Андрей сидел безучастно, глядя в одну точку. Начальник СМЭ нашел своевременным вмешаться в разговор. Он выразил надежду, что стороны, в конце концов придут к взаимопониманию, поскольку без этого невозможно решить такое серьезное дело. Говорил он властно, хоть и тихо.
– Так что же, знакомы тебе эти люди? – спросил он Андрея. – Брал ты с них деньги?
Обращаясь к жалобщикам, Андрей заговорил медленно, будто просыпаясь от тяжелого сна:
– Понимаю, у вас горе. Мы все тут переживаем за вас. И если бы в моих глазах жили слезы, они избороздили б мое лицо. Обещаю: как только что нить вспомню, вам первым сообщу об этом.
Для убедительности он посмотрел в потолок и призвал в свидетели небо. Жалобщики оторопело разглядывали непроницаемое лицо Андрея, затем Клавдия Арнольдовна гневно воскликнула:
– Он издевается над нами! Получается, мы зря тут сидим и все это рассказываем?
– Пора прекратить это безобразие! – добавил Бронислав Филиппович. – Мы будем жаловаться, мы дойдем до суда!
И, словно горный обвал, посыпались негодующие возгласы и угрозы. Между очередным выпадом Клавдии Арнольдовны и воззванием к правосудию Бронислава Филипповича в разговор вступил начальник СМЭ. Услышав его твердый голос, жалобщики притихли.
В первую очередь Шалаев заверил их в том, что истина восторжествует. Нет никаких сомнений – правда найдётся, виновные понесут наказание.
– Что касается меня, я верю только в добро, – авторитетно сказал он. – Куда бы я ни кинул взгляд, всюду нахожу добродетель и честность. Могу подтвердить множеством примеров, что наше учреждение – образец гуманности и порядочности.
Устремив благочестивый и суровый взгляд на Андрея, он добавил:
– Своим поведением ты бросил тень на наши славные традиции. Вынужден отстранить тебя от работы – до выяснения обстоятельств дела.
Он вынул чистый лист бумаги и положил на стол:
– Напиши заявление об увольнении с открытой датой.
Андрей слушал молча, с поникшей головой. Когда Шалаев закончил, он с тяжелым вздохом подсел поближе к столу и взял авторучку. Некоторое время он обдумывал, затем, горестно промолвив «всяк сиротку обидит», стал писать заявление.
– Если вы его уволите, – вмешалась Клавдия Арнольдовна, – то как мы вернем наши деньги?!
– У нас достаточно средств, чтобы добиться правды, – важно заявил начальник СМЭ. – Не забывайте, что мы работаем по поручению милиции. Направление на вскрытие кто вам давал?
– Участковый милиционер, – с готовностью ответил Бронислав Филиппович.
– Вот видите, – продолжил Шалаев, крепко сжав свои широкие ладони. – Рука об руку мы трудимся с милицией. Все четко. Мы проведем служебное расследование, о результатах вам доложим.
Закончив писать, Андрей протянул листок начальнику.
– Поставь дату! – сурово приказал Шалаев. – Нынешний год и месяц – июнь!
Дрожащей рукой Андрей сделал то, что требовалось. И робко посмотрел на шефа. Тот, в свою очередь, вперил в жалобщиков свой вопросительный взгляд.
– А как же наши деньги?! – продолжала тянуть Клавдия Арнольдовна.
– Выяснят без нас, – сказал Бронислав Филиппович, вставая. – Ты видишь – у них будет специальное милицейское расследование.
– Да, конечно, – кивнула она и тоже встала.
Они поблагодарили начальника СМЭ за поддержку, выразили надежду на скорейшее разрешение вопроса, и оставили свои контактные данные. Уже в дверях Клавдия Арнольдовна спросила:
– Может, мы должны написать какое-то заявление, подать жалобу? Чтоб все официально, в интересах милицейского расследования.
Шалаев широко развел руками, словно приглашая в свой мир добра и справедливости:
– Это совершенно ни к чему. Вам не нужно ни о чем беспокоиться. У нас достаточно средств для того, чтоб навести порядок.
Бросив уничтожающие взгляды на поверженного обидчика, жалобщики удалились. Едва за ними закрылась дверь, Шалаев вышел из-за стола и включил телевизор, стоявший на тумбочке.
– Пропустил передачу, черт возьми, – сокрушенно сказал он.
На экране замелькали виноградники, затем появилась дородная женщина в зеленом комбинезоне и стала рассказывать об уходе за зимостойким виноградом.
– Успел. Как удачно! – облегченно вздохнул Шалаев.
С этими словами он открыл блокнот, и, сосредоточенно вслушиваясь в то, что говорит телеведущая, принялся записывать.
– Чего сидишь, иди работай, – сказал он Андрею в паузе между двумя сюжетами. – Там, небось, очередь собралась.
Андрей кивнул и направился к двери. У порога он обернулся на голос начальника. Шалаев спросил:
– Ты с кем дежуришь?
– С Второвым.
В этот момент на экране появилась лоза белого муската, и телеведущая принялась рассказывать, как было выращено это чудо. Не в силах оторваться от передачи, Шалаев махнул левой рукой Андрею – мол, иди – а правой выбросил в мусорную корзину скомканное заявление об увольнении.
