Администратор спросил, не хочет ли она получить вычет за ранний отъезд. Маргарет махнула рукой, поморщившись.
Такси прибыло на удивление быстро, и она поехала в знакомый отель в Совастаде. Она надеялась, что хоть какой-нибудь номер отыщется. Новая бронь для Генри открывалась только вечером следующего дня, аккурат к его возвращению. Выглянув в заднее стекло машины, Маргарет увидела разбросанные белые столики на пустынной террасе, яркие цветы в подвесных корзинах, широкий зеленый ковер на склоне горы, низин которой еще не коснулись утренние лучи. Надо думать, жители курхауса еще оправлялись после ночных странствий и мытарств, каждый – по-своему. Столь многого об их быте Маргарет не узнала и не поняла.
В отеле в Совастаде ей сказали, что на эту ночь все номера заняты. Если бы вместе с мужем Маргарет не прожила здесь неделю, и если бы это не была эмансипированная Швеция, она бы сочла по поведению сотрудников на стойке регистрации, что иностранкам, путешествующим в одиночку, здесь не рады. Все трое сотрудников хмуро таращились на нее, будто она была совершенно незнакомым и, более того, нежелательным человеком. К тому же таксист уже приволок чемодан в холл отеля и теперь мялся, явно желая поскорее от нее избавиться, как и работники отеля.
– Посоветуете какое-нибудь другое место? – осведомилась Маргарет.
– Отель «Централ».
– Вы же понимаете, что я вернусь сюда завтра?
Они просто смотрели на нее и ничего не говорили. Наверное, знаний английского не хватало, чтобы ее понять.
Таксист нахмурился, но отвез-таки ее в «Централ».
Тот оказался забит так плотно, что пожилой женщине на стойке регистрации даже не пришлось сверяться со своим журналом. Более того, она ни словом не обмолвилась – только покачала головой; гладкие седые букли волос качнулись из стороны в сторону по бокам от типично шведской упитанной физиономии.
– Посоветуете какое-нибудь другое место?
Старушка поняла ее с ходу:
– Отель «Кронпринц».
Совастад был небольшим городком, несмотря на то, что шведская урбанистика в нем воплощалась во всей красе. Маргарет прекрасно осознавала, что чем больше времени она проведет в поисках, тем в более убогое место ей придется в конце концов заселиться. По сути, «Кронпринц» являл собой пансионат, построенный под нужды коммивояжеров. Он оказался чистым, светлым, располагающим… и, как и «Централ», забитым до отказа. Здесь за прием гостей отвечал худой, высокий молодой человек с белоснежными растрепанными волосами и странными раскосыми глазами серо-зеленого цвета, в белой рубашке и с темно-красным шарфом на шее. Он вообще не говорил по-английски, поэтому спрашивать его на предмет дальнейших поисков представлялось очевидно гиблым делом. Интуристы явно не то чтобы часто заявлялись в «Кронпринц».
Парнишка торчал за столом – в «Кронпринце» было не до формальных приемов, – крепко держась за края, и было видно, что он хотел, чтобы Маргарет ушла как можно скорее и как можно дальше. Можно было бы подумать, что он ее побаивается, и Маргарет считала это вполне оправданным – ему было всего десять или одиннадцать, и он не понимал ни слова из того, что она говорит.
– Куда теперь? – спросила она таксиста.
Еще только половина одиннадцатого – а ситуация уже виделась тревожной. Маргарет задавалась вопросом, не предложит ли ей к этому времени таксист возвратиться на ночь в курхаус. Ей стало жаль, что она одна в Совастаде. Она могла бы, конечно, обратиться за помощью к шведским друзьям Генри, но это было последнее, чего она хотела, если не считать возвращения в санаторий для неспящих. Придется много о чем умолчать, где-то приврать – а ее ведь непременно станут допрашивать с заботливой тщательностью, и потом столь же тщательно и заботливо доложат обо всем ее мужу.
– Frälsningsarmén, – пробурчал таксист.
– Это что?
– Фралснингсармин, – повторил он. – Другого вам не найти.
Она не приняла его последние слова всерьез. Совастад не был большим городом, но она самолично за предыдущую неделю повидала больше трех мест, где, казалось, можно было без опаски остановиться. Возможно, таксист знал, что места там заняты. Возможно, в городе проходило какое-то большое мероприятие, из-за которого отели вдруг набились битком. Она решила дать шанс месту, которое ей предложили.
Это оказалось общежитие Армии спасения.
– Ну уж нет! – вскричала Маргарет. Но было слишком поздно.
Тут же появилась женщина-офицер[118], которая на самом деле не приняла ее, а скорее затащила внутрь; взяв ее за руку, нежно, но крепко, как будто процесс искупления вот-вот начнется – и важно показать, насколько крепка стальная доброта под одеждами из слабой плоти.
Место оказалось очень приятным (и невероятно дешевым, судя по вывешенным на видных местах прейскурантам), больше похожим на обычный отель, пускай простой и потрепанный. В своей комнате Маргарет насчитала один экземпляр Библии, одну книгу на шведском языке с объяснением Библии, одну картину с религиозным сюжетом и несколько брошюр на шведском языке. Других указаний на программу правил, которым надлежало следовать в этом заведении, похоже, не существовало.
