Финдрич поднял бровь.
– Что? Сделал тебя рыцарем Трелейна и предоставил должность, достойную человека, в десять раз превосходящего тебя по положению в обществе? Ну, теперь я глубоко сожалею об этом, особенно учитывая, как ты все просрал.
Клитрен снова рванулся вперед. Гил опять поднял руку, пробормотал глиф и слегка затянул поводок икинри’ска вокруг наемника.
– Эй, полегче. – Он слегка улыбнулся Финдричу. – Дело в том, Слаб, что нас вовсе не пленяет ранг и положение, в отличие от подонков из портовых трущоб вроде тебя. Некоторые из нас – просто бойцы. Кое-кто на самом деле сражался с рептилиями, в отличие от тех, кто просто посылал сыновей Лиги воевать и умирать вместо себя.
Слова Рингила были ужасно несправедливыми, и он это знал. Финдрич сделал все возможное, дернул за каждую ниточку, чтобы уберечь своего единственного сына от войны. Усилия пропали втуне: парнишка бросил вызов отцу, вызвался добровольцем в армию обороны южных берегов и впоследствии погиб то ли на побережье Раджала, то ли во время жестокого отступления, которое случилось после той битвы. Гил увидел, как мертвые глаза работорговца вспыхнули от застарелой боли, увидел, как его верхняя губа дернулась, обнажая зубы.
От этого зрелища в нем возликовало нечто свирепое.
«Легенда трещит и рассыпается. Не каждый день удается вывести из себя Слаба Морда Кирпичом Финдрича».
– Я слышал, тела так и не нашли, – мягко продолжил он. – Но в том-то и дело, что это Чешуйчатый народ. Всегда можно положиться на то, что поле битвы они очистят. Верно, Клитрен?
– Верно, – мрачно подтвердил наемник.
– Да, и как тебе с этим живется, Слаб? Я хочу сказать, каково это – знать, что твой сын умер, и монстры его зажарили и съели, и ты сам его туда отправил, потому что был слишком трусливым и жадным до денег вором, чтобы отправиться на войну самому.
Мундштук трубки с грохотом упал на пол. Финдрич едва не вскочил на ноги, вцепившись в подлокотники кресла до побелевших костяшек. В его глазах полыхнула ярость, низкое рычание вырвалось из горла. Рингил одарил работорговца недружелюбной улыбкой, и тот замер.
– Просто чтобы ты знал – если встанешь с этого кресла, я отрублю твои гребаные ноги. Сидеть. – Гил позволил острию Друга Воронов лениво приподняться от пола, выждал, пока работорговец опустится на несколько дюймов назад на свое место, продолжая сверлить гостя взглядом. – Вот так. Светская беседа окончена, Слаб. Я только что поджег весь этот город, чтобы вернуть своих друзей; думаешь, в честь старых добрых времен я пожалею тебя? Я убил Милягу, я убил Поппи, и единственная причина, по которой ты еще не последовал за ними, это то, что у меня мало времени. Так что давай прекратим страдать хуйней, ладно? Хочешь жить? Хочешь сохранить свои причиндалы и мужское достоинство нетронутыми? Где мои друзья?
Он почувствовал, как перемена пронеслась по комнате словно холодный ветер. Увидел, как Финдрич торжествующе оскалился.
– Прямо за тобой, педик.
Из теней в дальнем конце зала появились двенды.
Некоторые из них до сих пор были изваяниями по углам, и теперь вновь оживали, сбрасывая чары, придающие каменный облик, как змея сбрасывает кожу, меняя застывшие позы на мерцание синего пламени. Он увидел, как кое-кто на ходу разминает одеревеневшие мышцы шеи. Другие просто выходили из синей огненной дымки, как было в Эннишмине: словно прямо в пустоте сдвигались в сторону занавески на порталах, обрамленных тем же синим пламенем, впуская олдрейнов. Эти существа – высокие, с призрачно-бледными лицами, с очами, подобными ямам с блестящей черной смолой, – двигались с ужасной нечеловеческой грацией и самообладанием. Под мерцающими бархатистыми сине-серыми плащами они от шеи до пят были закованы в гладкие бесшовные черные одежды, которые как будто отталкивали свет. Двенды были вооружены сверкающими длинными мечами и богато украшенными топорами, и возглавляла их Рисгиллен Иллракская.
Рингил мрачно оглядел их и бросил короткий взгляд на Финдрича.
– Не эти друзья, – сказал он терпеливо.
Работорговец сплюнул на пол у его ног.
– Иди на хуй. Высокомерный аристократический хер. С тобой, блядь, покончено.
– Ну, это мы еще посмотрим. – Рингил поймал взгляд Клитрена. Кивком указал на Финдрича. – Не спускай глаз с нашего приятеля. Я разберусь.
Он двинулся навстречу Рисгиллен, пересекая каменный пол с узором в виде сот. Смутно осознал, что Нойал Ракан отрывистым тоном отдает приказы разинувшим рты имперцам, пытаясь вывести их из шока и замаскировать свой собственный. Испытал проблеск сочувствия. Он помнил свою первую встречу с двендой два года назад и леденящий душу ужас, охвативший его в тот раз. Конечно, имперцы были лучше предупреждены, и все же оставались в большинстве своем молодыми и не слишком опытными. Он видел, что с врагами-людьми они сражались уверенно, однако не мог предсказать, как парни справятся здесь.
Лучше не рисковать, выясняя это на практике.
