– Лайл, скажи, пожалуйста, из-за чего ты так… увлечен делом моей семьи?
Пока я произносила эту фразу, за окном как-то сразу потемнело. Впереди, насколько хватало глаз, зажглись фонари и в два ряда замигали белым светом, словно заинтригованные моим вопросом.
Но Лайл внимательно изучал собственную коленку и, казалось, слушал боком. У него вообще была привычка ухом подаваться к собеседнику, кто бы тот ни был, потом несколько секунд молчать, будто сказанное он сначала переводит на какой-то другой язык.
– Классический образец детективного жанра – кто преступник? – вот и всё. Возможных версий – куча, их интересно обсуждать, – сказал он, по-прежнему глядя куда-то вниз. – А еще ты… и Крисси… дети, из-за которых что-то происходит.
– Из-за которых что-то происходит, говоришь?
– Да, нечто такое, с чем они сами не в состоянии справиться, что влечет череду не поддающихся контролю серьезных последствий. Цепную реакцию. Мне это интересно.
– Почему?
– Потому что, – сказал он, помолчав.
Ни один из нас не подходил на роль человека, который ради получения информации в состоянии расположить к себе собеседника. Двое убогих, чувствующие неловкость всякий раз, когда приходится выражать свои мысли. Впрочем, меня не очень-то и заботило, насколько много или мало удастся выудить у Крисси, потому что чем больше я думала о версии Лайла, тем бо́льшим бредом она мне казалась.
Мы ехали еще минут сорок, прежде чем на пути начали попадаться стрип-клубы: унылые, приземистые цементные блоки, в основном не имеющие никакого названия, а лишь неоновые призывы вроде «Стрип живьем!». Безусловно, это удачнее, чем, скажем, «мертвый стрип», на который вряд ли кто-то клюнет. Я представила, как Крисси Кейтс заезжает на гравиевую парковку и готовится снять с себя одежду в стрип-клубе без названия. Грустно, если никого не волнует имя. Поэтому, когда я узнаю́, что где-то родители убили собственного ребенка, я задаю себе вопрос: как же так? Они ведь когда-то позаботились о том, как его назвать. В их жизни были мгновения (хотя бы мгновения), когда, обсудив кучу имен, они остановились на одном-единственном. Как можно уничтожить то, что потрудился назвать!
– Первый в моей жизни стрип-клуб, – сказал Лайл и улыбнулся красивыми губами.
Я свернула с шоссе налево, как посоветовала мать Крисси, и позвонила по номеру единственного зарегистрированного стрип-заведения. Липкий мужской голос в трубке сказал, что Крисси «где-то здесь». Вскоре я въехала на просторную парковку для трех стоявших в ряд стрип-баров. В дальнем углу расположилась бензозаправка и стояли грузовики. В ярком свете неоновых ламп я разглядела женские фигуры; часто, по-кошачьи перебирая ногами, они сновали между кабинами; открываясь и закрываясь, хлопали двери; из окон время от времени вдруг высовывалась голая нога, очевидно, перед сменой позы. Я предположила, что большинство стриптизерш, как только стрип-бар теряет к ним интерес, начинают обслуживать водителей грузовиков.
Я вышла из машины с листочком, который дал мне Лайл, с аккуратным списком вопросов, которые нужно задать Крисси, если мы ее найдем. (Вопрос первый: вы по-прежнему настаиваете, что в детстве подвергались сексуальным домогательствам со стороны Бена Дэя? Если да, расскажите почему.) Я начала просматривать остальные вопросы в списке, когда справа уловила какое-то движение. Из кабины одного из грузовиков выскользнула маленькая тень и направилась ко мне, держась неестественно прямо, – так обычно ходит человек, одурманенный наркотиками и пытающийся это скрыть. Девчонка выдвинула плечи вперед, словно у нее не было иного выхода, кроме как двигаться в моем направлении. Это действительно была совсем девчонка – я это поняла, когда она поравнялась с моей машиной, – с круглым кукольным личиком, пылавшим в свете фонарей, каштановыми волосами, забранными в хвост с выпуклого лба.
– Сигаретки не найдется? – спросила она, тряся головой, как при болезни Паркинсона.
– Тебе плохо? – спросила я, стараясь ее рассмотреть.
Сколько ей может быть лет? Пятнадцать? Шестнадцать? Она дрожала всем телом. Из-под тонкого свитера торчала коротенькая юбчонка, а сапожки, которые, вероятно, должны были делать ее сексапильной, смотрелись на ней ужасно глупо: детсадовка, корчащая из себя ковбоя.
– Так как насчет сигаретки? – повторила она, глядя на нас влажно блестевшими глазами, потом качнулась на каблуках и перевела взгляд с меня на Лайла, который внимательно изучал асфальт под ногами.
Где-то на заднем сиденье у меня вроде бы завалялась пачка, я наклонилась и принялась шарить среди старых оберток от хот-догов и бигмаков, целого ассортимента чайных пакетиков, которые я позаимствовала в каком-то кафе (вот что еще вообще никогда не стоит покупать – чай в пакетиках), и дешевых металлических ложечек (на них распространяется то же замечание). В пачке оставались три сигареты – правда, одна сломанная. Я вытащила две целые, щелкнула зажигалкой. Девчонка, скрючившись и несколько раз потыкавшись в никуда, наконец прикурила со словами: «Очень извиняюсь, но без очков ничегошеньки не вижу». Я тоже закурила, после первой затяжки, как всегда, почувствовав легкое головокружение.
