Я вновь посмотрела на листок бумаги.
– Значит, вы использовали книжные рецензии?
– У меня был лэптоп и несколько беспроводных интернет-карт, – сказал он. – Мы собирались публиковать книжные обзоры. Это был единственный способ общаться так, чтобы нас не засекли.
Толстяк закрыл текст ладонью так, что осталась видна лишь первая колонка слов. Я на свободе не могу выйти на связь давай встретимся где-то назови место и время скучаю люблю.
– О!
– Я захотел попрактиковаться, – сказал Толстяк. – На случай, если удастся на пару минут выйти в сеть.
– Да вы просто гении, – с чувством произнесла я. – Вся ваша семья.
Толстяк только фыркнул в ответ. А то!
Вопрос, который я хотела задать на самом деле, застрял у меня в горле, когда Толстяк достал из портфеля колоду карт.
– Не хочешь сыграть пару партий? – спросил он. – Все равно нам сидеть тут какое-то время.
– Конечно… но я знаю только «Старую деву» и «Ловись, рыбка».
– Отлично. – Он прочистил горло. – Для «Старой девы» у нас не подходит колода, а в «Ловись, рыбка» я обыграю кого угодно. В пятом классе даже выиграл турнир.
Пока Толстяк сдавал карты, я ухмыльнулась.
– Ты, конечно, звезда, Толстяк… – Он скептически шмыгнул носом. – Но я не могу называть тебя по-другому, если не знаю твоего имени.
– Чарльз, – ответил он. – Чарльз Каррингтон Меривезер IV, если быть точным.
Я постаралась сохранить невозмутимое лицо. Подходящее имечко.
– Ладно, Чарльз. Чарли? Чак? Чип?
– Чип?!
– Ну не знаю, мне показалось, звучит довольно мило.
– Уфф. Просто зови меня Толстяком, как все.
Я попыталась посчитать.
Сейчас, скорее всего, было что-то около половины шестого утра. Разыграв несколько яростных карточных партий, мы переключились на шарады. Поспать, конечно, не удалось, зато сладкого наелись до отвала. Мы с Толстяком с нетерпением ждали, когда парни начнут предпринимать дальнейшие действия. Хотелось убедиться, что догадки верны. Но потом наступило изнеможение. Мы свернулись на земле калачиком, пытаясь урвать хоть немного сна.
Ритмичный храп Толстяка убаюкивал. Чтобы не заснуть, я вновь открыла блокнот Зу и дорисовала на первых страничках несколько звездочек и облаков. Страницы веером зашелестели под пальцами. Наконец нужный листок был найден.
540
Цифры действительно составляли код местного округа, в этом не было никаких сомнений. Некоторое время бабушка жила недалеко от Шарлотсвилля, и я отчетливо помнила, как однажды, стоя на кухне, искала ее номер в записной книжке. Но территория округа – это не малюсенький кусочек земли, поэтому никто не мог гарантировать, что мы обнаружим лагерь в первом попавшемся месте.
Теперь, когда на меня не таращились три пары глаз, думать было гораздо проще. И все же я понимала, что по-прежнему хожу вокруг да около. Глаза начали слипаться. Проспав столько, что за это время спокойно можно было убить всех, я очнулась со свежими мыслями. У меня рождались новые анаграммы, цифры и буквы выстраивались в различные сочетания.
В конце концов я что-то нащупала. Идея медленно, но верно всплывала на поверхность измученного сознания. Где еще я видела этот номер? 540. Что-то очень знакомое…
Меня скрутил приступ смеха. Ну конечно!
Я видела эти цифры на радиоприемнике в воспоминаниях Грега. В темном мареве его мыслей они полыхали, точно огонь.
540 AM – волна радиостанции.
Просто разбудить Толстяка было для меня слишком просто. По крайней мере, сейчас, когда я плавала на волнах восторга. Собравшись с силами, я вцепилась Толстяку в спину. Он, конечно, напугался до полусмерти, зато мгновенно пришел в сознание. В момент, когда мое тело обрушилось сверху, Толстяк издал нечеловеческий вопль.
– Проснись, проснись, проснись! – шипела я, поднимая на ноги пыхтящего Толстяка. – Помимо слова «ЭДО», они говорили что-нибудь еще?
– Зеленая, если завтра я все еще буду в состоянии ходить, помоги мне бог…
– Слушай сюда! – прошипела я. – Они говорили что-то вроде «ловить» или «настраивать»?
Толстяк ответил злобным взглядом.
– Они сказали «проверь ЭДО».
– Проверь? – повторила я. – Это точные слова?
– Да! – раздраженно выпалил он. – А что?
– Я ошиблась, – сказала я. – Не думаю, что эти цифры относятся к телефонному коду. Первое предположение было правильным. Последняя буква – вовсе не буква, это ноль. Пять сорок. Номер радиостанции.
– Как, скажи на милость, ты пришла к такому выводу?
Упс, небольшая проблемка. Теперь необходимо было не облажаться. Рассказать правду про то, что я смухлевала, подсмотрев ответ, нельзя. Оставалось упирать на силу мысли и работу мозга.
– Я обдумывала другие варианты применения цифр и вспомнила разговор Грега с дружками. Они упоминали про настройку радио. Нужно было рассказать вам об этом раньше, но меня осенило только сейчас.