Однако в какой-то момент, когда Маргарет лежала в постели, в дверь постучали, и женщина-офицер, допустившая ее в общежитие, вручила ей брошюру на английском языке. Она называлось «Очищение», и женщина протянула ее без улыбки. У Маргарет сложилось впечатление, что эта брошюра явилась результатом долгого обыска ящиков и закромов в поисках чего-нибудь, мало-мальски подходящего для иностранки. Маргарет оценила ее усилия и одарила предельно благодарной улыбкой. Женщина молча вышла на улицу. Дальнейших попыток воззвать к Маргарет предпринято не было. Она могла совершенно свободно сходить в город, чтобы поесть или посетить киносеанс, и не было, в сущности, никаких причин, по которым ей следовало себя ограничивать, но она все равно чувствовала легкое изумление. Более насущная проблема заключалась в том, что в Совастаде она уже повидала все, что хотела, – и чувствовала очень сильное желание не встречаться там с кем-либо, кого успела узнать. Так что Маргарет провела большую часть дня, читая и стирая одежду. Еду в столовой общежития подавали простую, но вкусную, а вот кафетерий за углом поистине разочаровал – грубостью и безразличием, с какими она никогда раньше не сталкивалась ни в Швеции, ни где-либо еще. Но Маргарет мало путешествовала, и тем более в одиночку. Она знала, что о женщинах без сопровождения часто говорят, будто они непопулярны у официантов или даже менеджеров ресторанов. «Неудивительно, – подумала она, – что в конце концов женщина всегда стремится свить себе маленькое гнездышко и уйти в него с головой». Похоже, период ее вынужденной разлуки с Генри стал наиболее богатым на приключения – и уж точно самым поучительным, – за всю ее жизнь. Эту мысль она попыталась загнать на самые далекие задворки сознания. Все-таки ошибочно полагать, что знать больше, чем муж, полезно. Маргарет никогда прежде не замечала, что шведы могут быть такими мрачными и недобрыми. Что ж, уроком больше.
Трактат об очищении она так и не открыла.
Той ночью Маргарет спала прерывисто и плохо. За окном грохотали машины, и она все спрашивала себя, насколько ситуация ухудшится, когда дорожный проект Генри будет все-таки сдан. Ей вспомнился полковник Адамски – не без теплоты, – и она попыталась этот образ из головы изгнать. Оказалось, когда мучаешься бессонницей, не так-то это и просто – выкинуть что-то из головы. Маргарет утешила себя тем, что потратила мало энергии, отчего и лежит сейчас, неприкаянная, ворочаясь с боку на бок.
В темный, неизвестный час раздался стук в дверь, выведший ее из дремы. К ней вошла женщина-офицер. «И ей не спится? – с тревогой подумала Маргарет. – Она тоже из них?»
Нет, едва ли, пусть Адамски и напирал на то, что люди в его кругу – самые разные.
Женщина несла свечу. Она встала у кровати и без предварительных слов спросила со своим сильным акцентом:
– Хочешь, чтобы я помолилась с тобой? К сожалению, я молюсь только по-шведски.
Намереваясь проявить хоть какое-то уважение, Маргарет села. Затем она поняла, что черная ночная сорочка, которая так нравилась Генри, может быть здесь неуместна.
– Это очень любезно с вашей стороны, – неуверенно ответила она.
– Не отчаивайся, – сказала женщина. – Прощение есть для всех. Для всех, кто ищет его в смирении.
– Но если я не буду вас понимать… – сказала Маргарет, пытаясь руками прикрыть свое неуместное одеяние. Это не был не особенно изящный подходящий ответ, но Маргарет, только что проснувшейся от скудного сна, не пришло в голову ничто иное.
Женщина уставилась на нее из-за свечи в дешевом металлическом подсвечнике.
– Мы никогда и никому не навязываем спасение силой, – сказала она после долгой паузы. – Те, кто способен найти его, – ищут сами.
Маргарет подумала, что человеку, решившему вломиться к своему постояльцу среди ночи, стоило бы проявить чуть побольше сердечности – но что-то подсказывало, что этот пассаж она уже слышала и что подобные вещи – стандартный пункт в философии Армии спасения.
Женщина повернулась и вышла на улицу, прикрывая левой рукой пламя свечи. Дверь за ней тихо закрылась. Случись ночью что-то еще – Маргарет только порадовалась бы; но пришлось ей вернуться в царство тревожных, обрывистых снов, так как никаких новых происшествий не последовало. Ночь показалась очень длинной и в то же время удивительно шумной; и Маргарет ждала наступления нового дня с тяжелым сердцем.
Утром труженица Армии спасения молчала и вела себя непринужденно, не улыбаясь. Закончив с завтраком, Маргарет почти решилась подойти к ней с расспросами, но очень быстро обнаружила, что слишком взволнована для подобной авантюры.
Генри должен был приехать до обеда, поэтому она рано отправилась на станцию, на этот раз неся свой багаж сама. Там, где она остановилась, казалось, это воспринималось как должное. Ей не предложили вызвать такси, и Маргарет сочла, что просить об этом даже не стоит. Да и плевать ей было на всех таксистов в Совастаде. Возможно, ее мышцы стали немного сильнее, а зрение, к худу или к добру, улучшилось.