Он прошел мимо Ракана и коснулся его руки холодным стальным краем выставленного щита.
– Держи их крепче, – пробормотал Гил. – Лучники пусть будут наготове, но не шевелятся, пока я не прикажу или пока эти ублюдки не попытаются напасть на меня. Понял?
– Да, мой… – Голос был напряженным и хриплым, он услышал, как Ракан сглотнул, чтобы прочистить горло. – Мой господин, неужели это действительно…
– Они умирают, как люди, – сказал ему Гил. – Помни об этом. Совсем как люди.
И оставил молодого капитана позади. Двинулся навстречу двендскому клину и их командующей. Он совсем забыл, какой холодной красотой наделена Рисгиллен, – забыл скульптурные черты ее лица цвета слоновой кости, выступающие скулы и гладкий бледный лоб, черные струящиеся шелковистые волосы. Большой и подвижный рот, длинные руки с тонкими пальцами.
Он и забыл, как она похожа на Ситлоу. Как сильно кровное родство поражало его, бередя старую рану.
Он все это заглушил. Убрал, спрятал за каменной маской, припасенной для битвы.
– Рисгиллен, – дружелюбно позвал он через разделявшее их пространство. – Ты действительно упрямая сука. Я предупреждал, чтобы ты сюда больше не возвращалась. Теперь мне придется убить тебя, как и твоего долбаного брата.
Она по-волчьи наклонила голову и улыбнулась.
– Этот мир принадлежит нам, Рингил, и мы будем владеть им. Мы владели им еще до того, как люди научились разводить свои первые костры на засушливых равнинах, мы будем владеть им еще долго после того, как вы все исчезнете. Вспомни ваши собственные легенды, если думаешь, что я лгу. Мы – олдрейны. Старшая раса. Мы – Блистающие Бессмертные.
– Да. – Рингил легко остановился в паре ярдов от нее. Если бы она сейчас подняла на него свой длинный меч, они могли бы соприкоснуться клинками. – Легенды, которые я читал, говорят, что четыре тысячи лет назад Черный народ надрал вам задницы и изгнал отсюда. Чем вы с той поры занимались… хандрили?
Он услышал сердитое фырканье в строю двенд. Похоже, они неплохо изучили наомский – значит, провели здесь довольно много времени. Двендский воин сбоку от Рисгиллен дернулся, его бледное лицо исказилось от гнева, взмыла секира. Рингил небрежно поднял Друга Воронов и указал им на олдрейна.
– Ты… даже не думай об этом, мать твою.
Рисгиллен повернулась и что-то тихо сказала на олдрейнском языке. Возмущенный сородич затих и снова встал в строй. На устах Рисгиллен появилась прежняя тонкая улыбка. Она снова посмотрела на Рингила с выражением, граничащим с обожанием.
– Тебе следовало остаться на юге, – очень тихо сказала двенда. – Но я рада, что ты пришел. Я бы не хотела, чтобы ты разминулся со своей судьбой.
Рингил кивнул.
– Тогда давай приступим. Где этот ваш меч?
На миг ему удалось ее озадачить. Он увидел, как она замерла. Одарил ее кривой усмешкой.
– Рисгиллен, Рисгиллен. – Он украдкой собирал икинри’ска, словно складки тяжелой сети, которую намеревался забросить. В это же время… «Сбей ее с толку, Гил, говори как можно громче и бодрей». – Ты правда думала, что я приду к тебе неподготовленным? Ты правда думала, что последняя из ваших кретинских человечьих «шестерок» просто так выползет из проклятой Иллракской реликвии, куда его магией засунули пять тысяч лет назад, и заберет мою душу? Ты действительно ни хуя не поняла, с кем связалась, не так ли?
Сестра Ситлоу устремила на него долгий холодный взгляд, и ее черные пустые глаза ловили отблески света от факелов, озарявших комнату, превращая свет во что-то другое.
– Это ты не понял, – прошептала она.
И в тот же миг Рингил почувствовал, как на него обрушились двендские чары во всей связующей мощи. Вспомнил о времени, проведенном с Ситлоу в Серых Краях, о тонкой паутине принуждения, которую тот плел вокруг него и существование которой он осознал лишь впоследствии. Чары падали на него под углами, которые он не мог ни увидеть, ни назвать, сворачивались в клубки, издавая при приближении беззвучное шипение…
Он потянулся к икинри’ска. Ухмыльнулся, когда сила вспыхнула внутри головы, словно ледяное пламя. Ударил.
Ничего.
Он попробовал еще раз, приложив больше усилий. Двендское принуждение немыслимо усилилось, погасило проблеск икинри’ска, едва тот появился. Он закричал. Что-то в его груди разорвалось от такого поворота – казалось, его грудная клетка вот-вот треснет, как скорлупа ореха в сдавливающих ее челюстях. Руки повисли вдоль тела, как будто отягощенные балластом. Друг Воронов выпал из пальцев, щит вырвался из левой руки. Они с лязгом и грохотом упали на пол с узором из сот. Его голова на секунду откинулась назад, а потом выпрямилась без всяких усилий с его стороны. Он бы упал на колени, если бы выбор был за ним. Но какие бы силы ни высвободила Рисгиллен, они удерживали его в вертикальном положении, словно насаженным на острие, проткнувшее грудину.
Он вывернул голову набок, выкатил глаза, как испуганная лошадь, пытаясь разглядеть своих людей…