Темные ущелья — страница 100 из 143

Он подошел к двери, нырнул под притолоку и шагнул в освещенный лампами хаос. Одни посетители перелезали через скамьи и столы, чтобы добраться до своих товарищей или, может быть, до оружия, которое хранилось за стойкой бара, другие просыпались от пьяной дремоты. Служанки и мальчики на побегушках прятались, по пути хватая посуду, которая еще не успела упасть на пол и разбиться вдребезги. Кругом раздавались вопли. Какой-то сутенер размахивал руками, собирая своих шлюх, словно испуганная наседка, – наверное, хотел всех вывести через заднюю дверь. Бармен с тесаком в руке свирепо уставился на…

– Добрый вечер, – сказал Гил. – Попрошу всех присесть.

Икинри’ска прочертила пространство между ними, как ветвящиеся в степном небе молнии, как вены на тыльной стороне руки пожилого человека. Большинство сели, камнем упали на прежние места или поспешили к ним. Некоторым хватило силы воли противостоять приказу или, может быть, они были глуховаты и не услышали его. Не было времени об этом тревожиться. Он нарисовал коготь на потолке, пересеченном балками, заставив изогнутые деревянные элементы конструкции заскрипеть и застонать, выдрал одну балку целиком, ухватив за изъеденный древоточцами конец. Взрыв штукатурки в тесном желтоватом от света ламп помещении; крыша просела, конец балки с грохотом упал на пол. Вопли и крики, густые облака оседающей пыли. Другой рукой Рингил сделал широкий жест, выхаркнул глиф, которым смел лампы и свечи со столов во всей комнате. Полетело пламя, расплескалось и засверкало на полу, солома под ногами занялась.

Кто-то бросился на него, яростно рыча, – а, это бармен с тесаком…

– Сломано, – прошипел черный маг, и мужчина взвизгнул, когда его предплечье с громким хрустом сломалось посередине. Тесак с лязгом упал на пол.

«Я вижу, кем ты можешь стать, если позволишь себе это».

Еще недавно такое количество магии его бы утомило. Теперь каждый глиф ощущался как сгибание мышцы, которая всего лишь разогревалась, как подготовительные взмахи Другом Воронов перед началом настоящей дуэли, позволяющие собрать силы, сосредоточиться, разжечь пламя сильней…

«Уже лучше, – шепчет ему на ухо щелкающий, скрипучий голос. – Тебя к ней все-таки тянет. Что ж, давай посмотрим, что мы можем сотворить из этого сырья на практике…»

И всего на одну обнаженную секунду – высокий каменный алтарь посреди пронзительно-пустынной равнины, склонившаяся над ним фигура, размытые образы конечностей-щупалец и приспособлений, которые они держат, и он не может пошевелиться, он…

«Нет-нет, Гил, давай не будем туда возвращаться».

Он моргнул и снова увидел горящую таверну: полыхающее повсюду пламя уже достигало пояса, стало трудно дышать от дыма и бо́льшая часть толпы была озабочена лишь тем, как бы убраться прочь, подальше от огня и ужасной фигуры в дверном проеме, которая его призвала. Сквозь дым и трепещущий от жара воздух он разглядел несколько неподвижных фигур, которые все еще сидели там, куда он приказал им опуститься, явно готовые остаться и сгореть, лишь бы не нарушить наложенное им заклятие. Но остальные в панике вопили.

Он повернулся и вышел обратно в прохладный воздух и дождь.

На улице его люди прикончили ветеранов и стояли над их останками, выжидающе глядя на него. Кажется, никто не пострадал, если не считать царапин и синяков. Рингил указал на таверну, внутри которой весело плясали и мерцали языки пламени, раздавался треск и крики.

– Это должно надолго занять всех присутствующих. Значит, мы хоть с тыла прикрыты. Давайте не будем терять время, господа.

Они добрались до взвоза Караванного Вожака через несколько перекрестков. Там была баррикада, и две жаровни слабо тлели под проливным дождем. Но сам пост был безлюден – видимо, стражей отправили в портовые трущобы. Рингил проверил названия улиц на Эттеркальской стороне и нашел одну, которую знал достаточно хорошо, чтобы спланировать маршрут.

До логова Финдрича идти осталось меньше десяти минут.

Глава сорок девятая

Мягкое и настойчивое «тс-с-с-с-с…», словно целая комната матерей пыталась убаюкать своих отпрысков-младенцев. Ее одежда насквозь промокла и холодно прилипла к телу.

«Дождь?»

Нет. Арчет открыла один глаз и прищурилась от яркого света. Пустое голубое небо вздымалось над головой высоким куполом, и лилось с него только солнечное сияние. Где-то в самой высокой точке этого лазурного пространства виднелось единственное белое облако, тонкое и слоистое. За ним, под углом рассекая голубой купол, виднелась Лента – теплый золотой обруч, с одной стороны переходящий в ничто, с другой – заостренный, как ятаган. И Арчет тоже было тепло, несмотря на промокшую одежду и отсутствие какого-нибудь видимого убежища, а также ветер, который…

…колыхал высокую степную траву, заставляя ее шуршать. Вот что это за звук, вот что…

Она в степи.

