Выскочили мы из города и – погнали. Потому что по нашим следам двигались разрозненно или сообща кучки наёмников и кучи людей, к Гильдии наёмников никакого отношения не имеющих. Искатели проблем на свои тылы. Мы уже не узнали, что Гильдия наёмников под началом своего главы выступила с опозданием на пять часов от нас, собирая обратно в колонну своих же излишне самостоятельных наёмников. Что утром, едва осевшую пыль подняли полк князя Волка под предводительством полкового воеводы Репья Железного Зацепа, усиленный большим отрядом Воинства Триединого с самим Наместником во главе. А за ними – опять сотни искателей приключений перемешивали пыль заброшенной дороги в Бара-Дуг.
Мы гнали сами по себе. Недолго, правда.
Мой боевой конь быстро окупил свою стоимость. И вот я стою и смотрю на него, думая – ждать, пока он восстановит силы или бросить его и бежать, как Бродяга – бегом. Я – могу.
Мои спутники устроили привал недалеко, воспользовавшись моментом для перекуса.
Когда я понял, что ветеран уже не сможет восстановиться, решил проделать с ним тот же трюк, что у меня вышел в прошлый раз с Мертвяком. Вечно бодрый конь, как харлей – разве не мечта?
Но ничего у меня не получилось. Прибежавшие маги – в открытую потешались надо мной.
– Слушай, Смертяк, ты никогда не думал, почему Нежитью восстаёт только человек? – спрашивает Искряк.
Маги меня научили несложному умению – Зову. Тем более, что я уже умел. Ведь именно Зовом мы с Пламенем и переговаривались. Теперь так же, мысленно, я мог отвечать и этим троим, что владели Зовом. Отличные бойцы, но бездари меня не слышали.
Да, я теперь от них не скрываю своё противоестественное естество. Не знаю почему, но знак на моём штыке был для них полным гарантом моей лояльности. Ну, а чтобы убедить меня в своей лояльности, вся пятёрка принесла клятву Крови. Мы теперь – рота. Кровные побратимы. На время этой акции – как минимум. Сама клятва подразумевала сохранение тайн и незадокументированных особенностей побратимов. Мне странно было, что мои умения, однозначно – тёмные, не вызывали однозначного отрицания у этой пятёрки воинов.
– Один из основателей нашей Красной Звезды – Сумрак, Тёмный маг. Тёмный, каких ещё поискать! – пояснил Коляк, самый старший по возрасту в их пятёрке, – Силы – невообразимой! Маг Иллюзий, Разума, Проклятий. И – Разрушитель. Но бойца, столь же ненавидящего Тьму, Гниль и Мерзость тоже надо поискать! Так что тёмный оттенок Силы для нас – вовсе не признак врага. И ты доказал, что идёшь тропой Сумрака. К Свету.
– Через – Тьму, – добавил Водяк, являющийся главой группы.
– Тем более что Смерть напрасно считают Тьмой, – кивает маг Воздуха, – Жизнь и Смерть – естественны и неразлучны, как две стороны одной монеты. Если есть маги Жизни, то почему не быть и магам Смерти?
– Одна из ипостасей Триединого – Мать не только Жизни, но и Смерти. Ну, не может же быть Триединый Тёмным? – пожимает плечами мечник. – Мать Жизни и Смерти – одна. А магов Смерти мы не признаём?
– Мы признаём, – рубанул рукой воздух Водяк. – Давай, Смертяк, делай, что хотел. Время. А то приманим… кого-нибудь.
Так что я не скрываюсь теперь. Но фокус с перерождением живого коня в «вечно бодрого» не получился. Только теперь я и понял, что человек и животное отличаются не только наличием или отсутствием разума. Отличаются – фундаментально. Мне теперь от разочарования неудачей «выскочившего из себя», видно, что биоэнергетически мы разные. Не только по силе, частоте и длине колебаний, а даже по направленности силовых полей. У человека – сверху вниз. Вдоль столба гравитации и излучения светила. У животных – вдоль магнитного поля Мира. Именно поэтому звери всегда знают, где полюса, именно поэтому птицы летят вдоль линий магнитного поля, а человеку нужен компас.
Да, знаю, что ни птиц перелётных я в Мире не видел, ни компаса. Но когда я – «не в себе», то меня несёт.
Именно поэтому человек ходит прямо, а звери – параллельно земле. Что организм строится и – тянется – вдоль силовых, энергетических линий. Человек тянется к свету светила, зверь – по магниту.
Всё это, конечно, круто, важно, фундаментально, но что мне делать с транспортом? Бегать за Звездой? На своих двоих?
– Бродяга! – равнодушно кивает на горизонт Рубяк, чующий Нежить даже лучше магов.
Я аж подскочил. И – рванул, прыжками, за десяток метров каждый – к Бродяге. У меня появилась идея. Из разряда бредовых. Скрещения ежа и ужа. Я же видел, как сущность подселилась в того парня. Бродяга принял мою невидимую упряжь, покорно попёрся за мной.
Пять воинов с оружием и заготовками магическими внимательно следили за моим экспериментом.
От волнения моё «вне себя» зашло вообще в какие-то неведомые мне режимы функционирования. Я стал слышать какие-то нашёптывания. И появилось стойкое ощущение, что кто-то – со стойким ироническим окрасом настроения, но с эхом женского начала – помогает мне. Едва слышно, далёким эхом, называя меня с издёвкой – братом. Нет, ослышался – «братец» – вот так!
