– Вот… Я поехала… Что, подвезти тебя…
– Давай, – равнодушно ответил он, с удивлением отметив, что ревнует её и завидует тому, кто подарил ей эту машину.
– Мишаню раскрутила на тачку, – сказала она, словно прочитав его мысли.
И пояснила с лукавым простодушием:
– Ведь надо как-то прорываться в реальный мир материального благополучия.
Он молчал, тогда она добавила, посигналив охраннику на выезде, чтобы тот открыл ворота:
– Жизнь – борьба. Чьи это слова? Чёрт, забыла.
– Хочешь об этом поговорить? – вдруг вырвалось у него.
– Ну, допустим. Ты же молчишь.
– Ты одним оружием прорываешься, я – другим. Мы с тобой не братья по оружию, – сказал он раздражённо.
Долгое время они ехали молча. Когда проезжали под железнодорожным мостом, Маша тихо проговорила:
– Думала, это у меня одной. Тебе тоже трудно говорить со мной?
– Не понимаю, о чём ты.
– Ты всё прекрасно понимаешь.
– Прости, я не расслышал, там над нами поезд громыхал.
– Да ничего, я так… Проехали.
Пока он додумывал, силясь понять, что же она сказала, уже подъехали к его дому. Андрей мысленно ругал себя за то, что с какого-то недоброго часа стал откладывать встречи с Машей, и вот теперь, когда он с особой остротой ощутил влечение к ней, шансов отвоевать её обратно удручающе мало. Такая вот статистическая загогулина.
Он посмотрел на неё и тяжело вздохнул. Кажется, она поняла его состояние.
– Знаешь… – вымолвил он с усилием, и тут же осёкся. – Не понимаю, что такое. Мне очень трудно говорить.
– Неужели? Что-то новенькое, расскажи мне о своих ощущениях.
Её ироничный тон задел его. Сказав, что рад за неё, он взялся за ручку, собираясь выйти, но она его остановила.
– Подожди.
– Что… – усмехнулся он, находясь во власти каких-то противоречивых чувств.
– Не понимаю, ты действительно не слышал то, что я тебе сказала, когда мы проезжали под мостом?
Тут из обрывков слов в его мозгу стала выстраиваться вся фраза. Теперь он понял всё, но начинался другой вопрос: как себя дальше вести? У них всё кончено, или всё только начинается?
– Когда моешь уши компотом, не забывай вытаскивать косточки, – улыбнулась Маша.
Выдержав паузу, Андрей спросил:
– Открой мне страшную тайну: когда ты пьёшь кровь, что ты чувствуешь при этом?
Вытаращив от удивления глаза, она сказала:
– Чердачок твой протекает. Пора делать кровельные работы.
– Ты пила мою кровь всегда. И тогда, со своей жаждой общения с так называемыми «друзьями»… от одного этого слова меня уже воротит… «общщение», «общщение»… тьфу! И сейчас… зачем мы только встретились!
– Сейчас-то что? Мы ехали одни, без друзей. И не общались – прямо как тогда, во время наших последних встреч.
Андрей постучал по торпеде:
– Ты зато результативно «общалась» последние полгода…
– Я просто намекнула ему, а он взял и пригнал мне «восьмёрку». Как-то всё волшебно получилось. Но даже если б что-то было, тебе какая печаль? Ты же прекратил со мной встречаться.
– А что я прекратил встречаться… Ты мне говорила про «интересное общение», ты, типа, «ищешь себя», бла-бла-бла, я верил, как лопух, а ты просто разводишь мужиков на деньги.
– С тебя-то ничего не убыло.
– Послушай, ты отлично понимаешь, о чём я говорю. Неужели ты и сейчас будешь играть свои игры? У нас откровенный разговор, или так, потрындели-разбежались?
– Хорошо, я тупая, – тебе это, кстати, отлично известно. Поэтому, не поленись, объясни для особо тупой особы.
Развернувшись к ней, он немного подался в её сторону:
– Внимание, Маша! Говорю на понятном тебе языке: мне были неприятны твои шашни. Если сейчас принято называть это «интересным общением», я не претендую на роль продвинутого, не собираюсь навязывать своё мнение. И мне нужна девушка, которая бы разделяла мою точку зрения по этому принципиальному вопросу.
– Когда мы познакомились, у нас всё было хорошо. Вспомни, как всё было волшебно. Мне казалось… Нет, мне не казалось! Я любила тебя, мне не стыдно признаться в этом. Но ты меня не ценил. Ты меня просто пользовал, как вещь. Сначала я думала, что ты сам по себе такой неразговорчивый, нелюдимый. Но когда увидела твоё общение с друзьями, мне всё стало ясно. Для них ты рубаха-парень, у тебя есть и время, и за словом ты в карман не лезешь. А когда я посмотрела вокруг и увидела, как ухаживают за другими девушками! Носятся, как с писаными торбами, дарят подарки. Не хочу унижать твоё достоинство – у каждого свой карман, но у тебя такой случай… Как сказать… Ты эту аскетичность… в обращении со мной довёл до абсурда. При всём при том, что другие получают всё просто так – держат парней на голодном пайке, и даже ничего не обещают. Ты же – на полном довольствии… И такое отношение. Потому что легко всё досталось.
Откинувшись на сиденье, Андрей смотрел прямо перед собой. Где-то Маша передёргивала, но в целом говорила складно. И откуда в ней столько здравомыслия?
