стоит перестраховаться…
Кеннеди толкнул Ресника, показал на коробочку: вызывай людей, шоу окончено. А полковник Сондерс вернется сюда не скоро…
– Что ты предпримешь!? Что!? – заорала Элис. – Что, старый отставной козел!? Бомба или взорвется сама, или будет разнесена в пыль твоим сраным зарядом!!! Мы или сгорим, или медленно сдохнем от лучевки!!!
– Спокойнее, мисс Элиза, спокойнее. Все не так мрачно. Такие, как я, – в отставку не уходят. Служат до самой смерти. А если держать в воздухе пару звеньев истребителей на всякий случай и в твоей точке, – и сбить самолет до бомбометания – внешний заряд распылит штуку не сразу. Ровно через тридцать минут. Ты еще не поняла, что через семнадцать минут исчезают все залетевшие к нам из прошлого объекты массой более трех фунтов? Вне зависимости от их местоположения? И штуку разнесет внешним зарядом в радиоактивную пыль или в Америке 2059 года, или вообще где-то у черта в заднице… Мне плевать, я не доживу, Сэмми тоже, внуков у меня нет. А вот и мои люди…
Снизу затопали шаги людей Ресника, которых Сондерс-старший по недоразумению считал своими.
– Я оставила всю информацию для Кеннеди, и…
– Кеннеди мертв, – перебил старик. – Прощайте.
«Ну и брехун, – весело подумал Кеннеди. – Хоть бы что в голосе дрогнуло…» И он настежь распахнул дверь со словами:
– А теперь – шоу воскресших мертвецов! – И добавил, входя и стаскивая липнущий к лицу капюшон:
– Улыбнитесь, генерал! Вас снимала скрытая камера!
– А я вас заждался, Кеннеди, – невозмутимо сказал старик. – Решили дослушать стариковскую байку? Займись ими, Джефри. А мне действительно пора.
Он достал круглую тубу с таблетками, сдернул крышечку, выкатил на ладонь белый кругляш…
Кеннеди недоуменно посмотрел на генерала, недоуменно повернулся к Реснику. Тот пожал плечами, отодвинулся от двери, давая дорогу своим людям. Только…
Только это были не его люди. Кеннеди сразу узнал здоровяка Брета, любителя собак и кошек.
Что за… Брет, не медля ни секунды, быстро двинулся к Кеннеди. Тот сделал шаг назад, вскинул ствол – чпок! чпок! – взял на прицел следующего… И отлетел к стене от мощнейшего удара.
Кеннеди не промахнулся. В широкий лоб Брета воткнулись две карпулы – но рушиться на пол он явно не собирался. Кеннеди попытался уклониться от второго удара, попытался выдернуть «зауэр»… Не успел ни того, ни другого.
Сознание он не потерял. Просто комната расцветилась сполохами фейерверка, и все звуки слились в ушах в один натужный гул, и пол быстро полетел к лицу, и Кеннеди отчего-то стало совсем все равно, где он и что происходит с ним и окружающими… Пол был жесткий, но ударил по лицу совсем не больно. Потом с ним что-то делали – какая разница, что? – лишь бы не делать ничего самому, не шевелиться, не думать…
Когда вернулась способность соображать и действовать – возможность у Кеннеди осталась лишь для первого. Он сидел у стены. Руки и ноги были стянуты. Рядом сидела Элис – упакованная точно так же.
Ресник стоял посередине комнаты, бережно укладывал в футляр свою микрокамеру.
– Гнида, – сказал ему Кеннеди без особых эмоций. Эмоции еще не вернулись.
– Извини, Кеннеди, – вздохнула гнида. – Я тебя немного дезинформировал. В карпулах лишь дистиллированная вода, а команда «бета-два» моим людям означает: операция отменяется, оттягивайтесь на исходную и пробирайтесь по одному в точку рандеву. Все очень просто. Тебе действительно не повезло из-за чистой случайности. Не стоило тебе встречаться в тот вечер с Твистером, совсем не стоило. Прости, но ты оказался в полушаге от того, чтобы выяснить: никаких военных бортов из Милуоки на Мэдисон в ту ночь не было. Ни одного. Рональд никак не успевал. А затем ты наверняка бы озадачился простым вопросом: кто еще мог приказать Джилли выйти из дому перед рассветом? Извини, Кеннеди, что так получилось. Я всегда к тебе хорошо относился.
