За ночь небо прояснилось, и когда они проснулись рано утром, то увидели бледную Ленту с розовыми краями, изгибающуюся над головой на фоне почти безоблачного рассвета. Безжизненный ландшафт вокруг них от этой перемены казался более мягким, каким-то менее резким и угрожающим, словно новый свет отчасти согрел камни. Арчет почувствовала, как это расслабило мужчин, когда они суетились, собирая лагерь. Она их не винила. Она и сама не в первый раз поняла, как сильно скучает по привычно-ясному ночному небу юга. Как сильно скучает по…
«Ишгрим».
Раскрутились воспоминания и острыми ножами ударили в живот и глаза. Вот они лежат вместе в холодном поту на балконном диване, Арчет указывает на кириатские созвездия, называя их по именам, и обе смеются, когда Ишгрим неуклюже пытается скопировать произношение.
Они расплакались, когда Арчет пришло время взойти на борт корабля на верфях Шанты.
«Вот увидишь, – солгала Арчет. – Не успеешь опомниться, как я вернусь. Не о чем беспокоиться».
Ишгрим ничего не сказала. Несмотря на кое-какие игры, в которые они играли в постели, она не была невинной. Рабство породило в ней твердое, непоколебимое видение мира, и они обе знали, с каким риском столкнется экспедиция.
«Я буду молиться за тебя Темному Двору», – выпалила она, когда Арчет повернулась, чтобы уйти.
«Хм. Если ты этого хочешь».
«Я знаю, что ты в него не веришь, – дерзко сказала она, вскинув подбородок так, что у Арчет кольнуло в груди. – Но Соленый Владыка Такавач ответил на мои молитвы в неволе. Он привел меня в безопасную гавань с тобой. Может, у него есть предназначение для нас обеих».
В последний раз она видела стройную, очень прямую фигуру девушки в солнечном свете, неподвижную среди ликующей толпы на смотровых площадках верфей, пока флотилия плыла по течению вниз по реке к устью и морю. Ишгрим ни разу не помахала, и Арчет, которая смотрела на нее прищурившись, пока расстояние не отняло эту возможность, видела, что руки девушки крепко сжаты на перилах площадки.
Она схватила боль воспоминаний обеими руками. Выкрутила и превратила в силу. «Держись, девочка, я иду к тебе. Укокошу на хрен все и вся, что встанет у меня на пути в этот раз».
– Вид-то получше, – весело сказала она Эгару, когда их пути пересеклись в суматохе.
Он проворчал, застегивая ширинку:
– Ага, солнце взошло. Будем надеяться, что это сраное знамение.
Даже если все было не так, дела шли неплохо. Они быстро пересекли внезапно позолоченную солнцем местность, по дорожке из брусчатки, которая с каждым шагом становилась все лучше. Огненный дух несся в авангарде, бледный и временами плохо различимый, но редко колебался больше нескольких секунд, прежде чем броситься вперед. На мощеной дороге не было видно ни разветвлений, ни обрывов, и вскоре после полудня они оказались в прохладной тени следующего гребня. Террасы, идущие зигзагом по склону горы, были под стать тропе – в гораздо лучшем состоянии, чем те, по которым они шли в предыдущие два дня, более широкие и с более снисходительным уклоном. С новой энергией, которую принесла им перемена погоды, путники преодолели гребень, имея в запасе несколько часов дневного света.
Тропинка шла вверх, а потом вниз обманчиво бесхитростным образом, расширяясь по мере спуска на другую сторону, и почти сразу же проходила между массивными спаренными «пнями» двух колонн, обрамлявших то, что когда-то было воротами. За кривыми, торчащими как клыки останками открывался вид на простирающиеся внизу возвышенности.
– Ебаный Ураннов хер… с яйцами… – Ругательство сорвалось с губ Эгара почти с благоговением.
Перед ними покоились руины города, который в пору своего расцвета поглотил бы Ихельтет целиком.
Он покрывал покатые склоны и равнины лежащего впереди ландшафта – во всех смыслах и целях он и был этим самым ландшафтом, выглядящим как огромная шахматная доска из пересекающихся бульваров и громоздящихся зазубренных развалин, простирающаяся до самого горизонта, куда ни кинь взгляд. Кое-где, прищурившись, можно было разглядеть дерзкий шпиль уцелевшего строения, стену, купол или башню, но это не имело особого значения и почти не относилось к делу. Там, внизу, виднелись груды щебня, которые, по прикидкам Арчет, должны были подниматься выше самых высоких башен, когда-либо построенных людьми.
Холодный нетерпеливый ветер дул на них с северо-востока, хлестал по лицу, дергал за волосы, осыпал частицами мелкого песка, которые от резких порывов жалили глаза. Арчет казалось, что ветер дует с дальнего конца света.
– Куда подевался наш огненный танцующий друг? – спросил Драконья Погибель.
Она огляделась по сторонам. Никаких признаков проводника.
– Я видел его там, на улице, – встрял Селак Чан. Ткнул пальцем. – Летел вдоль вон той… о, его уже нету. Наверное, он за тем треснувшим куполом. С бледно-голубым верхом?
«Отлично…»
– Ладно, – сказала Арчет, взглянув на Эгара. – Думаю, это место ничем не хуже других, чтобы разбить лагерь. Как думаешь?
