Лиам оказался прав. Первый жучок я обнаружила в поясе джинсов, второй – у воротника толстовки, а третий вмонтировали в пряжку ремня – четыре датчика для одной девочки. И это не считая пятого – в подкладке рюкзака.
Лиам побил все временные рекорды по установке колеса. Зу помогла ему завинтить гайки и убрать домкрат. Инструменты она унесла в багажный отсек.
– Давай сюда, – сказал Лиам, протягивая ладонь. – Я о них позабочусь.
Мои руки тряслись, когда я передавала жучки. Бросив датчики на землю, Лиам раздавил их каблуком.
– Не понимаю, – начала я. На самом деле все было понятно. Затратив столько усилий, они просто обязаны были снабдить меня датчиками на случай поимки или побега.
Лиам протянул ко мне руку, и я отпрыгнула, как испуганный зайчонок. К несчастью, недостаточно далеко. Лиам промахнулся, но кожей я ощутила тепло его ладони. Смешанное чувство вины и страха накатило с новой силой. Я обхватила себя руками, пытаясь сконцентрироваться на черных цифрах, выбитых на носках туфель. Хотелось бежать куда глаза глядят.
Словно пятилетний ребенок, – подумала я. – Пора прекращать так себя вести. Он всего лишь подросток.
– Агенты Детской лиги тебе наврали, и самая большая ложь – будто ты свободна, – сказал Лиам. – Они несут чушь про любовь, уважение и семью, но я не знаю ни одной семьи, снабжающей своих членов датчиками слежения, а затем бросающей их под пули.
– Но мы не должны были их убивать, – ответила я, судорожно сжав лямки рюкзака. – Внутри сидел ребенок. Он не… не принадлежал к…
– Ты имеешь в виду, – Лиам вытер грязные ладони о штаны, – этого… – он развел руки в стороны, очевидно намекая на полноту Мартина, – этого парня?
Я кивнула.
– Дерево не могло ему повредить, – Лиам облокотился на выдвижную дверь. – Скорее всего, все остались живы.
Лиам повел меня обратно к пассажирскому месту и свистнул, желая привлечь внимание Толстяка. Я слышала, как за спиной топает Зу.
– Слушай, – продолжил Ли, – у всех агентов Лиги есть датчики. Я уверен, они уже позвали на помощь. Конечно, если хочешь, можешь вернуться назад, или же мы подбросим тебя до ближайшей автобусной остановки, как и обещали.
Я снова застыла, сложив руки на груди, с лицом белее мела, всерьез подумывая все бросить. Лиам словно прочел мои мысли.
– Жить собственной жизнью – естественное желание, оно вовсе не делает тебя плохим человеком.
Я смотрела поочередно то на Лиама, то на дорогу и чувствовала себя невероятно сконфуженной. Огромная глупость – предлагать помощь беглянке, когда за спиной еще двое. Вот им действительно нужна защита.
Лиам открыл заднюю дверь и указал на пустое пассажирское кресло. Однако прежде, чем я успела принять решение, уходить или оставаться, Толстяк захлопнул дверь прямо перед моим носом.
– Толстяк, – громко предупредил Лиам.
– Как, – начал он, – ты оказалась с агентами Детской лиги?
– Отставить, – оборвал Лиам. – Никаких вопросов. Зеленая, ты…
– Нет, – встрял Толстяк, – это ты так решил. Ты и Сузуми. Если нам предстоит ехать вместе, я должен знать, кто она такая и почему за ней гоняются сумасшедшие с ружьями. Чего ради мы подставляли себя под пули?
Лиам поднял обе руки.
– Я… – Как я могла убедить их в том, что говорю правду? В голове образовалась странная легкость. Сил на мысли не осталось. – Я была…
Зу ободряюще кивнула, глаза девочки сияли.
– Я работала посыльным на Контрольной башне, – вырвалось у меня. – И выучила коды доступа к серверам, в которых нуждались члены Детской лиги. С фотографической памятью легко запоминать цифры.
Может, с небольшим перегибом, но я все же выдержала проверку.
– А что насчет твоего друга? Какова его роль?
Чем дольше они на меня смотрели, тем сложнее было соблюдать спокойствие. Держись, Руби.
– Ты про Мартина? – пискнула я. – Мы познакомились только вчера. Откуда мне знать его историю? Он ничего о себе не рассказывал.
Хотелось бы мне и впрямь не знать историю Мартина.
Толстяк ударил по стенке минивэна.
– Не говори мне, что веришь в ее россказни, Ли. Когда мы решились бежать, то уже знали всех как облупленных.
Побег. Неужели им действительно удалось это сделать? От шока у меня на несколько секунд пропал голос, но в конце концов я все же смогла выдавить:
– Правда? Все три тысячи человек?
Мальчики отшатнулись одновременно.
– В вашем лагере было три тысячи детей? – спросил Лиам.
– Ну и что? – нервно оглядевшись, спросила я. – А в вашем сколько?
– Человек триста максимум, – ответил Лиам. – Ты уверена? Три тысячи?
– Ну, я не видела официальных списков. По тридцать человек в боксе, а самих боксов около ста. Могло быть, и больше, но красных, оранжевых и желтых вывезли из лагеря.
По-видимому, Лиама глубоко поразили мои слова. Он сдавленно кашлянул.
– О господи, – выдавил он. – Что это был за лагерь?