В вестибюле было пусто. Андрей закрыл входную дверь, навесил длинный металлический уголок на пазы, и, проходя мимо доски объявлений, улыбнулся, увидев пожелтевший от времени листок, на котором был напечатан «Прейскурант цен». Половина текста была неразличима, и цифры с трудом угадывались. Неудивительно, ведь этот листок появился тут задолго до того, как Андрей устроился работать. А он проработал в бюро СМЭ почти семь лет.
Дежурного эксперта, Вадима Второва, Андрей застал играющим на гитаре в экспертной. Этот молодой человек, – поджарый, остроносый, с покатым лбом и выступающим подбородком, – был одноклассником и однокурсником Андрея. Вместе они работали санитарами в судебно-медицинском морге, – Андрей с первого курса, Вадим – с третьего. По окончании института Вадим прошел специализацию на кафедре судебной медицины и устроился работать судмедэкспертом, Андрей же, не определившись, каким врачом хочет стать, остался в должности санитара.
– Доставай спиридон из холодильника, – сказал Второв, не прерывая игру.
Разливая спирт из стеклянной реторты по рюмкам, Андрей обратил внимание на сковородку с зернистой субстанцией, стоящую на электроплите.
– Это что за извращение?
Второв отложил гитару в сторону, взял рюмку.
– Вперёд, на винные склады!
Чокнувшись, он выпил и, закусив тем, что было в сковородке, пояснил:
– Жареная икра, разве не видно?
– Вкусно, – сказал Андрей, попробовав. – Только не понимаю, кому пришло в голову нажарить столько черной икры?
– А куда её девать? Привезли целый бидон.
Снова беря гитару в руки, он спросил:
– Шалаев у себя?
– Да, смотрит «Сельский час».
– Понятно, – кивнул Второв. – Кстати, я ему раздобыл черенки офигительного винограда, – теща помогла, – он их поедет сегодня высаживать.
Наигрывая цыганский романс, он спросил:
– Как звали ту мартышку, из-за которой мы с тобой чуть не подрались на первом курсе?
– Наташа.
– Наташа – три рубля и ваша, – плотоядно улыбнулся Второв. – Ты мне ответь, дружище: почему мы не додумались установить очередь – день ты, день я? До меня только сейчас дошло. Все равно никому не досталась – с другим ушла.
– Молодые были, ничего не понимали.
Передумав петь, Второв отложил гитару и подошел к столу.
– Но до чего она красивая была, мазафака! Ух, я бы её прожарил до самой печени! Наливай, не будем менять руку.
– Все б тебе прожарить, – отозвался Андрей, разливая спирт. – Извращенец.
Тут в кабинет вошел Шалаев. Заметив реторту, сказал:
– Хулиганите?
От предложения присоединиться он отказался, сославшись на то, что за рулем. Съев три столовых ложки жареной икры и запив квасом, пошёл на выход. Андрей проследовал за начальником, чтобы закрыть за ним дверь. Проходя мимо своего кабинета, Шалаев, кивнув на лежащий у стены объемистый полиэтиленовый мешок, попросил Андрея донести поклажу до машины.
На улице уже было не так жарко, но духота стояла, как в парилке. Шалаев открыл багажник красной «Нивы»:
– Бросай сюда.
Андрей аккуратно поместил мешок в багажник и поинтересовался, что это такое. На лице Шалаева заиграла довольная улыбка.
– Золотистый мускат, черенки. Целый год за ним гонялся. И еще специальное удобрение.
Он извлёк из сумки бутылку вина и вручил Андрею:
– Держи, это из моего погребка.
Пожимая руку на прощание, Шалаев широко улыбнулся и пожелал удачного дежурства.
Андрей уже поднялся по ступенькам, когда его окликнул Антон Шавликов, сотрудник салона ритуальных услуг «Реквием». Это был полнеющий 26-летний обладатель постной физиономии, носитель всех известных речевых ошибок и жертва массовой культуры.
– Здравствуйте, молодой юноша!
– А, это ты, ходячее надгробие.
– Пройдемте выпить к нам, – предложил Шавликов, кивая на свой вагончик.
Вспомнив про икру, Андрей ответил, что должен находиться на рабочем месте, в регистратуре.
– Ты услышишь, если кто позвонит – вон у тебя окна распахнуты нараспашку.
– У меня дел полно, дубина! – прикрикнул Андрей и замахнулся рукой.
Шавликов вскинул руки и отскочил назад.
– Чего скачешь, я пошутил! – успокоил его Андрей.
– Я стреляный калач, меня ничем не испугаешь. Клиенты будут, направляй их сразу к нам.
Они уже осилили реторту спирта и съели почти всю икру, когда заметили, что нет ни овощей, ни хлеба, ни любой другой закуски.
– Лучшее – враг хорошего, – заметил Второв. – Ты помнишь Костенко?
Андрей кивнул, – Олег Костенко был их одноклассник.
И Второв вспомнил случай школьных лет, когда они с Костенко пошли в гараж, в подвале которого Костенко-старший хранил домашнее вино, тушенку, сухофрукты и варенье. У них не было ни хлеба, ни воды. Они не подготовились к походу, просто не догадались ничего с собой взять, кроме гаражных ключей. Через час после начала пиршества они были готовы отдать за глоток воды и кусочек хлеба половину гаражных запасов.
Андрей вскинул брови: