Не видел, как солнечные зайчики прыгают по воде. Не видел сочную зелень мха, свисающего с крыши. Ведь ночь крадет у мира все краски.
Бедный Тейлон! Что за жизнь у него! В полном одиночестве, без...
Тут она поморщилась — в голове у нее ясно прозвучало:
«Без солнечного света. Без Саншайн».
— Что за глупости лезут мне в голову? — пробормотала она.
Но это не помогло, — сердце ее ныло от сострадания к нему.
Что за ужасная у него жизнь! Много сотен лет — в одиночестве, при полной невозможности найти родную душу или хотя бы друга, находясь в вечном страхе от того, что, сблизившись с кем-то, навлечет на него беду...
На закате она собрала мольберт и кисти и направилась к дому. С причала за ней следила Бет: Саншайн помахала крокодилице и бросила ей остатки крекеров.
Физически Саншайн вполне оправилась, но настроение ее оставляло желать лучшего.
Войдя в дом, она долго смотрела на спящего Тейлона. Он — создание ночи. В буквальном смысле. И она не сможет его изменить. Никогда.
Он бессмертен.
А она — обычный смертный человек.
У них нет будущего.
От этой мысли на глаза навернулись слезы.
«Есть и бывшие Темные Охотники...»
Но надо еще уговорить Тейлона. И потом, что дальше? Они поженятся? И он будет ждать от нее того же, что получал от Ниньи?
При этой мысли Саншайн вздрогнула. Не в обиду ей будет сказано, но в облике Ниньи она, откровенно говоря, была такой дурочкой!
Нет ничего дурного в том, чтобы любить мужа, но, будучи Ниньей, она не просто любила Тейлона. Она пресмыкалась перед ним, попросту растворялась в нем. Жила только его интересами, желаниями и мечтами. Никогда с ним не спорила, не возражала, что бы он ни делал.
Сказал бы он ей выпрыгнуть из окна — она бы прыгнула, не задумываясь. Она выполняла все его желания, не думая о своих собственных.
Настоящая степфордская женушка[31] — фу!
Нет, Саншайн так себя вести не сможет, даже если честно попытается это сделать. Она упряма, с острым язычком — и, чего греха таить, временами бывает эгоистична.
Ей нужны равные отношения. Нужно, чтобы мужчина уважал ее творческий дар. Чтобы любил ее так же, как она любит его, — принимая такой, как она есть, со всеми ее недостатками.
Она не намерена отказываться, ни от своей жизни, ни от самой себя.
Но с Тейлоном она никогда не сможет быть уверена: любит ли он ее, Саншайн, или просто терпит ради Ниньи.
Как же узнать правду?
Тейлон проснулся оттого, что чья-то мягкая рука гладила его по голове. Не нужно было открывать глаза, чтобы понять, кто к нему прикасается, — он чувствовал это сердцем.
Саншайн.
Тейлон, моргнув, открыл глаза — и увидел ее рядом.
— Доброе утро! — прошептала она.
— Скорее уж добрый вечер.
Она протянула ему чашку кофе. Тейлон осторожно глотнул, ожидая подвоха, но кофе оказался отлично сварен. Очень хорош.
Заметив его удивленный взгляд, она рассмеялась:
— У нас в баре подается кофе. Я его не пью, но готовить умею.
— И у тебя отлично получается!
Она просияла.
Тейлон сел в кровати и окинул ее нежным взглядом.
— Чем ты занималась, пока я спал?
— Работала. У меня завтра встреча с клиентом. Я покажу ему свои наброски, и, если ему понравится, он даст мне заказ на художественное оформление сети ресторанов.
— Правда? — воскликнул Тейлон, явно впечатленный этой новостью.
Щеки ее порозовели, глаза засверкали радостным возбуждением. Видно было, что это для нее очень важно.
— Если я получу этот заказ — все, больше никакой уличной торговли! Я заработаю столько, что смогу открыть собственную студию.
— Знаешь, я мог бы дать тебе денег.
— Мои родители тоже предлагали финансовую помощь, — вздохнула Саншайн. — Но я хочу всего добиться сама, понимаешь? Не хочу быть никому обязанной.
Да, он это прекрасно понимал. Большую часть своей смертной жизни он доказывал всем окружающим, что может всего добиться сам.
— Нет ничего дурного в том, чтобы принимать помощь.
— Знаю. Но все-таки это не то. И потом, представь, как будет классно: заходишь ты в ресторан, а там на стенах — мои картины!
— Да, здорово. Надеюсь, ты получишь заказ.
Она снова улыбнулась:
— А ты? На что ты надеешься?
— Надеюсь, что мою хижину как-нибудь средь бела дня не снесет ураганом.
Она рассмеялась:
— А серьезно?
— Я серьезно. Представляешь, что со мной тогда будет?
Она присела на кровать.
— Неужели у тебя нет никаких планов на будущее?
— А что мне планировать, Саншайн? Я ведь Темный Охотник.
— И тебе никогда не хотелось с этим покончить?
— Никогда.
— А сейчас?
Он задумался.
— Если бы как-то отделаться от Камула — тогда, может быть... Но...
Саншайн кивнула, понимая всю тяжесть и неразрешимость его положения. Когда она спросила Камула, не согласится ли тот простить Тейлона, злобный бог расхохотался ей в лицо:
«Скорее рухнет небо и погибнет земля, чем я оставлю его в покое! Пока я жив, он будет расплачиваться за гибель моего сына!»
