– Его там не было, – говорю я и думаю о матери Зейла, которая находилась там одна, и еще два маленьких мальчика были под ее защитой.
– Тогда все разозлились, и ситуация обострилась. Люди в тот момент словно обезумели. И вот тогда твоя мама подожгла дом. – Он смотрит на меня. – Во всяком случае, так гласит легенда. Спалила его дотла, одним своим взглядом.
– Как ты узнал об этом?
Он пожимает плечами:
– Я слышал это много раз. Кое-что от Лео. Даже Вик рассказал мне это однажды вечером, когда был сильно пьян. – Харт опять затягивается.
– А другие знают? Сера и Сандр? Кейс? Мэки? Ева?
– Мы никогда не говорили об этом. Но, вероятно, о многом они знают. Или, по крайней мере, подозревают.
– А Элора?
– Да. Я сообщил ей в начале прошлого лета. – Он замолкает, чтобы снова взять сигарету в рот, и я с нетерпением жду, когда он выдохнет. – Это стало причиной, почему Элора старалась отстраниться от тебя, она не хотела, чтобы ты приезжала…
– Почему, черт возьми, Элора просто мне не рассказала? Почему никто никогда мне не рассказывал? – Я так зла, что все держали меня в неведении. – Здесь мой дом, Харт! – Я смотрю на дома, расположенные вдоль дощатого настила, и понижаю голос до шепота: – Вы что, ребята, надо мной смеялись? Все это время? Что я такая глупая и ничего не знаю?
– Притормози. – Харт каблуком гасит сигарету. – Не горячись, Грейси. Это не так.
– А как? – Я чувствую себя идиоткой, единственным гостем на вечеринке, который не посвящен в шутку.
– Элора не рассказала тебе, потому что не хотела, чтобы ты хранила этот секрет, не желала, чтобы ты несла это бремя. – Харт проводит рукой по лицу и бормочет: – Черт.
– Я могла бы с этим справиться, – замечаю я. – Элора не дала мне шанса.
– Такая мерзость меняет человека, это его портит. На всю жизнь, поверь. – Харт вздыхает, и звук этого вздоха кажется мне таким же глубоким и илистым, как Миссисипи. – Ты часто повторяешь, что здесь твой дом, Грейси. Однако это не так.
– Что?
Харт кричит на меня в отчаянии:
– Нет! Не так! Ты вырвалась. Ты уехала. – Я открываю рот, чтобы возразить, но он мне не позволяет. – Подожди, просто послушай. Грей, ты не была замешана в этом дерьме. Конечно, ты приезжала летом, но ты здесь не жила круглый год. Никогда не находилась тут так долго, чтобы пропитаться вонью этого места.
– Это не моя вина! Я хотела быть здесь. Ты знаешь, как сильно…
– Замолчи! Ты вообще слышишь, что я говорю? Мы радовались, что ты была избавлена от всего этого. – Харт обводит рукой пристань. Дощатый настил. Большую черную бочку. – Мы любили тебя, Грей. Мы любили тебя, особенно Элора. Ее почти убило то, что она старалась разорвать с тобой отношения прошлым летом. Долгое время я не знал, переживет ли она это. Но ты собиралась вернуться сюда, когда тебе исполнится восемнадцать лет. А она слишком тебя любила, чтобы позволить этому случиться. А я! Господи, Грейси. Я так тебя люблю. Да все мы. Каждый из нас. Мы все тебя любим. – Он замолкает, чтобы перевести дух. – Ты хочешь знать, почему мы тебе никогда не рассказывали об этом? Мы не рассказывали по той же причине, что и мисс Розалин. Потому что мы тебя любим. И желаем тебе счастья. – Его голос трескается, как гнилое дерево, и он трет глаза. – Хотя бы кому-то из нас должно же быть хорошо.
Я открываю рот, но, похоже, не могу говорить. У меня нет ни слов, ни сил, чтобы ответить, поэтому я просто сижу молча несколько секунд, наблюдая, как Харт роется в карманах в поисках новой сигареты. А когда он ее прикуривает, я смотрю, как медленно сгорает сигарета.
И это напоминает мне о матери.
– Что было потом? – шепчу я. – После пожара?
– Они оставили пепелище дымиться. Вероятно, решили, что все кончено. Думали, что Демпси Фонтено находился там и что теперь он мертв, поэтому они пошли домой.
– Но ведь это был не конец?
Харт качает головой и делает несколько длинных затяжек. Словно ему нужно подготовиться к тому, что он хочет сказать.
– Он объявился прямо здесь. В тот самый вечер, перед наступлением темноты.
Я не свожу глаз с реки, чтобы мне не пришлось смотреть на Харта. Полностью опустошенного и побитого.
– И эту часть я видел своими глазами, – говорит он. – Демпси Фонтено ураганом принесся сюда, ревел, как раненый кабан. И люди начали выходить из домов, чтобы посмотреть, что случилось. Мой отец взял меня с собой. Хотел показать мне это. А Демпси вопил о том, как они угробили его ребенка. Убили малыша, именно это он кричал. Сожгли его заживо, так он заявил. И никто ему не поверил. Ведь никто понятия не имел ни о его жене, ни о сыне. Вернее, о сыновьях.
– Близнецы, – говорю я. – Как Эмбер и Орли.
И как Сера с Сандром.
И как мы с Элорой.
Харт кивает.
– Только мы этого не знали. Я сам не знал этого до сегодняшнего вечера. Но с ним был маленький мальчик, Грейси. Точнее, его тело. – Он смотрит на меня. – Как ты сказала, его звали?
