– С чего бы это кому-то жить в этакой дыре? – раздраженно поинтересовался бармен.
– Ну хотя бы с того, что туда не сунется ни один чиновник.
Все трое злобно рассмеялись.
– А туда идти не опасно для жизни? – спросила я, рисуя в воображении ржавые металлические контейнеры с ядовитыми отходами и густой ярко-зеленой жижей.
– Нет, если не пить воду из колодца и если ты не саранча.
Я удивленно вскинула брови.
– Там все насквозь пропитано мышьяком. Это наша старая свалка всяких гадостей, которыми когда-то давно травили саранчу.
– А еще там ошиваются безмозглые отморозки, – подвел итог бармен.
Бен Дэй
2 января 1985 года
20:38
Трей гнал машину в сторону города. Пошел снег. Бен только сейчас вспомнил, что оставил велосипед возле Барака, – но там, наверное, его уже нет.
– Эй! – крикнул он. Трей и Диондра разговаривали, но из-за громкого буханья и визжания металла из динамиков Бен не слышал о чем. – Можно на минутку подъехать к Бараку: я заберу велик?
Трей и Диондра переглянулись.
– Нет, – отрезала Диондра с ухмылкой, и они с Треем расхохотались.
Бен откинулся на сиденье, потом снова подался вперед:
– Я серьезно. Он мне нужен.
– Можешь вычеркнуть его из своей жизни, чувак. Его там точно нет, – сказал Трей. – Там ни хрена оставлять нельзя.
Они въехали на Булхардт-авеню, главную улицу города, где, как всегда, ничего интересного не происходило. Внутри забегаловки с гамбургерами горел ярко-желтый свет – там, как в диораме, сидели какие-то придурки в обнимку со своими пассиями. Витрины магазинов зияли чернотой, и даже бар, казалось, не работал – прямоугольник единственного окошка светился тусклым неверным светом. Выкрашенная в темно-синий цвет дверь была закрыта.
Трей припарковал грузовик прямо у входа. Диондра допивала свое пиво, но Трей выхватил у нее бутылку и опрокинул в себя со словами: «Младенец возражать не станет». На тротуаре сидел старик со сморщенным лицом – казалось, нос и рот у него вылеплены из комка глины – и угрюмо смотрел на них.
– Пошли, – сказал Трей и начал вылезать из машины, но, увидев, что Бен продолжает сидеть, сложив руки на коленях, сунул голову в кабину и деловито улыбнулся: – Не дрейфь, парнишка, ты со мной. Я здесь частенько выпиваю. К тому же, знаешь… хм!.. считай, ты пришел на работу к отцу.
Диондра с отсутствующим видом, как всегда, наматывала на палец концы волос. Они последовали за Треем. Она шла, надув губки, глаза с поволокой, не то зовущие, не то сонные (она почти на всех фотках такая, будто ты ее только что оторвал от сна, в котором она как раз тебя и видела). Рядом с ней еле переставлявший ноги Бен, как всегда, чувствовал себя нескладным идиотом.
Внутри было хоть топор вешай; едва войдя, Бен подавился. Диондра входила уже с зажженной сигаретой, втянув голову в плечи и сгорбившись, будто это делало ее старше. К Трею тут же подбежал похожий на линяющую птицу нервный мужичок с проплешинами на голове и шепнул ему что-то на ухо, Трей кивнул и сосредоточенно сжал губы. Бен решил, что мужик, наверное, управляющий заведением и собирается выставить их вон, потому что Диондра благодаря лишнему слою косметики, может, и сошла за взрослую, а вот он, Бен, – нет. Но Трей потрепал подошедшего по спине, сказав что-то вроде: «Только не заставляй меня бегать за собой», и тот ответил: «Что ты, что ты, не беспокойся, ни в коем случае, честное слово», после чего Трей бросил: «В воскресенье», прошел мимо него к барной стойке и заказал три пива и рюмку чего-то покрепче, которую тут же в себя влил.
Барменом оказался очередной старый, седой, но очень толстый мужик. Анекдот, ей-богу, – все здесь друг на друга так похожи, словно тяжелая жизнь стерла черты, лишила индивидуальности. Бармен понимающим взглядом окинул Бена и Диондру, но пиво им все же отпустил. С пивом в руке Бен повернулся к стойке спиной и небрежно поставил одну ногу на перекладину высокого табурета, потому что видел, что за ним наблюдает Трей, выискивая, к чему бы придраться, чтобы поднять его на смех.
– Я его вижу. Я вижу Раннера, – сказала Диондра, и, не успел Бен спросить, почему она так запросто его называет, Трей крикнул:
– Эй, Раннер, поди-ка сюда!
На лице Раннера тут же отразилась беспомощность, а глаза воровато забегали. Он подошел раскачивающейся походкой, засунув руки в карманы и вытаращив глаза с пожелтевшими белками:
– Слушай, дружище, у меня их просто нет. Нет, хоть тресни. Я пробовал найти, но я… я собирался тебя искать… я сам сюда зашел буквально только что… хочешь, пока отдам тебе последнюю просто так…
– С Диондрой не поздороваешься? – перебил его Трей.
Раннер вздрогнул, потом разулыбался:
– Ой, Диондра, – кхе-кхе – надо же, наверное, я совсем пьяный: не заметил тебя! – Он сделал вид, что прищурился, чтобы лучше видеть, и слегка подпрыгнул на носочках. – Да, сижу выпиваю, никого и ничего вокруг не вижу, потому как переживаю.
– Раннер, не желаешь взглянуть, кто там рядом с Диондрой?