– Гнида, – повторил Кеннеди. Другие слова на язык отчего-то не шли.
Ресник обиженно отвернулся. Спросил у генерала (тот был еще в комнате):
– Этих – по старому варианту?
Генерал ответил не сразу. Дышал тяжело, вертел в руке круглую тубу с таблетками. Что-то портативное и хитроумно-электронное, вмонтированное в кресло, требовательно запищало. Генерал ткнул пальцем в кнопку. Писк смолк. Старик сказал тихо:
– Не вовремя… Совсем не вовремя…
Потом прежним командным голосом:
– По старому варианту. Аккуратней на выходе. Прощайте, господа.
Кресло с жужжанием откатилось в дальний угол комнаты, выполнило несколько манипуляций, – и застыло параллельно стене. Сондерс-старший нажал кнопку на подлокотнике. Вмонтированный туда пульт явно управлял не только каталкой – квадратный кусок паркета быстро и бесшумно уехал вниз, вместе с креслом и генералом. Потом паркет вернулся.
«Вот почему на лестницах не оказалось ни единого пандуса!» – пришла Кеннеди несколько несвоевременная мысль. Но своевременных – спасительных – отчего-то ни приходило. Проделать знаменитый трюк со сбрасыванием пут нечего и мечтать – лодыжки и запястья стягивали не веревки и не наручники, но приспособления, именуемые «иммобилизаторами». Их разработчики – люди жестокие и бездушные – были прекрасно знакомы со всеми фокусами последователей Гудини…
– Пора и нам, – сказал Ресник.
Кеннеди бросил пробный шар:
– А ведь он убьет тебя. За все, что ты слышал – непременно убьет. Старик – опасный маньяк, и сам верит в свою ахинею. Глупо умирать из-за того, что подслушал родившуюся в больном мозгу тайну…
Ресник отреагировал холодно:
– Или ты заткнешься, или я залеплю тебе рот.
Кеннеди предпочел заткнуться.
– Я знаю, что вы мастера махать ногами, – сказал Ресник. – Поэтому до машины мы доставим вас по-королевски – на руках. Оцените.
Сам он, впрочем, от этой работы отстранился – Кеннеди и Элис тащили четверо головорезов Сондерса. Именно Сондерса – похоже, покойный Рональд никакого отношения к этой вымуштрованной и на всё готовой компании не имел. Тащили, честно говоря, не совсем по-королевски – небрежно и грубо, как тюки с грязным бельем. На лестнице Кеннеди услышал сзади голос Элис:
– Вы что, не понимаете? Через полтора часа на Милуоки свалится бомба! Ядерная бомба!!! А Сондерсы ждут ее не там! Совсем не там!!! Нам всем конец, если…
Раздался звук пощечины – Элис замолкла на полуслове. Затем – треск отматываемого скотча. Затем – возмущенное мычание.
У двери черного хода Ресник повел себя странно. Пленников поставили на ноги. Заставили выйти наружу первыми (вернее, неловко, связанными ногами, выпрыгнуть коротенькими прыжками). За ними – четверо охранников. Ресник остался внутри. Неподалеку заработал двигатель машины.
«Далеко не повезут… – отрешенно думал Кеннеди. – Не станут рисковать встречей с патрулем. Наверняка у генерала где-то поблизости приготовлена маленькая удобная ямка и несколько мешков негашеной извести… Или опять инсценируют ночное ограбление?»
– Кеннеди! Элис! На землю! – рявкнул знакомый голос.
Кеннеди рухнул рефлекторно, вжался в асфальт. Где-то совсем рядом райской музыкой загрохотали очереди…
Потом – быстро – все стихло. Потом Кеннеди рывком поставили на ноги. Поставил Ресник. Спросил глумливо:
– А ты уж обрадовался? Рано, брат. На генерала приятно работать. Он гений, настоящий гений. Не поверил в самоубийство этого придурка, понял, что тот решил стать инсургентом-одиночкой, просчитал его возможные действия – и скрытно расставил людей рядом со всеми подходящими для его атаки точками…
Из кустов показались трое. Двое тащили третьего – за ноги. Опустили тело к ногам Ресника. Лицо и светлые волосы залиты кровью, но Кеннеди не усомнился – Рональд. Один из тащивших пошатнулся – на рукаве набухало темное пятно. Подошли другие люди: двое, потом – медленно – еще один, он тоже был ранен.
