Они разговорились. Он рассказал, что весь в делах, уволился с работы, и подыскивает себе другую, она сообщила, что благополучно сдала летнюю сессию, и перешла на второй курс. Андрей взял для приличия телефон и пообещал позвонить.
– Ты должен мне пачку сигарет, – сказала Мариам на прощание.
Андрей вернулся к Гордееву, стоявшего с выражением лица а-ля «хоть бы кому-нибудь вдуть».
– Ты чего тормознулся? Вдувабельные мартышки, давай их в баню вытащим.
– Свидетели, Глеб! Будут свидетели, будут и девушки, и юноши, и деньги. Реальные деньги на твоё дело.
– Какие ещё свидетели, не загружай меня лишней информацией.
Глава 41
Припарковавшись напротив Витебского вокзала, Владимир вышел из машины. Полчаса он ждал на обочине. Наконец, появился Артур.
– Час уже стою здесь, дрочу на проходящих мимо баб!
– Извини, Вовок, попал в пробку.
– В пробку попал… Пробка у тебя в голове.
Так они разговаривали. Владимир возмущался по поводу того, что Артур постоянно опаздывает на встречи, Артур же оправдывался тем, что машина постоянно ломается, а движение в Петербурге такое, что впору покупать вертолёт.
– Вертолёт… – проворчал Владимир. – Машина для перехода с одного света на другой. На нём ты будешь опаздывать на сутки. Ты устроился на работу?
– Да.
– Зарплата?
– Она не нужна, Вовок. Директор – гребень. Ссыкун, каких мало. Мы сделаем его, я это вижу.
– Сделаем… Ты уже много кого сделал.
Они обменялись многозначительными взглядами. Оба уже поняли, что вклиниться в чужой бизнес намного выгоднее, чем затевать свой, и стали обсуждать план действий. Владимиру тоже нужно было устроиться на строительную фирму, – туда же, куда устроился Артур.
– Чем они занимаются?
Артур объяснил, что фирма выполняет субподрядные работы у крупных застройщиков. Кроме того, ремонтирует производственные помещения на крупных предприятиях, есть два магазина, торгующие стройматериалами.
– Два магазина… Бизнес крупный, или так, поссать вышли?
– Поссать это мы сюда приехали, Вовок. У них реальная контора.
– Уже страшно, Артур, – оттого, каких людей мы поимеем.
– Ну, чего? Поедем, посидим в ЛДМ?
– Нет, мне надо к брату зайти.
И Владимир махнул рукой в сторону здания клиники Военно-медицинской академии. Ещё раз детально проговорив то, что нужно сделать, они расстались. Владимир пересек проезжую часть, прошел через проходную, кивнув охраннику вместо предъявления пропуска, повернул вправо, и направился в сторону главного корпуса.
«Вот он удивится, когда увидит, что вместо одного Быстрова вышли двое!» – подумал он. Поднимаясь по лестнице, Владимир здоровался с незнакомыми людьми в белых халатах, пожимал руки, и обменивался репликами.
– Как операция, Игорь Викторович?
– Нечеловеческая работа! Неимоверный, чисто… адский труд.
– Больной выживет?
– Время… закопает всех… пардон… покажет. Не могу ничего обещать, всё очень серьёзно.
Так он дошёл до кардиологического отделения, и, остановившись у кабинета с табличкой «Заведующий отделением. Быстров Игорь Викторович», постучался в дверь, затем заглянул вовнутрь. Брат его, извинившись перед посетителем, вышел в коридор.
– Где ты подобрал его? – спросил Владимир, заглядывая в кабинет через неплотно прикрытую дверь. – Чисто… глиномес какой-то.
– Этот крендель заплатил за своего друга… или подругу, хрен поймёшь их эпидерсию. Дорогая получилась операция. Он… человек со связями, с деньгами, с положением.
– Да, это в корне меняет дело. Пидор со связями, с деньгами, и с положением – совсем не то, что пидор без связей, без денег, и без положения. Это уже… чисто… гей!
– Мне надо с ним поговорить. Чисто из вежливости. Он здесь оставил кучу денег.
– Логично, логично, – сказал Владимир и посмотрел на часы. – Но мне что тут делать, я на встречу опаздываю? Артур на два часа задержался, теперь ты.
– Посиди в коридоре.
– Ты обещал с медсестрой познакомить, по неотложной части.
Игорь позвал постовую медсестру.
– Тамара Ивановна!
Пожилая женщина, оторвавшись от журнала, встала из-за стола, и, подойдя к ним, с удивлением уставилась на близнецов. Владимир поморщился.
– Геронтофилией страдаешь, брат?!
– Позовите Аню, где она ходит, – сказал Игорь.
Тамара Ивановна отправилась на поиски медсестры, а Игорь пояснил:
– Поговоришь с ней, как я, вон в том кабинете, в процедурной.
– Как я… А как ты с ней обычно разговариваешь?
– Ну… она делает своё дело, а я её глажу по головке, рассказываю смешные случаи. Потом прикладываемся на кушетку. Потом говорю, какая она умница, намекаю на премию. Только не перепутай: сначала она делает дело – «Oral B», потом кушетка, потом «умница» и премия. И это… кушетка, а не стол, стол уже качается, сломан на хрен!
– Разговор тут слышал про тебя. Два пациента в коридоре обсуждают, к кому идти на операцию. Один говорит: «Хочешь как подешевле – иди к Началову, хочешь жить – иди к Быстрову!»
Игорь гордо вскинул голову:
– Обладатель ценного навыка стоит недешево.