Бен слегка повернулся к Раннеру, пытаясь решить, что сказать, кроме «Привет, пап», но, так ничего и не придумав, остался стоять столбом в ожидании неизбежных гадостей и идиотизма.
Раннер прищурился, чтобы рассмотреть сквозь дымовую завесу, но сына не признал.
– Здрасте… – сказал он и повернулся к Трею. – Твой братан двоюродный? Я вечером плохо вижу, мне нужны контактные линзы, но…
– Ну надо же! – сказал Трей, откидываясь назад, будто готовясь расхохотаться, но, видно, слова Раннера привели его в бешенство. – Глянь еще разок, ты, кретин!
Бен вдруг подумал, не выступить ли вперед, чтобы Раннер его лучше разглядел, но прирос к полу и уставился на темную копну своих торчащих в стороны волос в зеркале на дальней стене, одновременно поглядывая, как Раннер приближается к нему, вытянув перед собой руку. Будто Раннер – тролль из сказки, а Бен – сокровище, к которому он тянется.
– Ой, – сказал Раннер и еще больше разволновался. – Волосы почему-то не рыжие.
– Сына не узнаешь?! Это же твой сын, Раннер, да?
– Да, мой! Здравствуй, Бен. Разве можно меня обвинять в том, что я его не признал, – у него же волосы другого цвета! Я и не знал, что ты знаком с Треем.
Бен пожал плечами, наблюдая за отражением отца в зеркале сзади. Интересно, сколько Раннер должен Трею и почему он, Бен, сейчас чувствует себя заложником, хотя Раннеру наплевать, даже если бы за сына действительно потребовали выкуп. А еще Бен думал, насколько случайно то, что они здесь оказались. В машине было похоже, что это не входило в их планы, но сейчас он предполагал, что они ехали именно сюда.
– Я не понял, Раннер! – продолжал Трей на тон выше гремевшей здесь музыки кантри. – Говоришь, у тебя нет денег, Бен тоже говорит, что у тебя нет денег, а всего пару недель назад у тебя была такая крупная партия травы!
– Трава-то была хреновая.
Он подался к Трею, отрезая Бена от разговора и бросая на него вороватые взгляды через плечо. Придвигаясь к Трею все ближе, он пытался оттеснить его к центру зала, Трей не двигался и в конце концов рявкнул:
– Отлепись ты от меня, урод. – Раннер выпрямился, и Трей продолжил: – Но ты абсолютно прав: трава – дрянь. А денег затребовал как за классную.
– Ничего я с тебя не требовал.
– Да, но только потому, что сам мне должен, говнюк. Я совершенно точно знаю, что за дозу, красная цена которой десять долларов, ты брал двадцать. Так где, я тебя спрашиваю, деньги?! Отдал жене на сохранение?
– Она мне не жена! Она бывшая! – заорал Раннер. – Я пытался взять у нее денег, а не отдать ей. Я точно знаю, что они у нее есть. Она всегда от меня прятала деньги, даже когда мы были женаты. Пачками прятала, сотнями. Получала за зерно и рассовывала деньги в самые неожиданные места. Однажды знаешь, где я обнаружил двести долларов? В ее колготках! Может, надо снова к ней вернуться.
Он глянул на Бена – тот слушал, но, делая вид, что поглощен Диондрой, поигрывал ее локоном. Диондра почти не сопротивлялась.
– Могу я поговорить с тобой об этом без посторонних?
Раннер ткнул пальцем в угол, где три огромных мужика играли в бильярд. Самый высокий, седой старик с бледным лицом и татуировкой, которую делают морские пехотинцы, отложил кий и выпустил в их сторону облако дыма.
– Давай, – согласился Трей.
– Можешь говорить и в моем присутствии. – Бен изобразил безразличие.
– Твоему сыну деньги нужны не меньше, чем мне, – продолжал Трей. – А может, даже больше.
Раннер стоял перед Треем, подобострастно съежившись под сверлящим взглядом его черных глаз, но при этих словах начал поворачиваться, расправляя плечи и выпрямляясь во весь рост. С лета Бен подрос и теперь был на пару сантиметров выше его.
– Ты Трею денег должен? Мать говорит, ты попал в переделку. Трею должен, я спрашиваю?! – прогремел он, обдавая Бена запахом пива, табака и еще, наверное, политого горчичным соусом салата с тунцом. Желудок у Бена тут же отозвался голодным урчанием.
– Нет, что ты! Нет! – Он чувствовал, как испуганно звучит его голос. Диондра придвинулась ближе. – Никому я ничего не должен.
– Тогда с какой стати я должен давать тебе деньги, которые достаются мне потом и кровью! – произнес Раннер с горечью в голосе. – Не понимаю я смысла всех этих подачек: то с тебя алименты требуют, то государство так и норовит залезть в карман. Я на себя-то едва зарабатываю, с чего же люди считают, что я должен еще на несколько работ устроиться, чтобы отдавать деньги жене, у которой собственная ферма. И дом на этой ферме. Да еще четверо детей, которые вполне могут помогать по хозяйству. Когда я рос, я совсем даже не считал, что меня должен обеспечивать отец, типа деньги давать на фирменные кроссовки, на колледж, на одежду, на…
– Еду, – продолжил Бен, глядя вниз на свои дырявые кроссовки с въевшимися пятнами от кетчупа.
– А ну повтори! Ты что сейчас сказал?!
Раннер разошелся не на шутку, голубые глаза метались по желтой орбите, как рыба на поверхности отравленного озера.