– Где остальные? – негромко и зло спросил Ресник.
– Там, – неопределенно махнул рукой подошедший. – Этот… Где не ждали… И – четверых, тихо, ножом… Но нас не засек.
– Гроб моей мамочки… – протянул Ресник. – А ведь у парня имелись шансы. Точнее, имелись бы – если бы он ударил сразу. Если бы не сглупил, сначала крикнув вам… Вот этим всегда и заканчивается – стоит лишь пожалеть кого-то.
Он на несколько секунд задумался. Скомандовал:
– Наших в дом, этого погрузите в багажник. Поздравляю, Элис, – лежать тебе между двумя мужчинами. Мечта любой не фригидной женщины. А вы что встали? В парк, живо, все! Бегом!
Охранники, даже раненые, поплелись обратно. У особняка остались четверо, включая мертвого Рональда. Кеннеди и Элис с трудом удерживали равновесие на связанных ногах. Ресник отошел от них на несколько шагов, держа наготове револьвер. Не силлуминовый – короткоствольный «Таргит-бульдог» с глушителем. Нервно поглядывал по сторонам. Потом вдруг уставился на Рональда. Сказал негромко, сам себе:
– Никак шевельнулся…
Сделал шажок в сторону убитого, второй, далеко вытянул руку с оружием. Выстрелил в голову. Тело дернулось – а может, Кеннеди просто показалось. Он отвернулся.
Прошло достаточно много времени, пока охранники разобрались со своими мертвецами и подогнали к крыльцу просторный черный джип.
– Катафалк подан, – ухмыльнулся Ресник. – Занимайте места согласно купленным билетам…
Занять места никто не успел. Вспыхнул свет. Яркий, слепящий, бьющий со всех сторон. Не дающий тени и не дающий открыть глаза.
Люди с оружием оцепенели. Ресник издал странный звук – похожий на собачье поскуливание.
Потом раздался голос – оглушительный и в то же время спокойно-размеренный:
– Вы окружены. Сопротивление бесполезно. Всем немедленно бросить оружие.
Сквозь узенькую-узенькую щелку век Кеннеди увидел, как один из охранников медленно, бочком, подвинулся к распахнутой дверце водителя – и тут же отлетел к стене дома, сполз по ней, оставляя на облицовке неровную красную полосу – впрочем, в свете прожекторов казалась она черной.
Оружие стало падать из рук, глухо звякая об асфальт…
– Почему вы медлили, Истерлинг!!?? – закричала Элис, едва избавившись от затянувшего рот скотча. – Хотели досмотреть спектакль до конца?
Заместитель директора ФБР смущенно потеребил себя за кончик носа.
– Извини, Элис… Вышла техническая накладка. Дала сбой пеленгующая система, и… В общем, мы окружили соседний особняк. В полумиле отсюда. Слышали все через принесенный тобой микрофон – но думали, что ты там. Спокойно ждали, чтобы взять на выходе. И только когда тут началась пальба…
– Спасибо, Рональд, – сказал Кеннеди в никуда, разминая затекшие запястья.
Потом медленно пошел на Ресника. Тот отступил, вжался в стену. Истерлинг сказал что-то предостерегающее, Кеннеди не услышал.
– Гни-да, – тщательно, по слогам проговорил Кеннеди. И ударил.
Ресник скорчился, пытаясь ухватить ртом воздух. С губ змеилась струйка крови. Сзади набегали, хватали за локти, оттаскивали…
– Пойдем, Кеннеди, пойдем, он свое получит… – Истерлинг говорил что-то еще, и куда-то вел, Кеннеди тупо переставлял ноги, ничего не понимая, потом вдруг уловил в потоке гулко бьющих по вискам слов вопрос: где генерал?
– Уехал, – сказал Кеннеди. – На командный пункт.
– Никуда он не уезжал, – возразил Истерлинг. – Тут одна дорога, и мы ее перекрыли. Где-то здесь он… Хочу взглянуть в глаза этому сказочнику.
Кеннеди не хотелось ничего. Даже лечь, вытянуться и закрыть глаза – не хотелось.