– Не твое дело, – буркнула я. – Вы мне свой не называли.
– Каледония, штат Огайо, – сказал Толстяк, проигнорировав осуждающий взгляд Лиама. – Нас держали в здании заброшенной школы, мы сбежали. Твоя очередь.
– Как я могу быть уверена, что вы не заложите меня на ближайшем пункте СПП?
– Ну конечно! Мы только и делаем, что пишем доносы.
Спустя мгновение я резко выдохнула:
– Ладно. Я из Термонда.
Молчание, казалось, длилось целую вечность.
– Ты серьезно? – в конце концов выдавил Лиам. – Безумный Термонд с монстроидными детишками?
– Опыты больше не проводят, – уязвленно заметила я.
– Да нет, я просто… просто… – Лиам силился подобрать слова, – я думал, он переполнен. Поэтому нас и отвезли в Огайо.
– В каком возрасте тебя забрали? – оценивающе спросил Толстяк, однако лицо его было таким же испуганным, как и у друга. – Совсем маленькой, ведь так?
Ответ вырвался у меня прежде, чем я успела его обдумать:
– На следующий день после того, как мне исполнилось десять.
Лиам присвистнул, и мне стало интересно, какими же слухами должен был обрасти Термонд за столько лет. И главное – кто их распространял? Новый командующий СПП?
К тому же если люди обо всем знали, почему они не попытались нам помочь?
– И сколько же вы, мальчики, пробыли в Каледонии?
– Сузуми около двух лет. Я полтора года, а Ли около года или что-то вроде того.
– Все… – «Всего-то?» – прошептал мерзкий внутренний голосок, хотя в глубине души я прекрасно понимала, что в лагере каждая минута приравнивалась к целому дню. И этой минуты иногда было вполне достаточно, чтобы сломать человека.
– Сколько тебе сейчас, шестнадцать? Семнадцать?
– Не знаю, – сказала я и чуть не упала от собственного ответа. Я и впрямь не была уверена – Сэм утверждала, что прошло шесть лет, но она могла и ошибиться. Время в Термонде текло по-особому. Я видела, как сменяются времена года, но в какой-то момент перестала обращать на это внимание. Просто росла, становилась выше и каждую зиму думала о том, что повзрослела еще на год, но все это… до настоящего момента не имело ровно никакого значения. – Какой сейчас год?
Фыркнув, Толстяк закатил глаза. Он уже открыл рот, собираясь что-то произнести, но увидел выражение моего лица и остановился. Не знаю, чем оно его так поразило, но издевку как ветром сдуло. В сощуренных глазах мелькнуло нечто напоминающее жалость.
А Лиам… его лицо стало абсолютно бесстрастным.
Я почувствовала, как покалывает кожу на затылке, и вцепилась руками в ткань форменных шорт. Меньше всего я сейчас нуждалась в жалости кучки незнакомцев. В следующую секунду острый укол вины смыл чувство недовольства и страха. Мне вообще не следовало открывать рот. Уж лучше бы я солгала или пропустила вопрос. Что бы они там ни думали о Термонде, какие бы ужасы себе ни представляли, жалость в их глазах ранила куда сильнее. Ирония происходящего добила меня окончательно. Они ведь не знали, что вместо несчастной мышки подобрали настоящего монстра.
– Значит, шестнадцать, – ответила я, когда Лиам назвал год. Все-таки Сэм оказалась права.
Одна мысль не давала мне покоя.
– Неужели они все еще строят лагеря и похищают детей?
– Уже не так активно, как раньше, – ответил Лиам. – Самый болезненный удар пришелся на последнее поколение – ровесников Зу. Потом рождаемость резко упала. Люди были слишком запуганы, чтобы рожать. Это произошло еще до того, как президент выпустил запрет на продолжение рода. В основном в лагеря отправляют детей нашего возраста. Так что вариантов всего два: либо спрятаться, либо убежать.
Я кивнула, пытаясь переварить услышанное.
– А правда, – начал Толстяк, – что в Термонде…
– Думаю, на сегодня достаточно, – оборвал Лиам. Отодвинув руку Толстяка, он вновь открыл дверь. – Она ответила на твои вопросы, мы на ее, а теперь пора ехать дальше, пока дорога свободна.
Зу забралась в машину первой, я, не глядя, последовала за ней. На пассажирском сиденье можно было удобно вытянуться, скрывшись от очередных нежданных вопросов.
Толстяк устроился рядом с водителем, бросив на меня еще один, последний взгляд. Губы его плотно сжались и побелели. Наконец он уткнулся в лежащую на коленях книгу, сделав вид, что меня вообще не существует.
Черная Бетти заурчала, и я почувствовала, как вибрирует двигатель. Похоже, говорить хотелось только ей.
Дождь продолжал лить, погружая в сумрак все вокруг. Стекла запотели, и минуту я ничего не могла разглядеть. Фары освещали пустоту.
Толстяк включил радио, и диктор затрещал об американском газовом кризисе и его последствиях на Аляске. Мерное бормотание великолепно убаюкивало.
– Эй, Зеленая, – позвал Лиам. – У тебя есть фамилия?
Мне захотелось солгать, назваться чужим именем, и все же я передумала. Втянуть ребят в неприятности мне не грозило: любые мои слова они очень скоро забудут.
– Нет, – ответила я. – Только порядковый номер да имя, унаследованное от бабушки. Остальное не важно.