– О господи! – Толстяк ошеломленно затряс головой. – Не могу в это поверить. До сих пор нам везло, как утопленникам. Я уж думал как минимум двое не доживут до конца поисков.
– Нам нужен приемник, – сказала я. – Надеюсь, догадка верна, но если нет… Нужно проверить волну, прежде чем рассказывать остальным.
– Бетти?
– Нет! – Мне не хотелось оставлять лагерь без присмотра даже на пятнадцать минут. – Кажется, я видела радиоприемник где-то в конце магазина – давай сбегаю.
Я бежала с такой скоростью, что все вокруг сливалось в сплошную темную массу, но теперь меня уже ничего не пугало. Заметить радио удалось не сразу. Оно оказалось спрятано за надувными плотами и одеялами, которые Лиам с другом оставили здесь в прошлый раз.
Когда я вернулась, Толстяк мерил шагами пространство между палатками. Поставив приемник на полку, я стала жать на разные кнопки.
Нашла кнопку включения, потом рычажок регулировки звука, повернув который я чуть не поджарила наши барабанные перепонки. Серебристая коробочка радиоприемника выглядела побитой жизнью, однако прибор все еще работал. Из колонок доносились голоса, реклама, я даже узнала несколько старых песен.
– Это должен быть АМ-диапазон, – сказал Толстяк, взяв приемник в руки. – FM-частоты заканчиваются на 108 или что-то около того. Сделаем вот так…
Сначала мне показалось, что Толстяк выбрал не ту станцию. Из колонок послышалось шипение, потом рычание, которое внезапно сменилось звоном разбитого стекла. Словно кто-то напихал осколков в банку и теперь усиленно тряс ею перед микрофоном. Это было не так болезненно, как белый шум, но все же достаточно неприятно.
Толстяк продолжал ухмыляться.
– Знаешь, что это такое? – спросил он и, кажется, обрадовался, когда я покачала головой. – Ты когда-нибудь слышала о частотах и волнах, которые способны воспринимать только дети с пси-аномалиями?
Чтобы не согнуться пополам, мне пришлось ухватиться за полку. Конечно, я знала. Кейт рассказывала о том, что лагерные инспекторы добавили в белый шум новую частоту, для того чтобы выявить потенциально опасных детей. Тех, кому удалось замаскироваться.
– Это не связано с тем, что обычные люди не могут слышать помехи, просто их мозг воспринимает звуки по-другому, не так, как наш. Удивительная штука. В Каледонии проводили серию тестов, чтобы посмотреть, существуют ли волны, которые дети одних цветов могут улавливать, а других – нет. Похоже, они были правы, потому что мы не могли…
В этот момент слова Толстяка прервал резкий щелчок, помехи исчезли и мягкий мужской голос прошептал: Если ты нас слышишь, значит, ты один из нас. Если ты один из нас, значит, сможешь нас найти. Озеро Принс. Вирджиния.
Сообщение повторилось три раза, а затем снова включились помехи. Долгое время мы с Толстяком молча смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.
– О господи! – сказал Толстяк, – О господи! – А потом мы прыгали и повторяли это вместе, снова и снова, размахивая руками, точно сумасшедшие. Никогда прежде мы не испытывали такого страстного желания хлопать друг друга по плечам столько, сколько хватит сил. Я бросилась Толстяку на шею и обняла его что есть мочи. То ли от страха, то ли от облегчения из глаз у меня брызнули слезы.
– Я готов тебя поцеловать! – крикнул Толстяк.
– Хватит, хватит! – выдохнула я, чувствуя, что он вот-вот сломает мне ребра.
Не знаю, что его разбудило – крики Толстяка или будильник, но Лиам поднялся первым. Краем глаза я заметила его взъерошенную шевелюру – Лиам высунул голову из палатки, посмотрел на нас и исчез. А спустя секунду вернулся опять, смущенный и обеспокоенный одновременно.
– Что случилось? – спросил он. – Что тут у вас происходит?
Мы с Толстяком переглянулись.
– Поднимай Зу, – ухмыльнувшись, сказала я. – Думаю, вам нужно кое-что услышать.
Глава семнадцатая
По словам Толстяка, Джек Филдс был в семье вторым ребенком из пяти и единственным, кто перенес острую юношескую идиопатическую невродегенерацию и выжил. Его отец владел итальянским рестораном, а мать умерла от рака, когда он был совсем маленьким. Джек рос ничем не примечательным мальчиком. Однажды заметив такого в школе, второй раз вы бы о нем и не вспомнили. Но он был поразительно умен и единственный из всех в комнате понял, о чем говорил Лиам, когда тот взялся за японские ужастики и статьи из старых номеров «Роллинг Стоун». Кроме того, он любил рассказывать истории на разные голоса и долгие годы вырисовывал на классных досках силуэты башен Нью-Йорк Сити. Когда СПП это увидели, они были настолько поражены, что позволили Джеку закончить рисунок.
Что важнее, Джек обожал дразнить лагерных инспекторов и силой мысли срывал личные вещи с поясных ремней, а иногда даже вытаскивал из карманов. В его присутствии СПП частенько спотыкались о случайно оказавшиеся под ногами предметы и падали друг на друга. Послушать Толстяка, так создавалось ощущение, что Джек Филдс был ангелом, сошедшим на землю, чтобы проповедовать правильное использование синей силы. Ангелом, проведшим на земле множество лет в поисках и изысканиях.