Но Тейлону она об этом рассказывать не стала — не хотела его расстраивать.
Рано или поздно она что-нибудь придумает.
— Ладно, — проговорила она. — Не будем больше об этом. Давай наслаждаться тем, что у нас есть.
— Вот такой план мне по душе!
Ночь они провели в спокойных, почти семейных развлечениях — играли в настольные игры, разговаривали. Саншайн, порыскав на кухне, нашла там кое-что, пригодное не только для еды, но и для боди-арта.
Тейлон познакомил ее со сливками в шоколаде — и с наслаждением следил за тем, с каким восторгом она лакомилась недопустимо калорийными и невообразимо вкусными сладостями.
А потом он сам слизывал с ее тела шоколадные узоры...
Кто бы мог подумать, что талант художника может пригодиться в постели?
Никогда за много сотен лет Тейлон не радовался жизни так, как этой ночью. Никогда столько не смеялся, не чувствовал себя так легко и свободно. Он больше ничего от нее не скрывал. Она познала его полностью — и как Темного Охотника, и как мужчину.
Вскоре после полуночи Саншайн заснула, а Тейлон погрузился в размышления.
Он вышел из дома, присел на порог. Здесь было прохладно и тихо. Над болотом висел густой туман, слышался плеск воды.
Много столетий он прожил здесь в одиночестве.
Не подсчитать, сколько раз сидел вот так на пороге, прислушиваясь к звукам ночи.
Но теперь по другую сторону двери его ждало счастье.
Если только он сумеет это счастье сохранить.
Но как человеку победить бога? Возможно ли такое?
В своей смертной жизни он ни разу об этом не задумывался.
Но сейчас...
Тейлон лег вскоре после рассвета. Не проспав и часа, он проснулся от шума: Саншайн искала что-то у него на столе.
— Что ты там делаешь? — сонно спросил он.
— Ищу ключи от катамарана.
— Зачем?
— Я же тебе говорила, у меня встреча с клиентом.
Тейлон потер глаза, пытаясь сосредоточиться.
— Что?
— Я же тебе вчера рассказывала, помнишь? Мы с ним встречаемся в одиннадцать на Джексон-сквер. Вернусь так быстро, как только смогу.
— Саншайн, это невозможно!
Она обернулась, бросила на него испытующий взгляд.
— Я же говорила тебе, как это для меня важно.
— Не будь дурочкой, Саншайн! Речь идет о твоей жизни!
— Вот именно. — Она снова повернулась к столу. — И я не позволю какому-то психопату перевернуть мою жизнь вверх тормашками. Если этот извращенец ко мне подойдет, уверяю тебя, эта ошибка станет для него последней! Раньше я и не подозревала, что за мной гоняются, но теперь знаю об этом, так что смогу сама себя защитить.
Объятый гневом и страхом, Тейлон вскочил с кровати.
— Я не позволю тебе уйти!
— Тейлон, не указывай мне, что делать! Я даже отцу родному не позволяю собой командовать. Я взрослый человек и сама решаю, как мне жить.
— Черт возьми, Саншайн, подумай своей головой! Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось!
— Почему? Потому что меня любишь?
— Да, потому что люблю тебя! — зло выкрикнул он.
И оба застыли.
Сердце Саншайн затрепетало. Как хотела она поверить этим словам! Но можно ли им доверять?
— Ты... серьезно? — выдавила она, наконец, внезапно охрипшим голосом.
Тейлон молча наблюдал, как она открывает стоящую у него на столе серебряную шкатулку. В ней хранилось ожерелье-торк — точная копия его ожерелья, только поменьше.
Женский торк.
Торк Ниньи.
Саншайн протянула ему открытую шкатулку.
— А может быть, ты любишь Нинью?
Тейлон прикрыл глаза, не в силах видеть
ожерелье жены. Надо было избавиться от него еще тогда, много столетий назад.
Но на это у него не хватило духу.
Он просто спрятал ожерелье в шкатулку, подальше от глаз.
Но так и не смог о нем забыть.
Саншайн закрыла шкатулку и поставила ее на стол.
— Тейлон, я должна уехать. Ради себя. Я не хочу и не могу подчиняться страху, ломать собственную жизнь. Камул знает, что я с тобой. И здесь похитить меня или убить ему не сложнее, чем в городе. Он же бог, Тейлон! Мы не сможем от него спрятаться.
Тейлон молчал, с горечью понимая правоту ее слов. Ему вспомнилось, как рухнул рядом с ним дядя, сраженный смертельным ударом, — Тейлон сражался с ним бок о бок, но не смог его защитить...
Сердце его рвалось от боли. Как он понимал гордость Саншайн, ее желание самой управлять своей жизнью, доказать, что она чего-то стоит! Но в то же время страшился отпустить ее в неизвестность одну, безо всякой защиты.
Но ему нужно отдохнуть. Это необходимо — иначе не удастся восстановить силы для боя. Выйдя на улицу изможденным, он обречет на смерть и себя, и Саншайн.
Но если он сейчас ляжет в постель, — нет сомнений, Саншайн ускользнет, едва он закроет глаза.
А он будет заперт в своей хижине. Придется звонить Нику, просить пригнать сюда другой катамаран...