Арчет резко села, и последние несколько недель обрушились на нее, как оползень. Неудача и ярость в Орнли, провал миссии; каперы Клитрена, внезапная новая война; плен, шторм; Ан-Кирилнар и Стратег, поход к древнему разрушенному городу, рептилии-пеоны, ящеры из касты воинов, дракон, смерть Эгара – сдавленный стон родился в горле, когда горе вновь придавило ее, – секретный туннель в яме и загадочный смертоносный Кормчий, обитавший в нем…

Только вот…

«Тебя не убили, Арчиди».

На самом деле…

До нее дошло, что она чувствует себя хорошо, невероятно хорошо, невероятно цельно. Лучше, чем за последние месяцы, а может, и годы. Шов в боку больше не ныл от боли, остался лишь глубокий зуд заживающей ткани. Мириады синяков и ссадин, которые она собрала, пересекая Пустоши, исчезли. Даже воспоминание о горе, вызванном смертью Эгара, не могло притупить чувство благополучия, переполнявшее ее.

Она зевнула и потянулась, ощущая слабую приятную боль в пояснице. Она почувствовала, что голодна, но это было слабое ощущение, аппетит, а не мучительная потребность. Мысли были ясными и чистыми, голову не туманили остатки кринзанца или угрызения совести. Завеса травы мягко колыхалась вокруг нее в такт ветру, вздымаясь выше головы, закрывая все, кроме неба. Арчет чувствовала себя уютно, как в гнезде, но вместе с тем была готова в ближайшее время отправиться куда угодно. Она хотела осмотреться, понять, что произошло. Она чувствовала себя бодрой и жаждала взяться за дело, при этом не испытывая ни малейшего отчаяния, которое обычно приходило, когда она обращалась к последним резервам сил.

«Странно».

Как будто проснулась поздним солнечным утром рядом со спящей Ишгрим, зная, что впереди у них целый день, полностью в их распоряжении.

«Я возвращаюсь домой, Иш, – подумала полукровка с безукоризненным спокойствием. – Теперь меня ничто не остановит».

Она неуклюже поднялась на ноги и встала по пояс в траве, пытаясь сориентироваться. Попыталась выжать влагу из одного рукава кулаком, но получила лишь несколько капель, невзирая на все усилия – одежда высыхала гораздо быстрее, чем можно было ожидать, и когда она подняла рукав и понюхала его, то почувствовала слабый лекарственный дух, скрывающийся за запахом влажности. Арчет пожала плечами, опустила руку на уровень талии и лениво провела ладонью по колышущейся поверхности травы вокруг себя. Степь простиралась во все стороны, непроторенная как океан. Никаких отличительных черт в пейзаже, или, по крайней мере, ничего такого, что она могла бы сразу заметить…

Арчет замерла вполоборота, вытаращив глаза.

Строение маячило позади – не более чем в пятидесяти ярдах по степи, – и несколько мгновений она не могла понять, на что смотрит. Высокая ломаная кривая двадцати-тридцати футов высотой, просторная внутренняя часть заслонена от солнца, словно две трети огромной разбитой глиняной кружки, валяющейся в соломе на полу таверны. Внутри стены влажно блестели и казались плетеными там, где их текстура проступала на странно размягченных краях…

Они что, тают?

Арчет прищурилась, бросила попытки угадать и направилась сквозь вздыхающую траву к строению. Теперь она знала, что это такое – вспомнила размеры камеры, куда Кормчий загнал их всех навстречу утоплению, все подсчитала и не смогла принять это за совпадение. Но то, каким образом тот купол из твердого сплава превратился в эту опрокинутую оболочку с мягкими краями, все еще было недоступно ее пониманию. Она достигла пространства с примятой – и, как теперь стало видно, обожженной – травой, посреди которого лежал разбитый артефакт. Увидела схожим образом выжженный и расплющенный след, ведущий, как теперь стало понятно, вверх по небольшому склону, у подножия которого эта…

«Оболочка? Камера?»

…перестала катиться?

– Ах, дочь Флараднама. Какие у них теперь планы на тебя.

Ветром принесло едкий химический запах, и слова прозвучали шепотом на ухо, как будто сам ветер внезапно обрел голос, – Арчет развернулась и увидела в пяти футах от себя фигуру в шляпе с мягкими полями и залатанном плаще морского капитана.

– Кто… – Безжалостный прыгнул ей в руку словно во сне. Она моргнула, не помня, как вытащила клинок. – Кто ты такой, мать твою?

Фигура в плаще кивком указала на ее руку с ножом.

– Очень впечатляет. А можешь сделать то же самое со всеми сразу?

Она взмахнула Безжалостным.

– Я задала тебе вопрос.

– Да. Но он прозвучал не очень-то вежливо. Убежден, если ты приложишь чуть больше усилий, то обнаружишь, что ответ тебе известен. А… ну вот, как я и говорил.

Его слова как будто раздвинули занавес на задворках ее разума. Слова Драконьей Погибели, сказанные два года назад в саду прандергальской таверны, и легкий холодок, который, казалось, принесло ветром, когда он их произнес. «Он отовсюду, где вечно будет слышен океан. Резвится с русалками в волнах прибоя и прочее. Плащ и шляпа – что-то вроде символа».

Такавач. Владыка Соленого Ветра.

– Так это ты говнюк, который отравил моего коня?

Ей показалось, что в глазах под полями шляпы вспыхнули крошечные огоньки.