– Я собираюсь уйти, так что больше не деритесь, ладно? – сказала я. – Простите, что лгала вам. Знаю, мне следовало убраться раньше, но я хотела помочь вам добраться до дома. Вы ведь помогли мне. Так что простите. Мне очень, очень жаль…
– Руби! – крикнул Толстяк, потом громче! – Руби! Ради бога, мы говорили о Черной Бетти, а не о твоей оранжевой заднице.
Внутри похолодело.
– Я просто… Просто подумала… Что вы собираетесь оставить меня здесь…
– Чего? – Лиам выглядел шокированным. – Мы включили радио, думая, что ты проснешься. Можно было догадаться, что никто не собирается тебя бросать.
Господи боже, от услышанного я зарыдала еще сильнее.
Девчонки плачут хуже, чем мальчишки. Лиам с Толстяком беспомощно переглянулись. От смущения они готовы были провалиться под землю. Наконец Толстяк вытянул руку и потрепал меня по голове, как щенка.
– Ты решила, будто мы хотели избавиться от тебя, потому что ты не зеленая? – Лиам, кажется, никак не мог это осмыслить. – Не подумай, что меня обижает твое недоверие, но в этом и заключался страшный секрет?
– Я вам доверяла, правда, – сказала я, – но мне не хотелось, чтобы вы подумали, будто я вами манипулирую. Не хотела, чтобы вы меня боялись.
– Ладно, по поводу первого, – начал Лиам. – С чего это мы должны были решить, что ты силой мысли джедая заставила нас взять тебя на борт? Мы голосовали. Мы попросили тебя остаться. Второе: почему, ради всего святого, твой зеленый мозг решил, что быть оранжевой – плохо?
– Ты даже не представляешь… на что я способна.
– Естественно, – встрял Толстяк. – Мы не представляем, но выиграть в ближайшем будущем чемпионат по «нормальности» не входило в наши планы. Итак, ты умеешь влезать в головы людей? Двое из нас могут вертеть людьми, как перышками. Зу однажды взорвала кондиционер – и ничего, прошла мимо не моргнув глазом.
Я была другой, но они этого не понимали.
– В отличие от вас, у меня не всегда получается себя контролировать, – сказала я. – Иногда я делаю вещи… Нехорошие вещи. Вижу то, что не должна. Заставляю людей совершать странные действия. Это ужасно. Находиться в чьей-то голове для меня все равно что идти по зыбучему песку: чем сильнее я пытаюсь вырваться, тем больше наношу вреда.
Толстяк уже открыл рот, но не произнес ни слова. Лиам наклонился так, что наши лица оказались на одном уровне.
– Оставайся с нами. Мы этого хотим, – сказал он, запуская руку мне в волосы. Пальцы Лиама коснулись моей шеи. – Мы хотели этого вчера, хотим сегодня и будем хотеть завтра. Никакие твои действия не смогут на это повлиять. Если ты напугана и не можешь разобраться в своих идиотских способностях, мы тебе поможем. Но не надо думать, даже на секундочку, что мы собираемся тебя бросить.
Лиам дождался, пока я посмотрю ему в глаза.
– Поэтому ты так отреагировала, когда я сказал, что Беглец может быть оранжевым? Это и есть основная причина, почему ты хочешь его найти? Или все-таки мечтаешь вернуться к бабушке? Потому что, как бы то ни было, мы поможем тебе добраться до места.
– И то и другое, – ответила я. – Разве это запрещено?
Слезы иссякли, но дыхание по-прежнему оставалось хриплым, надсадным, словно легкие не справлялись с таким количеством воздуха. Не представляю, почему мозг до сих пор вел себя так спокойно, но думать об этом хотелось меньше всего. Лиам и Толстяк одновременно взяли меня под руки. Вывели из фургона и подвели к потрескивающему огню.
– Где мы? – в конце концов спросила я.
– Надеюсь, где-то между Северной Каролиной и Грейт-Дисмал-Свамп, – сказал Лиам, продолжая поглаживать меня по спине. – Юго-Восточная Вирджиния. Теперь, когда ты проснулась, мне пора проверить Зу. Вы двое оставайтесь здесь, ладно?
Толстяк кивнул. Мы молча проводили его взглядами, а затем Толстяк повернулся ко мне.
– Руби, – серьезно начал он. – Ты можешь сказать мне, кто сейчас президент?
Я моргнула.
– А почему ты спрашиваешь?
– Помнишь, что случилось?
Помнила ли я? Воспоминания были настолько туманными и разрозненными, что казались чужими.
– Разгневанный мужчина, – сказала я. – Ружье. Голова Руби. Ай-ай!
– Прекрати, я серьезно!
Я коснулась раны на лбу и вздрогнула.
– Можешь говорить потише? У меня сейчас голова треснет.
– Ну что ж, похоже, ты здорова. По крайней мере, у тебя есть силы, чтобы действовать мне на нервы. На, выпей это, – сказал он, протягивая недопитую бутылку воды. Вода была затхлой и теплой, но я выпила содержимое одним глотком. – Папа говорил, что раны на голове выглядят опаснее, чем есть на самом деле, но мне показалось, ты труп.
– Спасибо, что зашил, – сказала я. – Выгляжу маленьким Франкенштейном, но, наверное, я это заслужила. Теперь все встало на свои места.
Толстяк тяжело вздохнул.
– Франкенштейн – это фамилия доктора, который создал монстра, а не имя самого чудовища.
– Можешь не придираться?