– Коллин, – представилась она, не выпуская сигарету изо рта.
С заходом солнца температура резко упала, мы стояли друг напротив друга и подпрыгивали, чтобы не замерзнуть.
Надо же – Коллин! Для проститутки имя слишком симпатичное. Наверняка для этого создания у кого-то когда-то были совершенно другие планы.
– Сколько тебе лет, Коллин?
Она оглянулась на грузовики и улыбнулась, вобрав голову в плечи.
– Не волнуйся, я там не работаю. Я работаю во-он там. – Средним пальцем она ткнула в стрип-бар посередине. – Все по закону. Мне совсем не нужно… – Она мотнула головой в сторону грузовиков, снаружи совершенно безжизненных, независимо от того, что там происходило внутри. – Просто ради девчонок, они там сейчас пашут, а мы на улице следим, чтобы ничего не случилось. Вроде как из женской солидарности. А ты новенькая?
На мне была кофточка с глубоким вырезом, которую я надела, полагая, что Крисси, когда я ее найду, не будет чувствовать неловкость: мое декольте даст понять, что и я не святая. Коллин сейчас оценивала мой бюст глазами ювелира, прикидывая, для какого клуба он подойдет больше всего.
– Нет-нет, мы разыскиваем знакомую. Ее зовут Крисси Кейтс, знаешь такую?
– У нее сейчас может быть другая фамилия, – вставил Лайл и посмотрел в сторону шоссе.
– Я знаю одну Крисси. Она старше меня.
– Ей лет тридцать пять – тридцать шесть.
Я решила, что Коллин наглоталась стимуляторов – она вся как будто гудела. Но может быть, ей просто холодно?
– Короче, – сказала она, приканчивая сигарету одной глубокой затяжкой, – она иногда у Майка выходит в дневную смену. – И показала на самый дальний клуб, неоновые огни которого сообщали, что там только «Д-В-ШКИ».
– Какая досада…
– Конечно, но когда-то приходится и на пенсию выходить. Ей это не приносит большого дохода, потому что она тратит много денег, чтобы держать себя в форме. А Майк все равно считает, что ее время ушло. Но по крайней мере, не приходится платить налоги. – Коллин говорила с веселой беззаботностью и безжалостностью юного существа, знающего, что его от подобного унижения отделяет не одно десятилетие.
– Значит, нужно сюда вернуться во время дневной смены? – продолжил Лайл свою мысль.
– Гм… Можете и здесь подождать. Она должна скоро освободиться. – Коллин показала в сторону грузовиков. – А мне пора готовиться к работе. Спасибо за сигарету.
Все так же выставив вперед плечи, она потрусила в сторону погруженного в темноту здания посередине и скрылась внутри.
– Наверное, сегодня ничего не выйдет, – сказал Лайл.
Я уже собралась на него цыкнуть за то, что он несет чушь, и приказать ему просто посидеть в машине, когда из кабины самого дальнего в ряду грузовика на землю спустилась еще одна фигура и двинулась в сторону парковки. Женщины тут двигались так, словно шли против ветра чудовищной силы. У меня внутри что-то екнуло, потому что я представила в подобном месте себя. Не так уж это и невозможно для женщины без семьи, без денег, без какой бы то ни было профессии и с определенной долей странного, лишенного здравого смысла прагматизма. За несколько месяцев бесплатной кормежки я не раз раздвигала ноги перед мужчинами. И ни разу не видела в этом ничего зазорного. Много ли времени мне понадобится, чтобы оказаться здесь? На секунду я почувствовала ком в горле, но он тут же растворился: у меня теперь есть источник дохода.
Фигура скользила тенью, но можно было разглядеть нимб взлохмаченных волос, кромку шортов, безразмерно-бесформен-ную сумку сбоку и толстые накачанные ноги. Она вынырнула из темноты, и теперь на свету мы увидели загорелое лицо с близко посаженными глазами. Личико симпатичное, но хищноватое. – Лайл слегка толкнул меня локтем в бок, вопрошая взглядом, узнаю́ ли я ее. Я в ней никого не признала, но на всякий случай махнула рукой, и она резко остановилась. Я спросила, не Крисси ли она Кейтс.
– Да, это я, – сказала она, при этом на лисьем лице тут же отразилось желание помочь, оказать содействие, будто она решила, что вот-вот произойдет что-то хорошее. Странное выражение лица, если учесть, откуда она шла.
– Я бы хотела с вами поговорить.
– Валяй. – Она пожала плечами. – О чем? – Она не могла определить, кто я такая. По виду вроде не коп, не соцработник, не стриптизерша, не учительница ее ребенка (если, конечно, он у нее имеется). На Лайла она едва взглянула, поскольку он то удивленно на нее смотрел, то вовсе от нас отворачивался. – Хочешь устроиться на работу? Или ты журналистка?
– Откровенно говоря, речь пойдет о Бене Дэе.
– Ладно. Мы можем зайти в бар к Майку. Угостишь коктейлем?
– Вы замужем? Ваша фамилия по-прежнему Кейтс? – выпалил Лайл.
Крисси глянула на него сердито, потом вопросительно посмотрела на меня. Я округлила глаза и скривилась, изобразив взгляд, которым обмениваются женщины, когда их спутники-мужчины говорят или делают что-то невпопад.