Вот с подсказкой этой, неведомой мне пересмешницы я и сделал то, не знаю что. Конь поднялся, фыркая, стуча копытом, косясь на кучу костей, в которую обратился Бродяга.
Пять моих спутников стояли бледные, потные, трясущиеся. Испуганные, одним словом.
– Мне показалось, что сама Смерть соединила головы Бродяги и этого коня, – трясущимися губами сказал Сквозняк.
– Мне – тоже, – икнув, ответил Рубяк.
– Мне просто было страшно, до ужаса! – выдал петуха Водяк.
– Ну и помощники у тебя, Смертяк! – качал головой Коляк, садясь на собственные, враз ослабевшие ноги.
– А ведь конь – живой! – удивился Искряк.
Верно! Конь дышит, фыркает, сердце стучит метрономом, жилка на шее бьётся, хвостом отмахивает. Причем не важно, с какой скоростью скачет конь, сколь долго мы скакали или только тронули с места – сердце, что тот метроном, дыхание – как отмеренное компрессором. И – слова понимает. Через раз, не все, но – всё же.
– Конь соответствует своему наезднику, – на закате вынес вердикт Водяк. – А как его кликать?
«Харлей!» – ответил я. И – заржал. Мои спутники долго смотрели на меня, переглядывались. Ничего смешного они так и не увидели.
Цель нашего пути – сплошная цепь сопок, похожая на оборонительный вал, построенный неведомыми великанами. Когда я, осмотрев округу, поделился ассоциацией, что это похоже на воронку от взрыва, меня никто не поддержал. Потому как я угадал, ткнув пальцем в небо.
– Ждём Выдоха Бара-Дуга? – спросил Рубяк.
– Судя по свежей пыли, камням и тому, что вокруг – ни Бродяг, ни Тварей – Стон Бара-Дуга был недавно, – ответил Коляк.
– Рискнём? – спросил Искряк, в глазах которого плясали эти самые искры.
– Надо искать ту тропу, про которую говорил Смертяк, – ответил Водяк, вставая в стременах и всматриваясь вдаль из-под ладони. – Смертяк! Как выглядит эта тропа?
«Сам не знаю, – пожал я плечами, – тот урод говорил, что любому Тёмному она видна».
– А тебе? – тут же спросил Водяк.
Я вновь пожал плечами и поехал вдоль вала выброшенной взрывом земли. Кругом – камни, кости, ржавые обломки. И даже – битые черепки глиняные. А зачем нам тропа? Веду Харлея прямо на вал. Сначала идёт легко. Потом пришлось спешиться. И карабкаться уже самому.
И вот я стою на утрамбованной, спрессованной вершине вала. Отсюда видно, что вал опоясывает ровную, будто залитую рыжеватым бетоном, круглую площадку с пирамидой в центре. Обычная усечённая четырёхгранная пирамида. Только размеры – необычно огромные. Мне отсюда видно, что пирамида вершину – имела. Когда-то. А теперь – нет. Будто какой-то космических размеров зверь откусил её, при этом сплавив в стекло камень от этого укуса – вниз. И это мне казалось знакомым. Мне казалось, что я знаю зверя, который оставляет подобные следы.
– И что это за зверь? – пропыхтел Водяк, вставая рядом.
«Человек. Этот зверь – человек. Зверь – в человеке, – вздохнул я. – И вон, на боковой грани – ещё один след тактического термоядерного заряда»
– Чего? – удивился Искряк. Как маг Огня, он был естественным экспертом в применении высокотемпературных воздействий.
«Если бы я сам знал – чего! – опять вздохнул я. – Так, всплывают иногда обрывки чужих знаний. А что к чему – не пойму. Ладно, пошёл я».
– А мы? – спрашивает Рубяк, требовательно смотря на Водяка.
«А вы так можете?» – спрашиваю я и прыгаю вверх на пару-тройку своих ростов.
– А ты – так? – спрашивает Искряк, зажигая на своей ладони мячик высокотемпературной плазмы.
«И это – может пригодиться! – киваю я, – Только сбежать – у меня получится быстрее. И убить мёртвого – сложно».
И скольжу вниз на ногах по бетону внутренней облицовки вала. Запрессовано всё до стеклянно-бетонной пластичности. Этот Мир продолжает меня удивлять. Нежить, Маги, ядрён-батоны! Собственное бытие тёплым Бродягой. Маразм! Галлюцинации больного разума наркомана-шизофреника.
Глава 2
Большое на расстоянии кажется близким. Но, оказывается, что оно – очень большое. И – далёкое. Когда мне надоело идти по одинаковому зеркалу этой земли, имеющей одинаковый уклон всюду в сторону пирамиды, то я побежал. А потом – стал прыгать, как астронавт на Луне.
Невольно останавливаюсь и смотрю на луны. На одну, потом – на другую. Кто такой «астронавт»? Задрали уже эти осколки чужих воспоминаний!
Уже ночь, а я ещё и половины не прошёл, незаметно углубившись ниже уровня Пустошей вокруг уже на десяток метров. Если не на несколько десятков метров. Уклон почти незаметен, но на таких расстояниях – даёт этакую вот линзу. Твердь под ногами будто вымыта и высушена – ни пылинки, ни соринки, ни капельки. И стойкое ощущение противоестественности, искусственности всего этого. И эти – низкочастотные, короткие, одинаковые, мёртвые колебания всего пространства в этой линзе.
Ладно! Что тут думать? Тут прыгать надо!
И вот – наклонённая стена пирамиды до неба. Прыгаю вдоль полированного гранита этой стены.