И лишь после слов Истерлинга он понял, что тоже хочет взглянуть в глаза Сондерсу-старшему. Просто взглянуть. Ничего больше…
Поиски не затянулись. Лифт со второго этажа опускался в небольшую комнату. Одна из стенных панелей при простукивании звучала гулче других. Под ней оказался огромный броневой люк – без штурвалов и кремальер. Но с кодовым замком – на уровне талии стоящего человека. И – с аккуратным пандусом снизу.
– Бомбоубежище? – вяло предположил Кеннеди.
– Не похоже… – сказал Истерлинг, зачем-то постучав по люку кулаком. – Сдается мне, здесь прямой ход к бункеру ВВС.
– Тут миль пять, далековато… – возразил Кеннеди равнодушно.
– Это на машине, в объезд, через виадук. Напрямик – и двух не наберется.
– Будем брать?
– Кого? – изумился Истерлинг.
– Сондерсов…
– Полноте, Кеннеди. Старика никто не даст арестовать на основании старческого бреда – тут же всплывет справка о невменяемости. Против полковника нет и этого. И что останется? Голословные свидетельства охранников? Или ты рассчитываешь найти письменный приказ о твоей ликвидации? Нет, главным объектом нашей операции был Джефри Ресник.
– Вы всё знали о нем? Когда планировали операцию? – неприязненно спросил Кеннеди.
– Лишь подозревал. С тех самых пор, как вы с агентом Блэкмор исчезли из виду. Ресник получил строгий приказ – как только вы объявитесь, немедленно связать вас со мной… А он вместо этого старался исподволь создать впечатление, что вы дезертировали. И только сегодня, когда Элис обнаружилась у моего старого приятеля Герцога…
Истерлинг не договорил. В комнату с бронелюком вбежал запыхавшийся человек:
– Мистер Истерлинг… Там… Агент Блэкмор, в общем…
Элис билась в истерике. Слезы текли по лицу грязными ручейками.
– Как вы не понимаете! – кричала она. – Как вы не понимаете!
Она рвалась куда-то, ее удерживали, трое или четверо, и то с трудом – потом мелькнула рука с шприцем, Элис дернулась, затихла, обмякла… Лишь повторяла негромко:
– Как вы… Как вы… Как вы…
Потом глаза ее закрылись.
– Переутомилась, – рассудительно сказал кто-то. – Трое суток почти без сна, на сплошных нервах… Все про бомбу атомную твердила…
– Санитарную. Быстро! – скомандовал Истерлинг.
– Я с ней, – сказал Кеннеди. Не предложил, не попросил – просто поставил в известность.
Мимо мелькали дома. Машина мчалась к центру Милуоки. Кеннеди сидел рядом с водителем и смотрел вперед невидящим взглядом. Сзади сестра и врач хлопотали над Элис.
«Бред, – твердил себе Кеннеди, вспоминая рассказ генерала. – Полный бред. Абсолютный бред. Законченный бред. Очень логичный бред…»
Он взглянул на часы. Глухо сказал водителю – молодому, белобрысому:
– Разворачивай.
– Чего-о-о-о? Шеф приказал: в госпиталь, – значит, в госпиталь.
Для убеждений не было ни времени, ни сил. Кеннеди потянулся к подплечной кобуре. Пустая. В кармане неожиданно обнаружился револьвер – силлуминовый, легкий – но выглядящий по-прежнему грозно.
Ствол ткнулся в бок – сильно, больно.
– Разворачивай.
Тормоза скрипнули. Машина развернулась.
На выезде из города, на виадуке, шофер скосил глаза на револьвер, не отлипавший от ребер. Процедил:
– «Захват-четыре», мать твою… Самолеты захватывали, корабли… Теперь за «скорые» взялись… Куда едем-то?
– Все равно куда. Лишь бы подальше.
– Тогда в Гэри, – слегка повеселел шофер. – Там у меня невеста.
Кеннеди не возражал. Невеста – это здорово.
Эпизод 5
Туннель. Темнота. Два тонких луча света вязнут в ней – они вырываются из подлокотников инвалидного кресла. Мотор жужжит – очень громко. Кресло несется по туннелю. Генерал неподвижен. Встречный воздух туго бьет в лицо. Но генерал не жмурится.
Туннель заканчивается. Впереди броневой люк – без штурвалов и кремальер. Но с кодовым замком – на уровне талии стоящего человека. И – с аккуратным пандусом снизу.