– Аарон. Номер двенадцать, – произношу я.
– И вот Демпси Фонтено стоит на дощатом настиле, держа в руках мертвого ребенка, и истошно вопит. А этот ребенок… он… весь обгоревший.
– Ты это видел?
– Я не просто видел, чувствовал. Я ощущал эту боль. – Харт трясет головой. – Она была такая сильная, что я обмочил штаны.
– И тут вдруг начинается шторм. Я помню этот холодный дождь как из ведра, сильные волны на реке, гром и молния. Внезапное наводнение средь ясного вечера. Это было нечто нереальное, а в воздухе ощущалось электричество, такое сильное, что волосы на макушке вставали дыбом.
– Мощь моря и неба, – шепчу я.
– Я никогда не чувствовал ничего подобного.
Я дрожу и обхватываю себя руками. Думаю о тех вспышках видений, которые часто получаю. О картинах той ночи, когда умерла Элора.
Ветер.
И дождь.
Я помню, что говорил Харт о той ночи. Бушующий шторм, явившийся из ниоткуда. Яблочко от яблони…
– Молния ударила в несколько больших старых деревьев, и они раскололись. – Он щелкает пальцами. – Ветром сорвало крышу с дома Бернадетты и Виктора. – Харт замолкает и шарит в кармане в поисках очередной сигареты. Но их больше нет. Он ругается себе под нос и продолжает: – Но больше всего мне запомнился град. Огромные куски льда падали с неба и ранили людей. И посреди всего этого стоял Демпси Фонтено, с мертвым ребенком на руках, глядел на небо и ухмылялся, как сам дьявол.
Интересно, где во время всего этого находилась я? Дома, наверное, с Лапочкой. В безопасности. У меня не сохранилось об этом никаких воспоминаний.
– И вот тогда кто-то из толпы пристрелил его. И все прекратилось. И ветер, и град, молнии и дождь. Но я видел, кто это сделал, заметил, у кого в руках был дробовик. – Харт поворачивается ко мне и спрашивает: – Хочешь знать, кто это был? Это был Лео, отец Элоры убил Демпси Фонтено. Ты думаешь, это совпадение?
Харт ошибается.
– Почему Лео? – удивляюсь я.
– А почему бы не он? Кто-то же ведь должен был положить этому конец, верно? Пока Демпси Фонтено не разнес весь этот город на части.
– А Элора знала, что сделал ее отец?
Харт кивает:
– Я ей тоже рассказал.
– Но Зейл не мог этого знать. Как он мог об этом узнать? Его там даже не было. – Голова у меня кружится.
Весь мой мир кружится.
Только не Зейл. Пожалуйста.
Только не Зейл.
Да, мне нужен был ответ, но не такой.
Харт усмехается. Он смотрит в сторону заколоченных окон.
– Как он мог об этом узнать? Грейси, это же чертова экстрасенсорная столица мира. Это ты мне объясни, как он об этом узнал. Может, сама Элора ему рассказала. Ты же говорила, они были друзьями.
Харт указывает на черную бочку:
– Вот причина, по которой твой новый приятель решил убить Элору. И, вероятно, планировал убить и тебя. Грейси, может, он собирался уничтожить нас всех, одного за другим. Всех Летних Детей. Здесь разворачивается настоящая шекспировская драма. Мы расплачиваемся за грехи отцов.
– Зейл действительно не знает, – возражаю я. – Ему не известно, что сделал Лео. Все это время Зейл разыскивал тело своего отца. Он даже не знал, что совершила моя мать, пока я ему не рассказала.
Харт качает головой:
– Почему ты веришь всему, что говорит этот тип? Какую власть он над тобой имеет? Мы стараемся вычислить, кто мог желать смерти Элоры, и все без толку. А ты, получается, с самого начала знала ответ? – Он пожимает плечами, как бы не в силах постичь смысл. – И ни разу не проронила ни слова? Даже мне?
Я не могу вынести страдания на его лице и отворачиваюсь.
– Еще какие-нибудь секреты? – спрашивает Харт.
– Нет.
– Ладно, у меня тоже.
Мы перешли какую-то черту. И я понимаю, что обратной дороги нет. Отношения между нами никогда не станут прежними. Голова у меня кружится. Мне нехорошо от попыток отыскать причину, почему я не подвергала сомнению ничего из сказанного Зейлом. Почему с самого начала верила ему на слово. Не задавала больше вопросов. Не выпытывала у него подробностей.
Любых подробностей.
Потом я вспоминаю, что говорил мне Зейл о своей матери. Как она обладала даром умиротворять душу и успокаивать нервы.
Она умела это делать не только со змеями, она и на людей так же действовала.
Все это время Зейл заставлял меня чувствовать себя в безопасности, слегка одурманенной, заторможенной, пьяной. Не способной ясно мыслить. Я разрешала ему умиротворить и заворожить меня этими волшебными глазами, глубоким, как океан, голосом и прикосновениями, от которых у меня перехватывало дыхание.
Я не разглядела опасности в лице и прячущегося в сорной траве коварного щитомордника.
Поднялся ветер, ураган Элизабет движется по нашу душу. Она будет здесь… скоро. Это слово напоминает мне о той любовной записке.
– Я кое-что нашла сегодня вечером, – произношу я. – Это было спрятано в комнате Элоры.
Харт удивленно смотрит на меня.
– Мы обшарили эту комнату вдоль и поперек в поисках подска