Оставив брата в коридоре, Игорь вернулся в кабинет, к своему посетителю. Это был сорокалетний платиновый блондин, со стильной прической, с серьгами, макияжем, холеными руками, пальцами, унизанными перстнями. Лицо попеременно выражало то демоническую грусть, то романтическую печаль – то была сложная, переменчивая натура.
– Итак, Эрнест Адамович…
– Просто Эрик. Для вас я просто Эрик. К чему условности, жизнь и так усложнена до предела.
– Хорошо… Мы остановились на том, что…
– …Как дорог мне мой Серафим. Поэтому я не жалею ни сил, ни средств, чтобы спасти своего любимого мужчину. Когда любишь, не считаешь усилий. Конечно, есть в этом что-то эгоистичное – я как бы спасаю его не для него самого, а для себя. Но, что поделаешь, такова жизнь. Все мы люди, все мы человеки.
И он достал из дамской сумочки зеркальце, посмотрелся, затем подкрасил тушью ресницы. И проговорил с шальным лукавством:
– Хо-хо! Да! Я создан для любви!
Упрятав все принадлежности обратно, он продолжил:
– Нам непросто далась эта гармония. Мы долго притирались друг к другу. Самыми трудными годами нашей совместной жизни были третий, пятый, и седьмой.
– И как, притерлись?
Эрнест Адамович потупил взор.
– Хо-хо! Как видите. Но было жутко трудно.
– Представляю… Жуть!
– Да, поверьте. Любовь – это жуткий труд. Иногда меня охватывало отчаяние. В эти тревожные часы словно дьявол вселялся в моё тело. Подчиняясь потребностям своей ненасытной плоти, я совершал ужасные ошибки. Я изменял! О, да! Я делал это. Но эти похождения лишь укрепляли нашу любовь. Хо-хо! Я лишний раз убеждался в том, что мой мужчина – самый лучший! А как он ревнует. Вы бы знали, как мой Серафим ревнует! И знаете, когда он устраивает мне сцены ревности, я испытываю такое сладостное волнение. По телу пробегает дрожь, и такое… жжение, как в…
– Как в духовке?
– Да, вы угадали, доктор. Серафиму тоже нравится это слово – «духовка». Хо-хо! Он говорит: «сейчас порву твою духовку»!
– Наверное, вам трудно найти достойного собеседника? Разобщенность, урбанизация, индивидуализация, и всё такое.
– Нет, напротив. Сейчас так много милых, понимающих людей. Кроме того, у меня очень лёгкий характер. Слаб я на…
– Понятно, – кивнул Игорь. – Легко находите контакт… на уровне слизистых.
– Хо-хо! И знаете, я решил существенно расширить круг общения.
– Выставить на поток свою духов…
– Я пишу книгу.
– Вот так сразу – книгу!?
– Это не сразу, всё это выстрадано. Это будет книга о жизни, о любви.
– Легко ли вам дается писани…, я хотел сказать – написание? Знакомы ли вам «муки слова»?
Не уловив иронии, Эрнест Адамович ответил:
– Что вы? Когда знаешь, о чем пишешь, все идет легко. Муки тела – да! Это было. Поэтому и пишется легко, потому что всё, о чем идет повествование, – всё это пропущено через себя.
– Это будет что-то вроде «Книги о вкусной и здоровой пище»?
– Хо-хо! Вы настоящий доктор. Вы словно читаете мои мысли. Я уделяю огромное внимание правильному питанию. Овощи, трава, морская капуста…
– …Пропущенная через лошадь… – сказал Игорь в сторону.
– …Питание – это жизнь, любовь – это жизнь, – продолжил Эрнест Адамович. – Это будет необычная книга.
– В этом я не сомневаюсь.
– Освещаемые вопросы, и сам сюжет, – всё это выходит за рамки повествования. Авторская энергетика бьёт поверх текста. Мой перформанс не просто сопровождает книгу, но выступает как «второй том». Такой тип взаимоотношений писателя и книги как нельзя правильнее вписывается в современное информационное пространство.
– Рассказывая о себе, вы делитесь опытом? Рецепты, позы… Или сообщаете читателю свою философию?
– Всё это, вместе взятое! И даже больше. Я высказываю своё отношение к происходящим событиям, даю оценку людям, явлениям, тенденциям.
– Вы считаете, что это будет интересно?
– О, да! Люди должны знать, что я чувствую. Им должно быть известно моё отношение… например, к сносу памятников, или, к разгону гей-парадов. У меня резко негативная позиция к засилью женских тел на обложках журналов, на рекламных плакатах, и так далее. Обнаженная женская плоть стала универсальным рекламоносителем. Что бы ни продавалось – автомобили, бытовая химия, мягкая кровля, металлочерепица, автомоечное оборудование, ядохимикаты, – всюду привлекаются женские ебличики, сисяндры и ляжки. Фу! Какая гадость! Мужское тело намного эротичнее, и чувственнее, это экстаз для глаз. Поверьте моему опыту!
– Нет оснований вам не доверять.
– Другой вопрос: безудержное распространение порнографии. Вакханалия разврата ужасает. Яростная пропаганда отживших отношений, противоестественных отношений. Фу! Какая гадость! Женщина – бестолковое существо, как ни крути. Женщин, в конце концов, оставят для продолжения рода, и то – зачатие будет происходить при помощи экстракорпорального оплодотворения. В дальнейшем ученые решат и эту проблему. Но сейчас прогрессивные люди должны закладывать фундамент естественных, нормальных, взаимоотношений. Чистая, крепкая мужская дружба, – что может быть прекраснее? Закрытые мужские коллективы – армия, монастыри – не знаю, есть ли на свете больший соблазн. Что касается противоестественных контактов с женщинами – они скоро изживут себя, поверьте! И этот порнографический угар, что м