Кейт кивнула. В ее взгляде проскользнуло нечто похожее на гордость.
– Понятно, – ответила она, и мы вышли.
Лиама держали в спальне, располагавшейся в противоположном конце коридора. Обои здесь были выкрашены в светло-голубой цвет. Цвет неба перед самым рассветом. Младенческий голубой. На потолке кто-то нарисовал облачка, а некоторые элементы мебели поражали крохотными размерами.
Лиам сидел на узкой кровати спиной ко мне. Я прикрыла за собой дверь, думая, что он смотрит в окно. И лишь подойдя ближе, поняла, что взгляд Ли на самом деле прикован к листку бумаги в руке.
Кровать прогнулась, когда я села рядом и обняла его двумя руками. Потом прижалась щекой к щеке и положила руки туда, где чувствовалось биение сердца. Лиам закрыл глаза и откинулся назад.
– На что ты смотришь? – прошептала я.
Он молча протянул мне письмо. Письмо Джека.
– Ты была права, – спустя миг заметил он. – Как же ты была права. Нам нужно было его прочитать. Тогда нам было бы не о чем беспокоиться.
В его голосе было столько боли и пустоты, что я с силой смяла листок и запустила через всю комнату. Но Лиам лишь покачал головой и закрыл рукой глаза.
Я достала из внутреннего кармана куртки письмо Толстяка. Лиам наклонился ко мне.
– Он сказал, что писал письмо не для родителей, – сказала я. – Он написал его для тебя. И хотел, чтобы ты прочитал.
– Я не хочу.
– Придется. Потому что, когда выберешься отсюда, нужно будет что-то ему ответить.
– Руби. – Теперь в голосе Лиама чувствовалась злость. Он убрал руку с моих плеч и резко встал. – Неужели ты действительно думаешь, что, даже если он жив, нам позволят с ним увидеться? Позволят остаться вместе? Ты не представляешь, как работают эти люди. Они контролируют каждый твой шаг, каждое движение – вплоть до того, на что ты смотришь и чем питаешься. Поверь, будет здорово, если Толстяк вообще выживет. Хотя после этого его наверняка отправят на обучение.
Лиам пересек комнату один, два, три раза. Казалось, прошло не меньше часа, прежде чем я решилась развернуть письмо Толстяка.
В комнате надолго воцарилась тишина.
– Что? – в конце концов спросил Лиам. В голосе звучали панические нотки. – Что он пишет?
Лист оказался пуст. Толстяк записал лишь имена родителей и адрес, и больше ничего. Ни единой кляксы.
– Не понимаю… – сказала я, протягивая листок Лиаму. Здесь была какая-то ошибка. Возможно, он потерял настоящее письмо или забрал его с собой? Когда я наконец подняла глаза, Лиам рыдал. Одной рукой он смял письмо в комок, другую прижал к глазам. А потом до меня дошло, что я и сама знаю ответ.
Толстяк ничего не написал, потому что посчитал, в этом нет необходимости. Решил, что пообщается с родителями лично. Он верил в возвращение домой.
Лиам сел обратно на кровать, скрестив ноги перед собой. Потом прижался лбом к моему плечу, и я крепко обхватила его обеими руками. Он верил тебе, – звучало у меня в голове. – Все это время он тебе верил.
Казалось, я постарела не на один год. Какие шестнадцать? Мне было даже не шестьдесят, не сотня – тысяча лет. Старая, но не дряхлая. Я чувствовала себя одним из старых дубов, которые росли в долине Шеннандоа. С глубокими корнями и крепким нутром.
Он вернется, – подумала я, – он обязательно вернется домой.
Долгое время мы просто сидели, обнявшись. Мне хотелось запечатлеть в памяти завитки его волос и шрам в уголке губ. Никогда еще я не чувствовала время так остро, как сейчас. Почему оно то замораживалось, то летело вперед с невероятной скоростью?
– Безумие в том, что я действительно строил какие-то планы, – прошептал Лиам. – Думал, что мы будем делать. Куда с тобой поедем. Я правда хотел познакомить тебя с Гарри. – Из окна струился полуденный свет. Пальцы Ли скользнули по моей руке. – С нами все будет в порядке, – сказал он. – Главное, не дать им нас разделить.
– Они не смогут, – прошептала я. – Мне пришло в голову… Конечно, это звучит слишком избито, но… Единственная хорошая вещь во всей этой истории заключается в том, что я встретила тебя. И я пройду через это снова… – Слезы жгли глаза. – Я смогу, если буду знать, что однажды снова тебя встречу.
– Ты правда так думаешь? – Лиам выпрямился и поцеловал меня в макушку. – Потому что, знаешь, я тоже об этом думал – о нас с тобой. Постоянно. Только представь, что мы не попали в эти жуткие лагеря, – нет, просто слушай. Я собираюсь рассказать тебе восхитительную историю нашей жизни.
Лиам прочистил горло и повернулся ко мне.
– Итак, на дворе лето и ты живешь в Салеме. Тянется скучный-прескучный июль, ты подрабатываешь в кафе-мороженом. И совершенно не замечаешь тот факт, что все парни, с которыми ты учишься в школе, ежедневно захаживают в твое кафе. Причем тридцать один вариант наполнителей интересует их в последнюю очередь. Но ты сосредоточена на учебе и дюжине кружков, потому что собираешь поступить в хороший колледж и спасти мир. И когда от всех этих многочисленных тестов хочется уже помереть, отец предлагает тебе съездить к бабушке в Вирджиния-Бич.