Драконья Погибель нахмурился и прищурившись посмотрел на небо.
– До темноты еще есть время. Лучше им воспользоваться и спуститься на ровную местность. И спрятаться от этого ветра, если сможем.
Она пожала плечами. Довод был справедливый – она забыла про ветер.
– Ну тогда как скажешь.
И они, собравшись, все еще не видя неуловимого огненного духа, спустились в разрушенный город.
«Он может отправиться на разведку и вернуться, проверив обстановку. Постарайся быть терпеливой, когда такое случится, дай ему сделать свое дело и защитить тебя как можно лучше».
Но Арчет была утомлена и измотана путешествием, ей не терпелось поскорее покончить со всем этим. И к тому времени, когда она вспомнила предупреждение Стратега, они уже углубились в разрушенные безмолвные окраины города, на улицы спустилась ночь, и было слишком поздно для предупреждений любого рода.
Глава тридцатая
«Гибель дракона» вела импровизированную флотилию в некоем подобии зачарованного танца по безликой серо-зеленой океанской зыби и ряби между Хиронскими островами и северными берегами Джерджиса. Это были морские пути, известные среди моряков своей непредсказуемой погодой и легендарными монстрами из глубин. Китобои – те, кто отправлялся на север от Трелейна, чтобы, вооружившись гарпунами-зубочистками на ниточках, бросить вызов чудовищам, размерами превосходящим их корабли, – возвращались с байками про кракенов и мерроигай, про свирепые быстрые шторма, которые налетали из-за горизонта за несколько минут, обрушивались на суда со смертоносной силой и так же проворно уносились прочь. Они рассказывали истории о ползучих морских туманах и глазах, во тьме глядящих с мачты, о том, как скребутся о корпус огромные безымянные твари, и о внезапно набегающих из ниоткуда волнах, способных утопить что угодно, о странных огнях в небе и пылающем пламени в глубине, о движущихся, дышащих островах, которые появлялись и исчезали в соответствии с никому не известной картой…
Люди на кораблях Рингила ничего такого не видели. Небо над ними оставалось ясным, годным для путешествия; дул ровный ветер. Раз или два впередсмотрящие предупреждали о том, что приближается шторм, но, когда они достигали чего-то вроде места предполагаемой встречи, недружелюбные тучи каким-то образом поворачивали в другую сторону, и в худшем случае их ждали короткий дождь и легкая качка.
– Я же говорил, – как-то ночью сообщил своим приятелям морпех, отстоявший вторую вахту, когда они пришли его сменить и вся компания задержалась на задней палубе вместе с более-менее надежным рулевым-капером. – Я слышал, как господин Эскиат пообещал капитану, прежде чем отправиться в свою каюту, что плавание будет спокойным, – и поглядите, оно спокойное и есть.
– Ага, – хохотнул другой мужчина. – Такое спокойное, что даже старый засранец Ньянар с ним справится.
– Захлопни пасть, морпех. – Старший вахтенный оторвался от ограждения борта и повернулся к своим людям. – Ты говоришь про имперского дворянина, который к тому же твой шкипер.
Оскорбивший Ньянара имперец пожал плечами.
– Как по мне, он не способен проложить курс даже в шлюхину щель. Долбаный капитан речной посудины.
– Предпочитаешь довериться неверному колдуну из дальних земель, да? – насмешливо спросил еще один сменившийся вахтенный. – Где твоя святая вера, брат? Где твоя чистота?
– На хер чистоту. Неверный головорез-колдун или нет, но это он завел нас так далеко. Благодаря ему мы победили… – Он ткнул пальцем в безмолвного рулевого. – …эту пиратскую мразь. Кроме того, как я слышал, в нем столько же ихельтетской крови, сколько и северной, по материнской линии.
– Да, к тому же он из благородных. – Морпех, который говорил о погоде, глубокомысленно кивнул. – Помнишь речь, которую мы услышали от господина Шанты в день выхода в море?
– Совсем забыл об этом. Мать твою, как будто все случилось в другой жизни, верно? Но да, ты прав. Предков его матери изгнали из Ихельтета три поколения назад или что-то вроде того. Они из отрицателей Ашнала, так?
– Ну, тогда они сами не лучше неверных, – огрызнулся благочестивый морпех. – Ашнал – это Слово Живое, ничем не хуже любого другого стиха из Откровения.
– А она и впрямь немного похожа на южанку. Мать. В Ланатрее я об этом не подумал, но теперь, когда мы вспомнили… Нос, скулы и все такое.
– Я ей на другие щеки смотрел.
Похотливое фырканье и смешки. Кто-то изобразил стон.
– Нет, ну правда же? Она выглядела как…
– Выглядела она, если хотите знать мое мнение, очень ебабельно. Какая разница, откуда она родом? Зад у нее как у бабы вдвое моложе – вот что важно.
– Продолжай мечтать, Нагарн. Мечта – самое близкое расстояние, на которое ты сумеешь подобраться к такой благородной киске.
– Ой, да что ты знаешь, мать твою? Был один случай в Хангсете…
– Господа.
Хриплый скрежет, едва похожий на голос, донесся из переднего угла палубы, где на шкафуте оканчивались ступени трапа. Он был не очень громким, но рассек гул сплетен как хлыст. Морпехи обернулись как один. Даже рулевой моргнул, не в силах сфокусировать взгляд на горизонте.