– И ты меня вздумал упрекать в том, что я с кем-то поболтала на улице, с кем-то посидела в кафе, послушала интересного человека.
– Вахтанга, например, – съязвил Андрей. – Интереснейший собеседник, Цицерон из Цицеронов.
– Ты уже придираешься.
– Нет, ты же знаешь: я – средоточие объективности. Ты говорила по делу, и я это принял, дошла до этого места, и ухо режет. Такая объективная загогулина.
– Хорошо, – продолжила Маша. – Твоё безразличное отношение – оно сквозило во всём. Мне стало понятно, что я в твоей жизни – транзитный пассажир. Другие вон… улыбнулась разок, им цветы дарят, рисуют перспективы, строят планы, замуж зовут. Ты мне никогда ничего не предлагал. Вспоминал, небось, своих бывших, которые, – я больше, чем уверена – даже количество поцелуев выдавали по норме. Понимаешь, для девушки важно…
Он не дал ей договорить. Порывисто приблизившись, зажал рот поцелуем. И она ему ответила. Они долго не могли остановиться. Наконец, Маша отстранилась.
– Не могу… хочу тебя!
– Мы на месте. Нам только подняться на седьмой этаж.
– Не могу.
Андрей почувствовал, что его лицо наливается кровью.
– У тебя… кто-то есть.
– Нет у меня никого, и никогда не было, кроме тебя.
– Тогда что?
– Хочу классический сценарий отношений. Ты меня добиваешься, даришь подарки, всё такое прочее. Я ломаюсь, откладываю свидания, капризничаю, придумываю разные причины. Обламываю, симулирую разные недомогания, усталость. В общем, веду себя, как тупая тёлка.
Андрей обхватил руками голову.
– Машуня… зачем все эти письки-бантики?
– Затем, что у нас этого не было.
– Давай сойдёмся. Переезжай ко мне, или квартиру пока снимем. Не знаю, с какого изменчивого часа тебе показалось, что я тобой пренебрегаю; а мне показалось, что ты смотришь по сторонам. Но обещаю, что учту все твои пожелания, если…
– Если…
– Если ты прекратишь эту вакханалию общения, разгонишь эту свою Парижскую коммуну… и вернёшь машину, а то этот муфлон так просто не отвяжется.
Помедлив, она сказала:
– Мне нужно подумать.
– Маша!
– Не настаивай.
– Когда ты мне дашь ответ?
Она усмехнулась:
– До этого времени ты не будешь со мной общаться? Нет смысла?!
– Я не это хотел сказать.
– А что?
– Я люблю тебя.
В ответ на эти слова она поцеловала его долгим упоительным поцелуем. Оторвавшись, сказала:
– Не могу…
Отдышавшись, проговорила:
– Андрюшка… Мы сейчас с тобой наделаем глупостей. Давай потерпим… месяц… нет, это много… три недели. И потом поговорим.
– И всё это время…
– …мы не будем встречаться… я не выдержу.
– Но… Маша!
– Не спорь. Нам нужно разобраться в своих чувствах. Простой, как лопата, способ – выждать, и всё как следует обдумать. Как раз по-твоему – консервативно и банально.
– Но три недели!!!
– Не такой большой срок. Другие годами ждут.
И она постучала по торпеде. Андрей насупился:
– Машину ты вернёшь.
– Тогда полгода, я ещё не накаталась.
Андрей шутливо замахнулся рукой, она с наигранным испугом сказала, что боится. Взяв с неё слово отменить все «дружеские встречи», он вышел из машины.
Андрей почти не сомневался, что Маша не выдержит и эти три недели. Действительно, встреча произошла на пять дней раньше, но не по причине её нетерпения. Случилась трагедия.
Принимая дежурство – он работал санитаром в судебно-медицинском морге – Андрей увидел в журнале знакомые инициалы. Утопленника привезли два дня назад, уже успели вскрыть, причина смерти – механическая асфиксия (утопление), следов насилия нет, концентрация этилового спирта в крови соответствовала тяжёлой степени опьянения. Взяв ключи, Андрей спустился в подвал, открыл нужный холодильник – небольшое помещение с конденсаторами – и там, среди приготовленных к выдаче трупов, увидел тело Михаила.
Вернувшись в регистратуру, набрал Машу. «Проверяешь? – спросила она игриво. – А вот так, я сижу дома». Он сообщил ей, что случилось, и через час она приехала.
Обзвонив знакомых, удалось узнать обстоятельства происшествия. Тело было обнаружено на берегу реки Ахтубы. Время наступления смерти – ночь накануне. Одежду обнаружили в полутора километрах вверх по течению, на общественном пляже посёлка Средняя Ахтуба. Больше ничего не известно.
– Ахтуба – коварная река, – сказал Андрей. – Неширокая, но там есть такие водовороты, что и трезвому не выплыть. А Миша, видимо, изрядно накатил. Что называется, захлестнуло угарной волной. Не пойдёшь смотреть?
– Я видела его на разных стадиях саморазрушения, и примерно представляю, как он сейчас волшебно выглядит. Так что, от просмотра воздержусь.
Некоторое время они сидели молча, потом Маша спросила, готов ли он выслушать шокирующее признание.
– Это ты его утопила?
– Нет, но…
– Маша, может, мне не нужно всего знать. Я рассчитывал через пять дней… по окончанию испытательного срока…
– Что ты там надумал? И не делай такое лицо, будто я накакала на пол. Просто…