– В одном ты прав, – говорит он, не двигаясь и не отводя взгляда от звезд над головой. – Никто из нас не готов. Нет, мы не выпустили на волю Иллракского Подменыша – мы его даже не нашли. И плавучий город Ан-Кирилнар не разыскали. Тем временем на юге у меня за спиной началась война, мы в трех тысячах миль от линии фронта, в тылу врага, и мои друзья в плену. А чтобы жизнь медом не казалась, меня по-дружески навестила Королева Темного Двора, по словам которой двенды собираются пустить в ход Когти Солнца.
Тишина – и на мгновение Гил думает, что ошибся – Хьил все-таки заснул, сидя там, и он разговаривает сам с собой.
Затем обездоленный князь снова начинает говорить, и в его голосе слышится сдержанное напряжение, в котором Гил распознает недоверие или даже легкую зависть.
– Ты призвал Вивидару Темную?
Рингил смотрит на звезды. Зевает.
– Нет, я думаю, будет справедливее сказать, что она призвала меня.
Он знает, что пантеон Хьила на самом деле не такой, как тот, который почитают в храмах Лиги, или даже как его грубое подобие, которому поклоняются в степях соплеменники Эгара. Но некоторые из имен Ан Фой созвучны, и сходство достаточное, чтобы обнаружить общую основную закономерность. Собрание загадочных отсутствующих повелителей, требующих абсолютного повиновения во все времена, но редко появляющихся, чтобы воспользоваться им; грубая иерархия, размытая и перепутанная из-за непоследовательной мифологии, намекающая, что отношения божеств менее формальны и более сложны, чем признают храмовые служители. Супруги Хойран и Фирфирдар восседали на тронах, окруженные свитой придворных, как правило, верных, но были повествования о бунтах, обидах, предательстве и склоках…
Временами Гил понимает стремление к простому порядку, которое привело южан к их бесплодной вере. Как приятно, должно быть, осознавать, что существует всего один вседержитель с единственным набором заповедей, которые он передал людям бескорыстно, ради их собственного блага, и что все – от глубин океана до звездного неба – находится в его надежных руках.
«Да уж, – фыркнул Эгар однажды ночью в степи, у костра. – Если ты в это веришь, купи мой караван единорогов? Недорого».
Рингил чувствует, как от воспоминания вздрагивают уголки рта. Ерзает на одеяле, устраиваясь уютнее. Сытый желудок урчит, по телу распространяются тепло и блаженство. Кажется, поведав о своем бремени обездоленному князю, он перерезал какой-то канат внутри себя и теперь наконец-то дрейфует на волнах усталости, степень которой только начинает осознавать.
– Появление Вивидары предвещает разрушение, – тихо говорит Хьил. – Ибо смерть и пламя следуют за ней, приводит она в смятение людские надежды и страхи везде, где появляется, – хаос крадется за ней по пятам.
– Угу, – бормочет Гил. – Там, откуда я родом, говорят примерно то же.
– Какой она тебе явилась?
– М-м-м… царственной. И немного высокомерной. – Он снова зевает, очень широко. – Вообще-то, она напомнила мне мать.
– Другие боги, о которых ты мне рассказывал, были осмотрительны. – Голос Хьила как будто отдаляется все сильней. – Они играли в игры. Надевали обличья или приходили к тебе в снах.
– М-м-м.
– То, что Вивидара явилась к тебе так открыто, не может быть хорошим знаком. Это значит, что игра, в которую они играют, приближается к кульминации. Грядут пламя и разрушение – и, скорее всего, Темная Королева собирается вершить их через тебя.
Рингил смутно осознает, что поворачивается набок, оставляя голос Хьила вместе с жаром костра за спиной, обращая лицо во тьму.
– Все будет, если я попаду в Эттеркаль и найду Финдрича, – сонно бормочет он.
И тонет.
Глава двадцать пятая
Эгар бродил по бесконечным коридорам и лестницам из железа или какого-то темного сплава, очень похожего на него. Местами металл оживал, освещая ему путь – мягкие красные огоньки вспыхивали на поверхностях, словно их нагревали изнутри, окрашивая ближайшее пространство тусклым печным свечением. Но когда он осторожно поднес тыльную сторону ладони к источнику света, тепла не было совсем. Сплав казался одинаковым повсюду, где маджак касался его, прохладным и гладким, и свечение исчезало вскоре после того, как Драконья Погибель удалялся, – он оглянулся один раз и увидел, как оно гаснет, отчего по коридору надвигается слегка тревожащая тьма.
Он полагал, что заблудился.
Он блуждал уже почти час, не особо заботясь о том, куда ведут его ноги, но стараясь только подниматься по ступенькам или лестницам. Он полагал, что находится в безопасности под бдительным оком Стратега – а если опасность исходила от самого демона, то какая разница, куда занесет Драконью Погибель, – но кусок цепи все равно прихватил, дважды обмотав вокруг кулака, и теперь она ободряюще позвякивала на каждом шагу.
Часть его жаждала шанса ею воспользоваться.
Может, ему встретятся эти крабопауки, каким-то образом вырвавшиеся из-под контроля Стратега. Или гигантские крысы, обитающие в стенах…
«Не нужна тебе потасовка, Драконья Погибель. Что тебе на самом деле нужно – так это поспать».