Надо затормозить. Надо протянуть руку и набрать код. А когда люк отъедет в сторону – надо вкатиться в бункер командного пункта ВВС.
Генерал не делает ничего. Кресло с разгону заскакивает на пандус. Ударяет в люк. Опрокидывается набок. Мотор жужжит. Колеса крутятся. Что-то портативное и хитроумно-электронное, вмонтированное в кресло, требовательно пищит.
Генерал лежит неподвижно. Он мертв.
Командный пункт ВВС. Оперативный зал. Стена, идущая полукругом – один огромный сплошной экран. Вдоль нее – тоже полукругом, снизу, – столы, дисплеи, напряженные спины людей. Стук клавиш. Негромкие разговоры.
Полковник Сондерс. Ему не сидится. Прохаживается по залу. Останавливается, заложив руки за спину.
Таймер под потолком – огромный, кубический. Табло на каждой из четырех граней. Мелькающие цифры видны из любой точки зала. Идет обратный отсчет. Времени все меньше.
Цифры на таймере застывают – шесть нулей. Ничего не происходит. Тишина гробовая. Смолкло щелканье клавиш. Смолкли разговоры. Секунды капают. Ничего не происходит. На таймере – нули.
Крик:
– Цель вижу!
И тут же россыпь цифр: направление, высота, дальность, скорость…
Полковник окаменел – ни звука, ни движения. Цель не там. Не там, где ЗРК уставились в небо сигарами ракет. Не там, где вспарывают небо истребители. Совсем не там.
Потом камень оживает. Полковник рявкает:
– Таймер – прямой отсчет!
В двух крайних окошечках замельтешили секунды. Отсчет пошел. Отсчет семнадцати минут между жизнью и смертью.
– Истребители – курс на цель!
Приказ немного запаздывает. Починенные поняли всё чуть раньше…
Новая скороговорка цифр – цель меняет курс. Идет на Милуоки. Прямо на них. Истребители мчатся за целью.
– Экран – максимальное разрешение! – командует полковник.
Смотрит через плечо – рядом должен быть отец. Отца нет.
Радар здесь – не чета технике капитана Тонелли. В плотной стае гусей можно различить каждую птицу. И – можно увидеть отделившуюся от самолета бомбу.
Компьютер разворачивает картинку, позволяя наблюдать погоню как бы сбоку – кажется, и бомбардировщик, и истребители пролетают мимо. Но это только кажется.
Взгляд на таймер – прошло четырнадцать с половиной минут.
«Сейчас сбросит», – обреченно думает полковник. Истребители не успевают – совсем чуть-чуть.
Подтверждением крик:
– Цель разделилась!
От игрушечного самолетика отделяется крохотное пятнышко. Быстро летит вниз. Самолетик тут же уходит на разворот – навстречу истребителям. Навстречу собственной смерти.
Крик, облегченно-радостный:
– Истребители в зоне атаки!
Полковник не реагирует – пятнышко-бомба на экране останавливается, словно раздумала падать. Парашют, понимает полковник.
– Подтверждение на атаку?
Полковник не реагирует. Взгляд на таймер. Пятнадцать минут двадцать секунд. Взгляд через плечо – отца нет.
Снова, раздраженно и нетерпеливо:
– Подтверждение на атаку!!??
Полковник издает невнятный звук.
Радостный вопль:
– Есть подтверждение на атаку!!!
Сверкающие капельки – ракеты «воздух-воздух» – несутся к бомбардировщику. Лоб в лоб. Бомба ползет по экрану едва заметно. Таймер – пятнадцать минут сорок семь секунд. Отца нет. Некому подсказать, на какой высоте грохнет.
Ликующе:
– Цель поражена!!!
Единый облегченный выдох. Обломки самолетика чертят экран – вниз, вниз, вниз… Оставшиеся капельки-ракеты бестолково тычутся. И вспухают крохотными кляксами – самоликвидируются.
Таймер – шестнадцать минут ноль две секунды. Отца нет. Старуха с косой шумно дышит в затылок. Бомба ползет по экрану медленно-медленно. Полковнику Сондерсу кажется, что она будет ползти так всю жизнь. Всю оставшуюся жизнь. Все пятьдесят восемь секунд.
Санкт-Петербург
июль-октябрь 2003 г.