– Да? – Я положила голову ему на грудь. – А как же ты?
– Я? – Лиам заправил прядку волос мне за ухо. – Я живу в Вилмингтоне, помираю от скуки и в последний раз подрабатываю в ремонтной мастерской Гарри. Готовлюсь к поступлению в какой-нибудь воображаемый университет, где моим соседом по комнате оказывается Всезнайка-задавака-с-золотым-сердцем, имя которому Чарльз Каррингтон Меривезер IV. Но в этой истории он не играет особой роли. – Пальцы Лиама сжали мое бедро, и я почувствовала, как его трясет. Хотя голос оставался ровным. – Чтобы отметить поступление, мама приглашает нас съездить на недельку в Вирджиния-Бич. Мы приехали всего день назад, но я уже несколько раз замечал в городе девочку с темными волосами, которая вечно ходит, уткнувшись носом в книжку и слушая музыку в наушниках. Но, сколько бы я ни пытался, мне ни разу не удалось с ней заговорить.
А потом в ход событий наконец вмешивается Провидение, и в самый последний день на пляже я встречаю ее. Тебя. Мы с Гарри играем в волейбол, но в этот момент я забываю обо всем. Ты идешь ко мне, в огромных солнечных очках и легком зеленом платье, которое – каким-то образом я это знаю – подходит к твоим глазам. А потом я, словно олимпийский бог спорта, посылаю мяч прямо тебе в лицо.
– Ай! – со смехом воскликнула я. – Звучит больно.
– Ну, можешь предположить, как я реагирую на эту ситуацию. Я предлагаю отвести тебя к спасателям, но ты смотришь на меня так, будто готова убить за такое предложение. В конце концов благодаря моему обаянию и искрометному чувству юмоpa – ну и еще потому, что мне удается вызвать у тебя жалость – ты позволяешь мне купить тебе мороженое. А потом рассказываешь, что подрабатываешь в кафе-мороженом в Салеме и как тебе страшно от мысли, что до колледжа осталось всего два года. И каким-то чудом, уж не знаю каким, мне удается заполучить твой имейл, или никнейм, или, может, даже телефонный номер. А потом мы начинаем созваниваться. Я уезжаю в колледж, ты обратно в Салем, но мы болтаем по телефону обо всем на свете. Иногда проскальзывают всякие глупости, а порой мы просто замолкаем и слушаем дыхание друг друга. Пока один из нас не засыпает.
– …после чего Толстяк начинает тебя высмеивать, – добавила я.
– О, безжалостно, – согласился он. – И твой отец меня ненавидит, потому что считает, будто я похитил его прекрасную драгоценную доченьку, но все равно разрешает мне приезжать время от времени. И вот однажды ты рассказываешь, что даешь уроки девочке по имени Сузуми, которая живет в другом городе…
– …но лучше которой нет на планете, – вставила я.
– Точно, – сказал Лиам. – Хочешь попробовать сочинить конец?
Не в силах больше сдерживаться, я закрыла лицо руками.
Сейчас или никогда. Мы не могли прятаться в этой комнате вечно. Им ничего не стоило изменить решение.
Я выпрямилась и вытерла слезы. А потом стиснула зубы как можно крепче. Лиам сидел на краю кровати рядом со мной. В глазах его отражались внимание и забота. На миг мне показалось, будто он понимает, что я собираюсь сделать.
Ли наклонил голову и улыбнулся одним уголком губ. Я попыталась улыбнуться в ответ, но сердце было готово вот-вот развалиться на части.
– Что?
В лагере у нас отобрали все, что только возможно. Друзей и семью, одежду и будущее. Единственное, что осталось, – это воспоминания, и вот теперь я собиралась забрать у Лиама последнее.
– Закрой глаза, – прошептала я. – Хочу закончить историю.
Затылок начало легонько покалывать, а через несколько секунд голова уже раскалывалась от гула. И когда я прижалась к его губам в последний раз, проникнуть в сознание Лиама оказалось так же просто, как взять его за руку.
Он с тревогой прошептал мое имя и попытался отстраниться, но я не позволила. Я удаляла себя из его воспоминаний день за днем, кусочек за кусочком, до тех пор, пока имя Руби не потеряло для Лиама всякое значение. Меня охватило странное облегчение. Я чувствовала подобное впервые. Возможно, настал подходящий момент.
Внезапно я вспомнила о Толстяке. Понадобилось полсекунды, чтобы принять решение. Если он выжил – а скорее всего, это было так, – Лига приняла его в свои ряды. Но Лиам, который об этом знал, наверняка попытается вернуться и вызволить друга. И тогда все мои усилия пойдут насмарку.
Нужно было позаботиться о Толстяке. Помочь ему бежать. Но Лиаму лучше было думать, что Толстяк благополучно добрался к родителям. Просто чтобы помочь ему самому вернуться домой. Один штрих – и на ужасных воспоминаниях появилась красочная заплатка.
А потом время и пространство исчезли. Дверь открылась, и я отодвинулась от Лиама. Он стоял прямой, как доска, опустив руки по швам, с крепко зажмуренными глазами. Кейт посмотрела на него, потом на меня и сдвинула брови. Я встала и подошла к ней.
Через миг ярко-голубые глаза Лиама открылись, и он увидел меня. Незнакомую девочку, не Руби.