– Не обращай внимания. Ты ведь не изучала классическую литературу.
– Представь себе! Не думаю, что в библиотеке Термонда завалялся хоть один экземпляр. – Мне не хотелось, чтобы это прозвучало так резко, но осознавать, что твои знания находятся на уровне десятилетнего ребенка, было не очень приятно.
Толстяк бросил на меня извиняющийся взгляд и тяжело вздохнул.
– Я просто… не принимай на свой счет, ладно? Мое сердце и так вот-вот разорвется.
Все время, пока Лиам с Толстяком пытались меня уболтать, мне не давала покоя одна мысль. Как бы ужасно это ни звучало, Бетти действительно необходимо было оставить здесь. Ее слишком хорошо знали как СПП, так и скиптрейсеры. Но в разговоре ребят было что-то еще. Мне даже казалось, я догадываюсь, что именно. Вот только спрашивать Лиама было бессмысленно. Вместо правды он вполне мог выдать ее подслащенный вариант. Суровые будни нашей команды. Оставалось выяснять истину с помощью Толстяка.
На мгновение я засомневалась. Между нами лежало издание «Обитателей холмов». То самое, которое вызвало у меня в детстве настоящую ярость.
Кроликам нужна гордость, но гораздо важнее – сила воли, чтобы принять свою судьбу.
По книге кролики набредают на колонию, существующую на подачки людей. Взамен те время от времени убивают по нескольку кроликов. Жители колонии уже не способны бороться с системой, потому что куда проще потерять независимость и забыть о жизни вне изгороди, чем отправиться в мир и бороться за выживание. Для этих кроликов было естественно пожертвовать несколькими жизнями ради всеобщего блага.
– И что, это всегда теперь так будет? – я прижала колени к груди и уткнулась в них лицом. – Даже если мы отыщем Ист-Ривер и получим помощь, за углом нас по-прежнему будет поджидать Леди Джейн, да? Или еще хуже?
Сила воли, чтобы принять свою судьбу. В нашем случае судьба заключалась в изоляции от родных. Вечно гонимые, прячущиеся по темным закоулкам. Какова бы ни была награда – мы не могли так жить. Не должны были.
Тяжелая ладонь Толстяка легла на мою голову, но лишь спустя некоторое время ему удалось облечь мысли в слова.
– Возможно, другой жизни ждать и не стоит, – сказал он. – Но думаю, нам стоит держаться рядом. На случай, если все изменится.
Мне стало легче. Возможно, в этом был виноват дым от костра, а может, появление Зу, которая только что проверила установленный неподалеку палаточный лагерь (он оказался заброшен). Сузуми радостно бросилась ко мне обниматься, а парни в это время вытаскивали из Бетти остатки съестного.
– Так вот как ты нашла ключ, – сказал Лиам. – Подсмотрела в воспоминаниях?
Я кивнула.
– Не впечатляет, правда?
– Нет-нет, я не это имел в виду, – ответил Лиам и поспешно добавил: – Просто пытался представить, каково это – побывать в голове того парня, и у меня возник образ болота с аллигаторами. Жуть, наверное.
– Не ужаснее, чем залезть в голову того, кто мне нравится, – возразила я.
– Правда? – примерно через десять минут молчания выдавил Толстяк. Лиам в это время сосредоточенно пытался вскрыть ключами от Бетти банки с супом и фруктовыми консервами.
– Правда что?
– Ты правда побывала в наших головах? – с придыханием закончил он. Словно малыш, с трепетом ожидающий конца сказки. В голосе Толстяка звучал жадный интерес. Удивительно – меня так долго мучили кошмары, что я ожидала худшей реакции.
– Ну конечно, она в наших головах, – сказал Лиам, с силой надавливая на крышку банки. – Руби теперь в нашей команде.
– Я не это имел в виду, – фыркнул Толстяк. – Просто хотел узнать, как это работает. Никогда раньше не встречал оранжевых. В Каледонии их не было.
– Возможно, потому, что руководство всех вывезло, – сказала я, уронив руки на колени. – Так было в Термонде.
Лиам встревоженно посмотрел на меня.
– Что ты хочешь сказать?
– Первые два или три года в Термонде хватало любых цветов, включая красных и оранжевых, – пояснила я. – Но… никто не знает, как и почему это произошло. Некоторые считали, будто они причиняли слишком много хлопот, но ходили и другие слухи. Якобы на детях этих цветов проводились многочисленные тесты. Однажды утром все красные, оранжевые и желтые просто исчезли. – С каждым словом произошедшее казалось еще ужаснее, чем раньше.
– А как же ты? – спросил Толстяк. – Почему тебя не увезли?
– С самого начала замаскировалась под зеленую, – пояснила я. – СПП боялись и ненавидели оранжевых, поэтому мне пришлось обмануть ученого, который проводил тесты. – Следующие слова дались с трудом. – Те дети… были с проблемами, вы ведь в курсе? Наверное, до болезни они были нормальными, но потом… Возненавидели сами себя и начали совершать ужасные вещи.
– Например? – с нажимом спросил Толстяк.
Господи, мне даже не хотелось об этом говорить.
Просто не могла выдавить из себя ни слова. Как рассказать о чудовищных играх с мозгами СПП? О том, как отскребали полы в столовой после того случая, когда один из оранжевых заставил солдата палить по всем СПП, находящимся в поле зрения? Желудок судорожно сжался, на губах появился металлический привкус крови. Я даже почувствовала ее запах. Словно опять выковыривала запекшуюся кровь из-под ногтей.