Он думал, что очень устал – он действительно устал, у него все болело, – но сон не брал маджака, сколько бы тот ни катался и ни ворочался на кровати шириной в пол-акра. Когда он пытался лежать спокойно, в конечностях начинались зуд и колотье, а живот болел от всех съеденных слив. В конце концов, он встал, но лучше не стало. Апартаменты не могли его удержать, в них смердело изысканной темницей. Как в тюрьме, куда его засунули имперцы в Ихельтете, в них ощущался поверхностный комфорт – что-то вроде извинения за истину, которая заключалась в том, что он угодил в брюхо чудовища размером с город и оно его не отпустит. Тяга к открытому пространству и горизонту казалась стойким похмельем, от которого никак не избавиться.
«Ебаный кочевник…»
Внезапно Драконья Погибель осознал, как сильно скучает по степи – просторным открытым небесам, бесконечной плоскости земли, без видимых границ, куда бы ты ни поехал. За последние три года он побывал в болотах и на кораблях, в курильнях, борделях и тавернах, трущобах, дворцах и тюрьмах, исходил запутанный лабиринт улиц имперской столицы, в Раджале, Ланатрее и Орнли повидал примерно то же самое. И теперь он вдруг почувствовал, что все это было лишь отвлекающим маневром, серией дешевых трюков шлюхи, ее он купил, чтобы не тосковать по умиротворению, которое чувствовал, сидя у костра на бескрайней равнине, где Лента и звезды кажутся такими близкими, что можно их потрогать, и рядом пасутся буйволы…
«Ага – вернешься ты туда, Драконья Погибель, и через три сраных дня начнешь выть, как тебе не хватает надушенных рук Имраны и ихельтетских улиц».
«Ты. Очень. Устал».
Он заметался по спальне. Уставился на свою смятую постель, как на зверя, которого надо было как-то убить. «О, ради Уранна». Он оделся, схватил цепь, оставленную возле кровати, и поспешил прочь из апартаментов в поисках… чего-то.
Чем бы оно ни было, пока что не нашел.
Но в конце концов он обнаружил ступеньки, которые вели не в новый коридор, а куда-то еще. Взбираясь по ним, маджак почувствовал на лице прохладный ветерок и подумал, что наконец-то добрался до места, откуда открывается такой вид на горизонт, какой может предложить Ан-Кирилнар. Но трап привел его в огромный, охваченный сквозняками ангар, где с потолка свисали неподвижными и безмолвными силуэтами крюки грузовых кранов, а на полу высились груды металлолома. Через ряд огромных окон, расположенных высоко в стене, пробивались прерывистые полосы света Ленты. Из столь же массивных отверстий в полу доносился отдаленный шум океана внизу.
Эгар постоял немного, обдумывая увиденное.
Он не был слишком впечатлен размерами ангара или механизмами: он видел подобные места в Ан-Монале. Но тогда кириаты еще не ушли, краны двигались, поднимая грузы через люки и перемещая их туда-сюда. Вокруг царил шум и свет. Стук молотков, крики, сверкающие каскады искр от инструментов Черного народа, которыми обрабатывали металл.
А здесь он как будто попал в мавзолей.
Драконья Погибель осторожно подошел к ближайшему из огромных люков, радуясь тому зыбкому свету, какой был в его распоряжении. Всмотрелся в слабо светящиеся беспокойные плещущие волны в сотне футов от пола. Он не совсем понимал, как очутился на самых нижних уровнях Ан-Кирилнара, выбирая лестницы и ступени, ведущие наверх, но, наверное, это было подходящее место, чтобы взять себя в руки и перестать брести непонятно куда.
Некоторое время он стоял в почти полной темноте, глядя вниз, прислушиваясь к океану и звукам собственного дыхания.
– Падение, по всей вероятности, убьет тебя, – сказал демон ему на ухо. – Я бы не советовал этого делать.
– Неужели я выгляжу так, будто собираюсь прыгнуть? – огрызнулся маджак, поскольку от неожиданности подпрыгнул очень даже высоко.
– С людьми трудно сказать наверняка. Но многие другие так и поступили.
– Другие?
– Да. Те, кто нашел здесь приют. После победы при Инатхараме бо́льшая часть этого побережья стала непригодной для жизни как кириатов, так и людей. Земля умерла, как и большинство ее обитателей.
Драконья Погибель хмыкнул.
– По-моему, это не очень похоже на победу.
– Этот край также стал непригодным для жизни олдрейнов, что и было главной целью сражений. Их города были уничтожены, население истреблено или изгнано. Я использую термин «победа» в этом смысле. После случившегося, однако, несколько небольших групп выживших с кириатской стороны пробрались сюда в надежде найти убежище. Тех, кому удалось доказать свою преданность, впустили. Здесь, вместе с гарнизоном, они ждали спасения с юга.
– Ты говоришь о выживших людях?
– И людях, и кириатах. – Деликатная пауза. – Кириаты выдержали ожидание лучше, чем люди.
Эгар подумал о коридорах, по которым бродил до сих пор, и представил себе, что ему пришлось бы жить здесь, словно в осажденной крепости.